Откуда только силы взялись вцепиться зубами в край сосуда. Даже когда внутри не осталось ни одной капли, Иван продолжал сжимать челюсти.
— Хочешь закусить им? — вновь засмеялась женщина, с силой вырывая кубок. — Теперь у тебя появились силы, и ты сможешь ответить на несколько вопросов.
— Что вы хотите знать? — Говорить все еще было трудно. Адская головная боль мешала привести мысли в порядок.
— Прежде всего, как ты попал сюда?
— Об этом нужно спросить у вас, наверное, — усмехнулся Иван и тут же поморщился от очередного спазма, скрутившего мозг в тугой узел.
— Не шути со мной! — вкрадчивым голосом предупредила женщина. — Я могу сделать так, что смерть твоя будет еще мучительнее.
«Куда уж более? — невесело подумал Иван. — Разве что будешь отрывать от меня по кусочку. Но вряд ли станет больнее. Что с моей головой? Из нее как будто вытягивают волокна, медленно, мучительно, по одному». Боль была так сильна, что не позволяла даже стонать, становясь невыносимой. Иван чувствовал, что чудом держится в сознании.
— Головная боль — это неотъемлемая часть превращения. Твое мышление перестраивается. Меняется его модель. Это должно произойти при жизни, раз уж ты здесь так некстати оказался. — Она с брезгливым выражением наблюдала за гримасой боли на лице Ивана.
«Откуда такая ненависть? — вновь подумал он, наблюдая за злодейкой. — Что я такого сделал, чтобы заслужить ее?»
— Ты не должен был появляться на свет! — произнесла женщина, и Иван понял, что его читают, как открытую книгу. — Но ты родился! Что мы только не делали, чтобы избавиться от тебя! Но все оказалось без толку! И главное, мы не могли тебя просто убить! Это против правил…
— А сейчас… это не против правил? — даже в этот момент ирония перевешивала все остальные чувства. Иван чувствовал, что конец его близок, так почему бы не умереть с улыбкой на губах? Жаль, что ему никогда еще так не хотелось жить, любить и быть любимым.
— Повторяю вопрос: как ты здесь оказался?
— Я уснул… в Оазисе жизни, а проснулся тут… — Он еле шевелил губами.
— Я знаю это, идиот. — Злость женщины достигла точки кипения. — Я спрашиваю, как ты оказался в Оазисе жизни?
От удивления Иван на секунду забыл о боли. Какое ей дело до Оазиса жизни?
— А какое это имеет отношение к вам? — Вопрос невольно сорвался с кровоточащих губ.
— Вопросы здесь задаю я! А ты должен на них отвечать! — Еще чуть-чуть, и она набросится на Ивана с кулаками.
— Вам я ничего не должен, — медленно, по слогам отчеканил он. — Если я кому-то и должен что-либо, то это своей матери! И то, лишь потому, что она родила меня. Видно, ей это стоило огромных усилий, раз воспитать уже сил не хватило…
— Ах, вот как ты заговорил? — Голос злодейки вновь стал вкрадчивым. — А ты далеко не так прост, каким кажешься сначала. — Какое-то время они буравили друг друга глазами. Иван не собирался первым сдавать позиции, хоть держаться уже не было сил. — Хорошо! Ты ответишь матери на этот вопрос! А пока… пока ты помучаешься… Ты узнаешь, что такое настоящая боль. — С этими словами она обвела его тело рукой и произнесла несколько слов на непонятном языке.
Все познается в сравнении. Иван это понял сразу же, как только незнакомка растворилась в воздухе. Его скрутила такая боль, что откуда только взялись силы кричать. Он заорал во всю мощь легких! Крик завибрировал в замкнутом пространстве, грозя разрушить его своей силой.
— Чем же так опасна мужская башня? — подозрительно спросила Таня.
— Нехорошее это место! — опять произнесла Прасковья. — Нежилое! Поговаривают, что ходит там приведение. Оно влияет на головы мужчин, делая их одержимыми. — Она замолчала и стыдливо потупилась.
— В каком смысле одержимыми? — допытывалась Таня.
— В смысле… в смысле женщинами… — покраснев, ответила бедняжка.
— Не поняла. После ночи в башне, они начинают бросаться на женщин? — Таня видела, что природное целомудрие собеседницы страдает, что такие разговоры ей не по нутру, но непременно хотела докопаться до истины.
Андрей молча слушал их беседу. Напугать его приведением после всего того, что он узнал с момента попадания в Оазис жизни, сложно. Это самое меньшее из зол. Он с опаской посмотрел на Пану. Та снова погрузилась в себя. Выглядела печальной и отрешенной. Она не участвовала в разговоре. Андрей сомневался, что она вообще что-то слышала, так далеко унеслись сейчас ее мысли.
— Они начинают вести себя непристойно? Становятся жестокими? — не отставала Таня от раскрасневшийся от стыда Прасковьи.
— Ох, я не знаю! — взмолилась женщина. — Они… они… в общем, они меняются.
— Я ничего не поняла, а ты? — обратилась Таня к Андрею.
— Единственно я понял, что это не опасно для жизни, — улыбнулся он. — Не мучь ее. Она уже сама не своя. — Прасковья, на самом деле, стала пунцовой от стыда. Сидела на краешке скамейки и озиралась по сторонам в поисках поддержки. Она с благодарностью посмотрела на Андрея, когда Таня решила прекратить допрос.
— Пойдем, Паночка. Милая, тебе пора отдыхать, — повторила Прасковья просьбу, когда Пана никак не отреагировала на ее слова. Она продолжала находиться в прострации. Андрей дотронулся до ее руки. Она вздрогнула и с испугом уставилась на них. — Пойдем, милая. Сейчас время отдыха, и ты должна поспать.
Пана вцепилась в руку Андрея, явно не собираясь никуда уходить.
— Иди и ничего не бойся, — успокоил Андрей, сжав ее руку. — Мы никуда без тебя не уйдем. Будем рядом.
Уводимая Прасковьей, Пана все время оглядывалась, мысленно умоляя их забрать ее скорее из этого места.
— Да уж, — выдохнул Андрей. — Кому нужен рай, если его навязывают силой!
— Послушай! — обратилась к нему Таня. — Я ничего не поняла про эту башню. Пойдем, поговорим с Еленой. Мне кажется, она тут самая общительная, не такая забитая, как остальные.
— Зря ты так волнуешься! — с улыбкой произнес Андрей, когда они направлялись к дому Елены. — Ничего серьезного мне не грозит. И уж тем более одержимость. — Он рассмеялся, таким глупым ему показалось предположение.
— Не забывай, что ты не должен находиться в этом мире. — Татьяна оставалась серьезной, не отреагировав на его смех. — Это для них он не представляет серьезной опасности, поскольку они полноправные его члены. А для тебя он может стать опасным. Мы ни в чем не можем быть уверены наверняка.