Его речь показалась мгновением, по сравнению с той вечностью, в которой они просидели без движений. Когда Мэг осознала, что происходит — её сердце зашлось от боли. Разум разрывался от бешеного отчаянья из-за собственной беспомощности и ужаса потери. Такого страха она не ощущали никогда! Его нельзя было сравнить ни с чем!!! Она не могла повернуть голову, чтобы увидеть выражение лица Ральфа, и как только это насильственное наваждение спало, из её груди вырвался протяжный вопль. В порыве отчаянья, она бросилась к пустой колыбели и застонала, как раненое животное.
Мэг обернулась на дрожащих ногах и посмотрела на окаменевшее и серое лицо Ральфа. Её шепот громом разрезал эту повисшую гробовую тишину:
— Кто это был, Ральф? Почему он забрал нашего сына? Ральф ответь мне, ради всего святого! Не молчи!
В его потухших глазах застыла мука, она впервые увидела во взгляде князя боль, адскую боль.
— Старейшина селения чародеев, — заскрежетал он зубами. — Проклятый Хабос! — Ральф закинул голову и зарычал. Словно мечущийся в западне зверь, он с яростью опрокинул столы, и, растолкав всех, подбежал к кучке праха оставшегося после Магнуса и принялся остервенело топтать его ногами. — Мерзкая скотина, что ты сделал со мной?!! Как ты посмел!
И снова её дрожащий голос резанул его слух:
— Он … они хотят … убить моего мальчика?
Лицо Ральф исказилось от острой боли, и он закрыл глаза:
— Да.
— Его ведь можно спасти? — Мэг направилась к нему. — Лукаша ведь можно забрать? Отвечай мне, Ральф, что же ты молчишь?! — она толкала его в грудь, а он бессильно смотрел на её залитое слезами лицо. — Ральф не мучь меня!
— Нет, Мэг, — еле слышно прошептал он, вонзая каждое слово в её сердце. — В селение чародеев … дороги нет. Это … невозможно. Я … прости, наш сын, как и мы вскоре, … умрет.
— Нет, нет, нет, нет!!! — закричала она, сходя с ума от обрушившегося горя. — Нет!!! — Мэг сорвалась с места и побежала, подхватив юбку. Куда? Она не знала. Она неслась вслед за своей взорвавшейся душей, вслед отобранного и похищенного счастья.
— Закрыть ворота! Никого не впускать. Браз, недовольных высылать из Фархада! Всех подозрительных — казнить на месте! Пока я ещё князь и моя воля для вас ещё закон! — сипло проревел Ральф, направляясь за своей женой.
Он догнал её в потайном туннеле. Мэг уже успела пробежать полпути, несясь в полной темноте, когда его рука обхватила её за талию.
— Мэг, остановись!
— Нет, пусти меня! Я должна его найти! Попросить помощи, нужно что-то делать! — вырывалась она. Ральф позволил ей бежать дальше, и уже на жертвенной поляне, он остановил её снова.
— Куда, … куда ты бежишь, Мэг?! — обнял он её, прижимая к груди. — Мы повержены, разве ты до сих пор ещё не поняла? Лукаша нельзя вернуть, нельзя спасти! Проклятый Магнус погубил нас всех! Лугару не знают, где тропа, ведущая в магическое селение, на неё наложены чары, только сильный чародей в силах её отыскать, а в нашей провинции чародеев больше нет. И никто из других князей не придёт нам на помощь, они только с радостью станут потирать руки. Мы с тобой падаем в пропасть, Мэг! — с горечью зашептал он.
— За что, Ральф, за что? — зарыдала она.
— Это Джафрат-Кир, его тайной сутью правят чародеи, на самом деле это они держат в капкане его зверя. Одно я могу сказать тебе точно, мой маленький филин, мы с тобой умрем в один день. Останься со мной. Помощи ты нигде не найдешь. Мэг, не оставляй меня! Эта скорбь и отчаянье отравляют и меня. Я раздавлен. … Но с тобой у меня сохраняются хоть капли сил. Эта буря горечи и боли невыносима, но если ты будешь рядом — я умру с честью, без борьбы я не сдамся. Я и ты сейчас это все, что у нас с тобой осталось. Теперь я смело могу сказать тебе, не боясь быть уличенным в слабости — я люблю тебя. Прости, что тебе пришлось пережить всё это со мной, я желал нам другой судьбы.
Мэг забилась в его руках, заливаясь горькими слезами. Он терпеливо дал ей выплакаться, сам он плакать не умел, хотя сейчас хотел бы. Ральф обнимал её, целуя её волосы, вспоминая, как мало времени они были счастливы. Ральф подумал, что не даст кому-то убить её, если им суждено погибнуть — он сам убьет её, избавляя её от мучений первой. Чёрное небо Джфрат-Кира пропустило сквозь себя маленький теплый лучик, и этим светом для него была Мэг, сейчас он это понимал. Отчаянная тоска и безудержная волна боли заполняли его душу, переливаясь через края, когда он вспоминал личико своего сына, когда думал о том, как мало он прожил в этом мире, и том, что он, его отец, бессилен что-либо изменить.
Мэг отстранилась от его груди, и, спотыкаясь, подошла к алтарю. Упав на холодный камень, она прижалась к нему пылающим лицом, и не в силах больше плакать, прошептала:
— Почему ты так ненавидишь меня, Джафрат-Кир? Что мы сделали не так, за что ты причиняешь нам такую боль? Я не хочу верить, что это мир кровопролития и мрака, что его удел лишь печальная обреченность. Ради невинных жертв, отданных за моего сына, я прошу у тебя помощи. Не верю, что сила воинов, бедной Сирены и храброго Аттила питают кипящее зло чародеев. Ральф, как могло это случиться, как?
— Это я один во всём виноват, я был слишком самоуверен, чтобы заметить сплетающийся рядом заговор. Магнус знал, что я буду против, поэтому старый пёс не признался мне! Он обвёл меня вокруг пальца. Из-за какого-то чародея погибнет всё, что мне было так дорого. Прости меня, Мэг! — Ральф стал перед алтарем на колени, и поднял на неё свои потемневшие, изменившиеся от отчаянья глаза. — Сколько бы нам не осталось, ты будешь со мной?
Мэг опустилась рядом с ним, крепко обнимая его за шею, она молча закивала, снова давясь слезами.
Они пытались утешить друг друга, но боль не отступала. Единственное, что устоялось, так это ощущение неминуемой безысходности, и что самое удивительное собственную смерть они начали воспринимать спокойно, словно, как само собой разумеющееся.
Несколько дней Ральф пытался оградить провинцию от будущих волнений и распрей. Он часто отлучался из Фархада, объезжая стаи. Мэг оставалась ждать его в крепости, бесцельно слоняясь за её стенами. А ночами, они уже не занимались неистовой любовью, чтобы ощутить друг друга, чтобы излить свою страсть, сейчас им было достаточно лежать рядом друг с другом, крепко обнявшись, слушая биение любимого сердца. Ральф так и засыпал, вбирая в себя её запах, а Мэг отдавалась сну, укачиваемая на его широкой груди. Чем ближе было дыхание смерти, тем крепче становилась их связь, стирались различия, и уходило недопонимание. Каждый день проживался как последний, каждый рассвет и закат был неповторимым, запоминалась каждая улыбка, ловился каждый взгляд. Чтобы запомнить, … уходя в вечность. Надежды как таковой уже не было — было ожидание.
Невзирая на свою непрекращающуюся боль, Мэг постоянно думала о маленьком Лукаше, но она уже думала о нём как о присутствующем духе. Ей казалось, что её малыш уже перенёс эту жуткую и непоправимую вспышку мучений и его светлая душа присутствует здесь, рядом со своей матерью. Бродя по лесу, она часто разговаривала с ним с видом сумасшедшей, и что интересно, она действительно ощущала рядом с собой чьё-то незримое одобряющее присутствие. Мэг рассказывала ему о себе, о своей жизни до и после, о встрече с лугару и о Ральфе, она поведала по частям свою историю сопутствующей ей пустоте, где-то смеясь, где-то плача. И наперекор разумной логике, Мэг стало легче, будто бы действительно её выслушал внимательный и понимающий собеседник, прощающий ей все прошлые ошибки.
Её привлекли крики воинов, когда она уже возвращалась в крепость. Поведение лугару показалось ей подозрительным, и чтобы посмотреть, в чём же дело, Мэг подошла поближе. Сначала её захлестнул ужас от увиденной картины, на смену которому пришло взбунтовавшееся возмущение. Один из воинов уже тащил окровавленное и изуродованное тело маленького и щуплого лугару. Воин намеревался отдать его на съедение уже неистово воющим псарам, чувствующих кровь ослабевшей жертвы.
