Принцесса усмехается, переняла у Нишаль, со временем они неплохо сдружились:
– Тайну, ваше величество. Тайну, вашей богини.
– Какую тайну? – хмурюсь я.
– Разве вы не замечали? Когда её величество Нишаль уверена, что её никто не видит, она грустит.
Замечал, пытался расспрашивать, но Ни-ни отказывается признаваться и упорно делает вид, что мне померещилось, ага.
Я почти не задумываюсь над ответом. Предыдущий император, отец, отказал бы и наказал за дерзость. И по-своему был бы прав. Но Нишаль показала, что можно действовать иначе и выигрывать, а значит:
– Принцесса, я откажу принцу Намилана, если информация, которую вы мне изложите, будет достоверной и ценной.
– Сделка, – кивает она, садится и бросает мне на стол бумагу. – Пока мы не начали, подпишите, ваше величество.
– Что это? – я придвигаю документ ближе.
– Рекомендация на имя главы академии сформировать кафедру криминалистики и назначить меня старшей преподавательницей. Вы знаете, что мой жених, не намиланец, а мой настоящий жених, под руководством её величества разработал целую методику применения магии в ходе расследования. Поскольку, я участвовала и не единожды применяла чары на местах настоящих преступлений, лучше меня новую специальность никто не преподаст.
Нишаль могла бы, но ей, как императрице, не положено читать лекции.
– Да-да, я понял. Талантливого и очень перспективного второго наследника министра юстиции надо наградить браком с тобой, – я делаю вид, что собираюсь поставить подпись, принцесса не моргая следит за мной, аж вперёд подаётся, я в последний момент замираю, так и не подписав. – Обещанная информация, ваше высочество.
Принцесса ухмыляется шире:
– Вы себе не изменяете, ваше величество. Я до сих пор помню, как я переродилась. Точнее, не само перерождение, его я как раз не помню, я уснула и проснулась в новом теле. Я говорю о встрече, предшествовавшей перерождению. В моей спальне появился мужчина с нечеловеческой бледно-золотой кожей, будто усыпанной лёгкой перламутровой пудрой…
Эпилог 1
Магия бессильна против природы. Она может задержать старение, но не остановить. Совсем недавно, кажется, что только вчера, Тенер был молодым красавцем. Сейчас он тоже красив, просто красоту скрывают глубокие морщины, изрезавшие пергаментную кожу. Когда-то крепкое тело стало слабым, ссохлось, вместо тренированного рельефа просматриваются кости.
Тенер полулежит-полусидит в пуховых подушках.
Он настоял увидеть детей непременно сегодня.
В этой жизни я стала мамой четырежды, два сына и две дочки. Дети взяли от нас с Тенером самое лучшее. И не только лучшее. Старший сын нашёл себя в живописи, но обратной стороной таланта стало полное безразличие к политике. Младший сын готов не есть, не спать, а сутками конструировать артефакты. Тоже… не император. Зато старшая дочка уже заняла пост казначея, а всем чиновникам, пытающимся намекнуть ей, что не женское дело управлять государственными финансами, она, мило улыбаясь, предлагает проверить, все ли налоги выплатили принадлежащие семьям чиновников магазины и мастерские, а заодно посоревноваться во владении боевой магией. Младшая в государственных делах разбирается ничуть не хуже, но предпочитает заниматься социальной работой – шаг за шагом, медленно, через сопротивление, расшатывает жёсткую иерархическую связку. Уважать родителей хорошо и правильно, выслушивать советы тоже хорошо и правильно, но окончательное решение каждый должен принимать сам за себя. И отвечать за своё решение. Муж не должен быть властен над женой, а дядя – над племянником.
У нас пять внуков и четыре внучки, правнуки, и даже недавно родилась праправнучка.
Род Азани процветает.
– Всё, все вышли, – говорю я, когда дверь тихо захлопывается.
Тенер устало откидывает голову и молча протягивает мне руку.
Я присаживаюсь на кровать, сжимаю его пальцы в своей руке.
– Приляг рядом, – Тенер заметил, что я устала.
Я тоже постарела, малейшее усилие утомляет.
– У нас прекрасные дети.
– Угу.
Тенер открывает глаза, смотрит на меня внимательно:
– Ни-ни, ты должна кое-что знать.
– Да?
– Ни-ни, я люблю тебя, я…
– Я тоже люблю тебя, – перебиваю я. – Люблю, как никогда никого не любила.
И наверное, никогда не полюблю. Сколько миров мне пришлось пройти, пока я не встретила Тенера?
На глаза наворачиваются слёзы, но я не позволяю им пролиться.
Я не знаю, правда ли это, однажды отшельник, веривший в реинкарнацию, мне сказал, что если душу провожать на перерождение с любовью, то любовь притянет любовь, в следующую жизнь душа придёт желанным ребёнком в гармоничную семью.
Поэтому я взахлёб рассказываю о подаренном мне Тенером счастье, о чувствах, о том, что впереди не конец, а новое начало, дорога, полная приключений.
– Когда-то ты обещала, что будешь рядом.
– Я рядом, – я крепче сжимаю его пальцы.
Почему они такие холодные? Я пытаюсь растирать.
Тенер глубоко вдыхает:
– Ни-ни…
Его голос стихает.
– Тенер?!
Я продолжаю сжимать его пальцы, но теперь со мной на кровати лишь покинутая оболочка.
– Я люблю тебя! – выкрикиваю я, если он ещё может слышать.
На щеках становится мокро, я почти не чувствую, как льются слёзы. Как так? Нет, я знала, что так будет, мысленно старалась подготовиться, но…
Больно, невыносимо больно. И ни желания, ни сил задерживаться здесь хоть на миг.
Хлопок двери проходит мимо моего сознания.
– Уже уходишь? – шепеляво спрашивает не менее постаревшая Нишаль, почему-то, когда мы наедине, я продолжаю звать её не принцессой, а её первым именем, которое она носила до встречи с оператором.
Дышать тяжело, горло будто тисками сдавлено.
– Да, ухожу.
Я тянусь к браслету, чтобы отправить запрос на перерождение. Попаду снова в «рабочий» мир с высокой концентрацией магии, запрусь в мастерской. Там же будут мастерские? Хочу стать артефактором, ювелирная точность и концентрация на чарах – то, что мне нужно, чтобы не вспоминать, не видеть перед глазами его лицо, его улыбку. Минуту назад он дышал, жил, улыбался мне, был со мной, а теперь его нет. И в моей жизни больше никогда не будет.
– Подожди минутку, – останавливает меня Нишаль.
– Зачем? – вяло удивляюсь я, но движение останавливаю.
– Его величество был хорошим императором, как и ты – хорошей императрицей. Он заслуживает, чтобы его помнила не только ты. А ты, забавно, я так и не знаю, как тебя зовут…
Зовут?
– Я меняю имена, как ты платья. Нет у меня больше настоящего имени.
Нишаль тяжело опускается в кресло, обмахивается веером.
Я отворачиваюсь, вызываю голографическое окно.
Она меня снова останавливает:
– Ты, душа, говорила, что я глупая, но сама ты, уж прости за правду, дура. Если тот мужчина с золотой кожей смог переместить мою душу из родного тела в тело принцессы и сохранить мою память, личность, то и с его величеством смог бы. Неужели ты думаешь, что Тенер бы не согласился последовать за тобой в следующую жизнь?
Я откидываюсь на подушку и смеюсь до слёз.
– Конечно, согласился бы!
Нишаль хмурится:
– Тогда я ничего не понимаю.
– Есть заведённый природой ход вещей. Люди рождаются, живут и уходят. Если люди перестанут увядать и умирать, то очень скоро их станет так много, что мир не выдержит их. Он ведь только кажется бескрайним, а мир граничен. Посмотри на эту комнату. Сколько людей ты сюда можешь привести? Заставить их лечь и утрамбовать рядами с пола до потолка – сотню? Это будет ужасно. Но даже так ты не сможешь добиться, чтобы в комнате поместились все жители столицы.
– К чему этот бред? – не понимает Нишаль.
– Бред? Возможно. Я пыталась сказать, что природа мудра, а беспамятство – благо. Я стараюсь не терять человечность, но пройдёт ещё несколько жизней, и проблемы людей окончательно станут для меня вознёй малышей, делящих игрушку. А это неправильно. И больно. Я окончательно перестану чувствовать вкус жизни. Представляешь, вроде бы ешь самую сладкую шоколадную конфету, а она пресная, будто бумагу жуёшь? Я люблю Тенера. Как я могла бы обречь его на такое существование?
