с радостью помог ей напоить «эликсиром» страждущих. Несколько раз стремление пришлось немного изменить, но к вечеру морт в воде уже без остатка разрушала «зёрна».
Больные, правда, сначала испугались обильной испарины – почти такой же, как на последних стадиях недуга. Однако Иаллам торжественно провозгласил это добрым знаком богов. Фог многозначительно простёрла руки кверху, и с потолка излился разноцветный свет.
Для простых горожан этого оказалось более чем достаточно, а вот Абир-Шалим потом весь ужин изображал скорбь и сдержанное неодобрение.
На тринадцатый день к залу для исцелений пришло восемьдесят человек; половину из них терзали не «зёрна», а душевные болезни иного рода. Одна женщина даже попыталась напасть на Фогарту с ножом и отрезать то ли кусок подола, то ли палец ноги.
– То истинная любовь горожан, – пояснил рыжий, когда женщину увели. – В пустыне считают, что даже капля крови удачливого человека может распространить везение на весь дом, где она была пролита.
Фог содрогнулась:
– Обойдусь без такой любви.
– Да кто твоим мнением тут интересуется, – фыркнул он. – И что-то в этом есть… Слушай, а можно я тоже от тебя что-нибудь отрежу? Тебе очень нужно левое ухо?
Только то, что в зале находилась ещё городская стража, замаскированные шпионы Абир-Шалима и с десяток ни в чём не повинных граждан, спасло Иаллама от перекрашивания в ярко-синий цвет – целиком.
На закате объявился посланник совета, протрубил на площади в рог и возвестил, что вечером состоится пир в честь госпожи Сой-рон, спасительницы Дабура. Фог тяжко вздохнула, понимая, что на сей раз отвертеться от совместной трапезы с Абир-Шалимом не получится.
– Значит, болезнь отступила? – спросил один из торговых советников, немного похожий на тхарга – такой же безносый, облезлый и флегматичный.
Фог быстро переглянулась с Иалламом. Ответы они вместе продумали ещё вчера.
– Сейчас – отступила. Но может вернуться. То была не простая эпидемия, а кара. Чем город навлёк её на себя – мне неведомо.
Торговый советник закашлялся и едва не сполз со своей подушки. Абир-Шалим, до того молча наблюдавший за разговором, отставил чашу с вином.
– Боги карают, но не объясняют – за что, – солгал он, глядя Фогарте в глаза. Печали, смирения и готовности понести наказание – всего было довольно в этом взгляде. И если бы Фог раньше не узнала о двух исчезнувших учениках и о разгневанном киморте, то, может, поверила бы. – Ах, как бы я хотел искупить неведомое преступление… Что может посоветовать ясноокая госпожа?
– Покаяться, конечно. Не повторять более тех преступлений. Не совершать новых, – ответила она, как и советовал Иаллам, подпуская в голос угрожающих интонаций. – Иначе возмездие вас настигнет… Впрочем, болезнь я попытаюсь изгнать. Завтра в храме всё решится.
– Именно завтра? – сощурился старик.
– Не раньше, – уверенно кивнула Фог. – Если уеду из города сейчас, не посетив храм – эпидемия вернётся в десять раз сильнее. Представьте себе, о почтенный Абир-Шалим, пустой сосуд. Затем представьте его до краёв наполненным… Одно неосторожное движение – и вода разольётся. Так же и болезнь. Я собрала её, однако сосуд ещё открыт. Нужно запечатать его.
Иаллам оказался прав – такие сравнения были понятны и близки южанам. Тхаргоподобный советник почмокал губами и согласился, что спешить некуда, так же рассудили и прочие. Все, кроме Абир-Шалима. Он подождал, когда беседа вновь станет бессмысленно-светской, и осведомился как бы невзначай:
– И когда ясноокая госпожа собирается покинуть город?
Это был опасный момент. Фог облизнула пересохшие губы и равнодушно пожала плечами:
– Нескоро, почтенный. Я ведь хотела ещё осмотреть постройки, возведённые с помощью морт. Вы ведь поможете мне?
– О, непременно, – улыбнулся Абир-Шалим.
Иаллам подвинулся ближе к Фог, словно в бессознательном стремлении защитить её. Приторные благовония показались нестерпимо душными, как будто запах за мгновение стал гораздо сильнее.
Светильник у ближней стены мигнул и погас.
– Я… я немного устала. Если вы не возражаете, я вернусь в свои покои.
– Конечно, о ясноокая госпожа. Слуги отнесут вам фрукты и вино, если пожелаете.
Фог пожелала это, и даже больше – Иаллам посоветовал запастись провизией перед побегом.
Торжественная процессия отправилась в храм на рассвете.
Первым выступал Абир-Шалим в сопровождении младшего жреца, нескольких воинов и прислужниц. Затем следовали десять силачей, несущих богато украшенную купель. Далее в повозке, запряжённой редкими белыми тхаргами, ехала Фог; Иаллам бежал рядом, у колеса, как подобает приближенному слуге. Потом печатали шаг стражи, а в самом хвосте процессии шли песнопевцы.
– Дикость какая-то, – не удержалась Фогарта. Услышал её, к счастью, только рыжий:
– А в Шимре у вас ишму по-другому чествуют? Смирись, киморт. Сегодня тебе поклоняются – казнить будут завтра.
Прозвучало это слишком мрачно для шутки.
День выдался, как назло, жаркий и солнечный – ни единого облака не было в небе. Фог с облегчением выдохнула, когда оказалась под сводами древнего храма, где царили прохлада и полумрак. Во время церемонии поднесения драгоценной купели к алтарю Благодатного Ветра Дождей Иаллам исчез и вернулся уже под самый конец, когда умолкли песнопевцы, жрицы-танцовщицы удалились во внутренние покои, а Фогарта тихо и незаметно впаяла в купель мирцитовую капсулу, аметист и наполнила морт стремлением.
