за вашей спиной, второй на кухне, третий — на заднем дворе, около конюшен. Вы с легкостью можете убедиться в моей правоте. Из окон мы прыгать не будем, обещаю. Возможно, ваши подчиненные могут остаться на улице? В этом случае досадное противоречие между долгом и приличиями не приведет к… ряду неизбежных неудобств, а указания вашего начальства будут выполнены.
Бритоголовый пожевал губами, словно прикидывая, что последует за отказом, но всё-таки неохотно кивнул.
— Хорошо. Парни, ждите на улице.
— Фрои Жеони, — спокойно распорядилась Сюзанна, — заварите мне кофе и подайте его в столовую, затем идите спать, я позову, если в этом будет необходимость. Джейме, ты тоже отдыхай.
Макс проводил глазами шесть крепких мужских фигур, исчезнувших за дверью, кивком подтвердил распоряжение, отданное слугам, и лишь потом ощутил, как Сюзанна убрала руку.
— Теперь можем ехать? — хмуро поинтересовался командир.
Проигнорировав его вопрос Штрогге повернулся к жене, демонстративно приобнял ее, оставив на виске легкий поцелуй.
— Ложись спать, дорогая. Не о чем волноваться.
— Уверена, больше нас не побеспокоят, — она ободряюще улыбнулась, но глаза остались тревожными. Она на мгновение прильнула к нему, словно хотела поцеловать, и торопливо шепнула: — Не верь никому и будь осторожен.
В этой части дворца Максу еще не приходилось бывать. В комнате начальника королевской стражи — да, в день, когда он еще мальчишкой решился на первый побег. В кабинете его величества Фердинанда, для личного знакомства, сразу после коронации — тоже, пусть тайно, а путь туда не запомнился из-за плотной повязки на глазах. И два года спустя, в день прибытия ко двору принцессы Ванлиата, в парадном приемном зале. Макс занял место среди людей тайной службы и дворцовых стражников. Тогда его лицо еще не обезобразил шрам, а тщедушная и тощая не по возрасту фигура не привлекла бы излишнего внимания. Это был, пожалуй, первый и последний раз, когда линаару позволили находиться так близко к цвету и гордости королевства: лидорской аристократии. До этой ночи.
Теперь же никто не попросил его закрыть лицо капюшоном, не повел коридорами для слуг, не предложил хотя бы для вида набросить на плечи плащ стражника. Макс досадливо потер переносицу. Быть средством устрашения ему было не внове, но не среди кружевных рюшей, золотой лепнины, дорогих ковров, мебели, обитой бархатом, и прочей бесполезной ерунды.
— Куда мы идем? — негромко поинтересовался он у бритоголового.
— В приемную её величества.
— Зачем?
— Мне не сообщили. Приказано проводить.
Ощущение беды дохнуло в лицо, стоило Максу переступить порог комнаты, залитой ярким светом свечей и ламп. Король был тут, как и амарит, канцлер, незнакомец в ванлиатском наряде, видимо, посол или какой-то родственник королевы, несколько суетящихся мужчин с нашивками лекарей на одежде, насмерть перепуганные слуги и стайка придворных дам, бледных, как сама смерть. Большинство даже одеты были небрежно, с наскоро подобранными волосами, в домашней обуви, похоже, их, как и самого Макса, привели сюда в спешке.
Штрогге скользнул по женщинам равнодушным взглядом, пытаясь понять, что происходит, но задержался, приметив среди совершенно незнакомых лиц хорошо узнаваемые черты: отливающие медью кудри, глаза цвета лесного озера, горящие на щеках веснушки. Ошибки быть не могло: Камилла фон… А, не так и важно.
Имя всплыло в памяти само собой, когда девушка, привлеченная суетой, обернулась в его сторону. Замерла, разумеется узнав. Пальцы рук, плотно переплетенные в замок, дрогнули, в глазах плеснули удивление и испуг. И еще понимание, что ничего хорошего его визит не сулит. Она бросила быстрый взгляд на всхлипывающих дам на соседнем диванчике, потом снова на него.
Штрогге едва заметно качнул головой: молчи, никому не нужно знать о нашем знакомстве. Умница Камилла поняла, опустила глаза и поджала губы, вот только на лице застыло выражение печали и жалости. Интересно, к кому. Явно не к себе или мэтру.
— А вот и вы, — канцлер Глосси подхватил Макса под руку и повлек в сторону. — Боюсь, мой друг, не могу пожелать вам доброго вечера, ни даже пообещать спокойной ночи, — он отхлебнул вина, поперхнулся, чуть не расплескав содержимое тяжелого серебряного бокала. Штрогге пришлось перехватить у него питье и от души хлопнуть по спине. — Вообще не знаю, — прохрипел канцлер, — когда нам теперь удастся насладиться покоем.
Макс проводил взглядом двух служанок, несущих в дальнюю комнату медную бадью с горячей водой, выскочившего им навстречу помощника лекаря в балахоне, перехваченном фартуком. Острый взгляд палача безошибочно распознал на белой ткани побуревшие пятна крови.
— Что тут происходит, — тихо поинтересовался он, отставляя бокал подальше. Что-что, а пристрастие канцлера к выпивке не пойдет на пользу разговору.
— Королева, — горестно прошептал Глосси. — Покушение. Кто-то пытался её отравить. И, боюсь, всё более чем серьезно.
Из за закрытой двери донесся едва слышный стон, затем топот ног. Разговоры в приемной стихли, все взоры обратились к створкам, однако никто из них так и не вышел. Фердинанд выругался вполголоса и уперся кулаками в подоконник, низко опустив голову.
— Подробности.
— Ай, — возмутился канцлер, высвобождая стиснутую железной хваткой Макса руку. — Не дробите мне кости, я и так вот-вот рассыплюсь. Подробности? Если бы я знал, — он сокрушенно покосился на отставленный бокал, но не потянулся к нему. — Вечер шел, как обычно, ну, разве что за исключением небольшого и весьма пикантного скандала на приеме в честь помолвки одной из фрейлин. В общем, её величество покинула торжество раньше времени, ушла к себе, приняла ванну, сказала, что не голодна и к ужину не выйдет. А потом ей стало плохо. Начался озноб, затем боли в животе, дурнота, лихорадка. Разумеется, тут же послали за лекарями, известили его величество. Что тут началось! Шум, крики, поиск виновных. Проверили все угощения, к которым она прикасалась, питье, лекарства… Увы, в одном из снадобий от дурноты, которые леди Агнес принимает с начала беременности, оказался подмешан яд. Заметьте, кем-то из очень близких друзей или слуг.
Брови Макса удивленно взлетели вверх. Ничего себе, а он-то думал, это в подвалах тюремного замка или в темных подворотнях опасно. Видимо, не настолько, как на начищенном до зеркального сияния паркете. Присутствие в комнате придворных дам сразу получило несколько иной оттенок.
Из-за двери вновь донесся протяжный стон. Жаньи дернулся и бросился на звук, однако навстречу уже спешил седовласый мужчина.
— Что там? — тяжелый голос Фердинанда заставил
