Леди Хастис отвела Многоликую в подвалы. Оракул слышала приглушенное сопение волка, следовавшего по пятам. Их путь завершился в длинном коридоре с множеством одинаковых дверей друг напротив друга, у одной из которых они и остановились.
— Гаррет здесь? — неуверенно поинтересовалась провидица.
— Нет, — отрезала заклинательница и протянула сверток, который оказался небольшой аптечкой. — Мне не особо доверяют. Я не знаю где он, и потому помочь не могу. Но могу поддержать еще одного друга.
Повернув ключ, она открыла тяжелую дверь с небольшим зарешеченным оконцем.
— У тебя есть час.
Мадлен не стала больше задерживаться и поспешила обратно тем же путем.
Помедлив, Многоликая переступила через порог и оказалась в небольшой душной камере без окон. Под высоким потолком горели магические огоньки, бросая тени на каменные стены.
Мариус сидел на полу. Устало прислонившись к деревянной кушетке, наблюдал за ней. Она запомнила его пятилетним мальчуганом. Растрепанный, с большими глазищами и краснеющей щекой, на которую пришелся удар сильной отцовской руки. С тех пор он изменился, повзрослел и стал не только привлекательным мужчиной, но и сильным заклинателем. Его острому уму, находчивости и умению выходить сухим из воды завидовали многие. Она в нем не ошиблась и ни капли не жалела о том, что помогла Эллин изменить судьбу сына.
— Должен сказать, что каша, которую ты заварила, стоила мне слишком дорого, — Моргот закашлялся и вытер рукавом выступившую на губах кровь.
Многоликая протянула руку и тут же отдернула. В его черных волосах затесалась седина. Малая цена. Могло быть и хуже. Ничего не ответив, она опустилась рядом и осмотрела кровоподтеки на его лице. Вывернув аптечку, провидица отыскала бинт и, смочив его в растворе, принялась вытирать запекшуюся кровь. Заклинатель поморщился.
— Шрамы украшают мужчину, — с улыбкой заметила Оракул.
— Я и без них неотразим.
Он забрал бинт, расправил и положил себе на лоб, игнорируя ее недовольство.
— Надеюсь, все прошло так, как ты и задумывала. Не хотелось бы, чтобы все это было зря.
— Отчасти все так...
— Меня мучает лишь один вопрос.
Многоликая склонила голову, изогнув брови.
— Для чего я рассказал им про меч?
Она давно ждала этого вопроса. Они знали, что будет, когда члены Братства выйдут из тени и готовились. Но тогда Мариус не пожелал знать подробностей, чтобы не сболтнуть лишнего. Теперь же можно было не опасаться.
— Меч создали не для убийства Фенрира. Легенды лгут, ты ведь прекрасно знаешь. Это оружие способно поглощать Истинную силу.
Моргот посмотрел с недоумением, и провидица, вздохнув, продолжила:
— Сила Марилли и Кхалессы — Истинна.
— То есть?
— Задолго до образования первых ковенов заклинатели обладали Истинной силой. Но многие из них пожелали отказаться от нее, стать людьми. Думаю, доведись нам пообщаться со свидетелем тех событий, то он в красках поведал бы нам историю, предшествующую основанию Карфагена[16].
— Значит, ее можно убить? Мечом? Тогда почему они не использовали его?
— Не знаю, — она не лукавила. Устало прикрыв веки, Многоликая облокотилась на стену: — Видеть будущее проще, чем пытаться распутать нити прошлого. Особенно если кто-то специально вяжет узлы.
— Я не понимаю…
— Кхалесса не та, кого стоит опасаться, — губы Многоликой тронула грустная улыбка. — Братство падет, как я и говорила, но не от рук Кхалессы. Есть сила, коей не обладает даже она. Не знаю, что это... кто это. Но оно придет следом за ней. Я готова была отказаться от всего, забыть. Пыталась всеми силами разобщить Братство, чтобы они не достигли своей цели. Лиам считает, что мое содействие в убийстве крестоносцев — банальная месть. Но на это пришлось пойти, чтобы убрать ключевые фигуры, способные исполнить все гораздо раньше. Благодаря этому я на семь веков отсрочила неизбежное и сделала все возможное, чтобы смягчить удар, — она снова тяжело вздохнула. — Прости, что не рассказала об этом раньше.
— Ты делала то, что считала правильным, — заклинатель взял ее за руку и сжал пальцы. — Только одного не понимаю. Почему ты не посвятила Маккивера во все изначально? Для чего эти тайны?
Она ответила не сразу.
— Он становится куда более опасным, когда не знает, что ему делать.
— 35 —
1331 год
Трансильвания.
Тело затекло от долгого пребывания в одной позе. Серебряный ошейник ледяной удавкой сдавливал горло, но Гаррет не шевелился. Положив руки на колени, он старался не греметь цепями.
Артур спал. Бледный и истощенный, во сне он выглядел еще моложе. Совсем мальчишка. Глядя на него, Гаррет чувствовал растерянность, горечь и... сожаление. Внешне юноша больше походил на отца, чем на мать — русоволосую красавицу. Одна только мысль о том, что Артур — сын его любимой Амелии, сводила с ума. И потому долго находиться в тишине и полном молчании проклятому было в тягость. Воспоминания брали верх над разумом, доводя до изнеможения. Принц почти не говорил с ним. Только наблюдал исподлобья. Маккивер не сомневался, что если бы не кандалы, Рималли непременно пустил бы в ход магию. Пожалуй, так было бы даже лучше. Для них обоих.
Чтобы отвлечься, Гаррет изучал головорезов, скрутивших его. Ловчие. Бывшие инквизиторы, которым пришлась не по нутру новая политика. Он знавал таких. Вместе с наемниками сам прибыл в Валахию, чтобы вступить в армию князя Басараба. Они умели только убивать и тратить заработанное жалованье на дешевых трактирных шлюх и гадкую бормотуху.
Таким был и тот бородатый ублюдок, прибравший к рукам меч Гаррета, как трофей. Его звали Сарид. Внешне он походил на огромного медведя, неуклюжего и неповоротливого увальня, но только на первый взгляд. Гора мышц таила немалую силу, недооценивать которую было глупо.
Но больше всех проклятого интересовал главарь этой шайки.
— Мое имя Рикон. Я бастард Олбина Редмонда, — представился он давеча на очередном привале.
Последние двадцать лет имя Олбина вызывало у Гаррета оскомину. Глава Ордена спал и видел, как приговаривает проклятого к казни. Маккивер давно сбился со счету, скольких инквизиторов он зарубил, а скольких изодрал в клочья, испробовав их кровь на вкус.
— Отец не погладит тебя по голове, если узнает как ты обходишься с принцем, — Гаррет кивнул в сторону Артура, делавшего вид, что ему совершенно безразлична их беседа.
— Плевать на отца! Старый маразматик забыл, ради чего жили его предки. Забыл истинные цели и сел за стол переговоров с теми, кого надлежит убивать.
