не давали Ему того, чего Он хотел, тогда Он послал бы вместо себя Голлумов: бледно-белых существ, которые молча бродили по лесу, их интеллект намного превосходил интеллект Эльдов.
Мне оставалось только надеяться, что они ее не найдут.
Я припарковал свой грузовик у дороги и отступил в темноту деревьев. Я наблюдал, как ее тень скользит мимо освещенных окон, я слушал, как она напевает, готовя ужин, и как ее ноги в носках шаркают по деревянному полу, когда она танцует.
Я знал, что лучше не влюбляться в человека. Люди должны были быть игрушками, а не сокровищами. Но это причиняло боль. Черт, было больно.
Даже монстры не смогли убедить ее принять вечность. Возможно, я был просто слишком бесчеловечен, чтобы понять ужас вечности, страх, который охватывал человека, когда приходилось принимать решения о загробной жизни.
Демоны иногда клялись друг другу в верности одним лишь взглядом, и все же она не могла просто…
Она не могла. Не было смысла зацикливаться на этом. Она не могла, и с моей стороны было бы разумно держаться от нее подальше.
Но я не мог.
Просто чертовски фантастическое затруднительное положение со всех сторон.
Черепа, которые я расставил, чтобы напугать Эльдов, сгнили, поэтому я оставил единственную известную мне вещь, которая могла отпугнуть их: одну из мерзких маленьких безделушек, которые так любили либири. Палочки, кости, бечевка — и рыбий глаз, символизирующий око Глубинного, обычно отпугивал Эльдов.
Это также напугало Рэйлинн, но, по крайней мере, заставило ее покинуть дом на несколько дней. Поскольку она спряталась в городской квартире, найти ее будет сложнее. Она в безопасности, по крайней мере, на некоторое время. Что означало, что я мог всерьез похотиться за ведьмой.
Найти Эверли оказалось непросто. Она больше не была с Хэдли, каким-то образом сумев избежать тщательного надзора Кента за ней. Каждый ее запах, который я улавливал, улетучивался так же быстро, как ветер, а я никогда не был силен в медленном, но уверенном искусстве выслеживания. У меня никогда не хватало терпения, а теперь, когда это мне понадобилось, у меня просто не хватило навыков.
Но я знал кое-кого, кто хорош в этом.
Было около часу ночи, когда я встретил Зейна у залива. Дождь превратился в туманную морось, похожую на помехи в тумане, медленно накатывающиеся с воды. Мир был тихим и тусклым, и вишенка на косяке Зейна вспыхивала в темноте.
— Я удивлен, что ты все еще здесь.
Зейн выпустил струйку дыма изо рта, когда заговорил.
— Я думал, ты сбежишь, как только получишь гримуар.
— Я так и планировал. Проблема в том, что у меня нет этой чертовой штуки. Его украли у нее, у Рэйлинн.
Зейн взглянул на меня широко раскрытыми глазами. Он знал, насколько важна была эта несчастная книга, как вся моя свобода зависела от того, чтобы стереть свое имя с ее страниц.
— Но я знаю, у кого он, и я надеюсь, что ты сможешь помочь мне найти ее. Что-то скрывает ее запах.
Я нахмурился. Мне не хотелось признавать, что я не самый лучший охотник, но Зейн уже знал это. Не стыд заставлял меня избегать возлагать всю вину на себя.
Что-то скрывало запах ведьмы, затрудняло ее выслеживание, разбрасывало его во все стороны, так что я никогда не знал, на восток или на запад.
Зейн пожал плечами, передавая мне косяк. — Я сделаю все, что смогу. У кого он? Ты знаешь имя?
— Эверли Хэдли. Юная ведьма.
— А-а-а.
Зейн издал медленный стон.
— Чертова ведьма? Серьезно?
— Серьезнее некуда.
Я затянулся, в очередной раз желая, чтобы травка, которая у них на Земле, была хоть немного похожа на травку в Аду. За последние годы их запасы улучшились, но это все равно было ничто в сравнении. И, черт возьми, мне нужен был кайф.
Я начинал расстраиваться. А когда я был расстроен, я становился безрассудным.
Сейчас я не мог позволить себе быть безрассудным. Ни с гримуаром, ни с Рэй.
Зейн покачал головой.
— Забей, Леон. Забудь о гримуаре, возвращайся в Ад..
Я с трудом мог поверить в то, что слышал.
Зейн говорил мне сдаться?
— Ведьма не призовет тебя, поверь мне.
Я нахмурился.
— С чего это? Почему я должен рисковать?
— Она не станет, — настаивал он, забирая косяк обратно. — У нее уже есть Архидемон.
Я чуть не подавился последним вздохом. Мурашки пробежали по моим рукам, а пальцы похолодели.
— Откуда, черт возьми, ты это знаешь?
— Потому что он чуть не убил мою девушку, — мрачно сказал Зейн. — Вот откуда.
Я сделал паузу.
— Архидемон чуть не убил твою… Ты заключил сделку с человеком?
— Да.
Зейн гордо ухмыльнулся, но выражение его лица омрачилось.
— И у этой девушки есть ещё одна чертовски большая проблема, которую нужно решить.
Он быстро оглядел меня с ног до головы.
— Я сделаю все возможное, чтобы она тебя не увидела.
— Почему это?
— Потому что она тебя вспомнит.
Он постучал пальцем по виску.
— Она реально может затаить обиду.
Увидев вопрос на моем лице, он наклонился и тихо сказал:
— Джунипер Кайнс. Не могу сказать, что вся ситуация, когда она чуть не стала жертвой, сделала её снисходительной.
— Ах, черт.
— Она жаждет крови любого, кто причинил ей зло. Это была веселая поездка, но черт возьми.
Он выбросил косяк, и тот исчез в водах залива.
— Из-за нее меня могут убить.
— Джунипер, — пробормотал я. Было немного вещей, которые я сделал для Кента, о которых я мог бы сожалеть с точки зрения морали. Но та ночь, когда Джунипер убежала через лес, накачанная наркотой и покрытая жертвенными рунами, была одной из тех, в которых мне хотелось бы не участвовать.
— Из всех людей, которыми ты мог увлечься, ты выбрал её. Она отдала тебе свою душу?
— Она сама предложила, — сказал он. — Я уже охотился за ней, но сделка была ее идеей.
Я не собирался признаваться, насколько сильно я завидовал.
— Значит, теперь она твоя девушка, да? Как насчет того, что ты не влюбляешься в людей?
— Я не говорил, что влюбился в нее.
Зейн нахмурился, меняя позу. Он был таким очевидным лжецом.
— Но, конечно, она моя. Я предъявил на нее права.
Я усмехнулся, хотя был гребаным лицемером, насмехаясь над ним за это, в то время как сам все еще переживал из-за абсолютно безнадежной ситуации.
— Итак, Эверли, — сказал я. — Ты знаешь, где она? А этот ее Архидемон, насколько он силен?
Зейн тяжело вздохнул.
— В смертельной схватке, вдвоем, против него…
Он пожал плечами.
— Мы бы продержались несколько
