В момент, когда во мне взвыл сиреной дар, я покачнулась. А мысленно и вовсе прокостерила духа, за что получила едва ощутимый, но все-таки ощутимый шлепок по ягодицам. Обиделся, видите ли, а кто вторженца пропустил?! Проморгал! И тот факт, что все силы на детей с даром бросал, ни капли не умаляет его ошибки!
Явно чувствуя и мой гнев, и неудовольствие, хранитель картинками начал показывать границу моих земель. А там… Честно, я уже все повидать успела, ко всему успела привыкнуть, однако такого огромного беркута, да еще черного, как смоль, видеть не приходилось. А он… словно прощупывал воздух впереди себя, как будто что-то невидимое не пускало его и вместе с тем, словно бы сомневалось в том, что пропускать нельзя. Беркут парил и искал лазейку, чтобы попасть в мои владения. И я готова поклясться, эта хищная птица отлично видела путеводную нить — сплав из зеленой и медной нити… Связь. Наречённого отца с крестником…
— Быть не может, — ахнула я, и медленно села в кресло, хорошо хоть, оно прямо позади меня стояло, я с него встала, когда осматривала гостиную на источник собственной тревоги. А еще хорошо, что мой эмоциональный возглас не привлёк ничье внимание.
Я не сомневалась в том, кто посетил мои владения. Мы еще с Тирханом удивлялись, что не получили никакого ответа на свое письмо. Аргерцог Амадео решил не размениваться на письма — он заявился лично!
Сначала я хотела позвать учителя, но увидев, что он увлечённо рисует вместе с Илиасом, передумала. Потому что я копчиком чуяла — моя деточка меня увидит и уже не отпустит, вой до небес стоять будет. У Илиаса с интуицией тоже все отлично. Особенно, когда мама собралась слинять куда-то…
А слинять придётся, потому что рано или поздно, а границу пробить у Амадео получится. И без клятвы я его пропускать не желаю. Нельзя, не когда он на службе короля и под множеством клятв!
Я быстро осмотрела гостиную, выискивая того, кто позже шепнет Тирхану о моем уходе, а заодно этот самый уход прикроет. Как назло, никого из взрослых выцепить без последствий не получится. Интена та и вовсе за Аррияшем ухаживает, тут ее нет. Люси какой-то магический обряд с Шевой проходит, Ксандер занят Родриком, Рио держит на коленях малышку Шули, дочку одной из горничных, и самую мелкую из всех наших детей, и что-то ей объясняет… Прислугу даже не рассматривала.
Остается Власен, он единственный, кто чуть поодаль от остальных, и ничем не занят. Да и взгляд мой на себе почувствовал. Секунды не прошло. Я кивнула на его безмолвный вопрос.
— Передай Тирхану, что я ушла встречать гостя, — прошептала ему, когда парень склонился ко мне. — Передай тогда, когда я уйду, понял? И так, чтобы никто другой не слышал.
— Понял, — вмиг став серьезным, кивнул Власен. — Но, Вам помощь не нужна?
Я медленно поднялась, оставив вопрос подопечного без ответа. Он в последнее время от меня ласки не видел, если честно, помимо своего задранного носа, был за ним еще один грешок, парень пытался у меня выпытать, каким же образом дар в госпоже Люси и госпоже Интене проснулся, а теперь вот и в Аррияше. Не дорос такие вопросы мне задавать и уж тем более ответов требовать. Не заслужил еще полного доверия.
— Хозяйка? — тихо позвал Власен, я же отмахнулась и поторопилась прочь.
Не до парня как-то стало. Потому что беркут решил магией пробивать себе дорогу, а моей земле это не очень-то и понравилось. И дрожь, какая по ней прошлась, я ощутила во всей красе.
А нужно одеться, завернуться во что-то теплое. И переноситься на границу. Голой я на улицу не пойду. И полуголой тоже. Я в домашнем платье! Даже если дух от действий гостя злится.
Ха! Дух, зараза такая, решил по-своему, его терпения хватило только на то время, пока я дошла до своих покоев и приблизилась к гардеробной, все, что я успела, так это зацепить (чудом, не иначе!) тот самый, подаренный королем плащ, и уже в процессе переноса напялить его на себя. Как уж смогла…
В домашних туфлях, спасибо хоть зависшая над сугробами, а не в снегу по пояс, я появилась перед хищной птицей. И все же, как же хорошо, что Амадео не юнец какой! Атаковать меня от испуга не стал. Отпрянул разве на добрых метров пять. Еще бы, плащ-то мне велик, да и капюшон большой, полностью лицо скрыл.
Еще дух бушевал, ветер поднялся ого-го! Фурия примчалась, не иначе!
— Доброй вехи, Ваша светлость! — громко обратилась к нему, смахнув с головы капюшон, открывая лицо и давая себя рассмотреть.
Холода не чувствовала, хранитель пусть и злился, но заморозить меня намерений не имел.
— Если хотите увидеть сына, дайте мне клятвы неразглашения всего, что увидите и узнаете на моих землях и о непричинении вреда всем, находящимся в герцогстве Моррисон. В противном случае, на мои земли вы не войдете. — Жестко добавила, пока птица меня разглядывала.
Я рисковала, и сильно. Потому что он мог развернуться, улететь в столицу, доложить о странных землях, а особенно об очень странной герцогине, которая неведомо каким образом перемещается в пространстве, парит над землей, и при этом совершенно уверена в том, что может дать отпор сильному и обученному магу. Но выбора не было. Меня и так раскроют, не мой король, так соседний сообразит кто и куда утащил его жену. И я действительно уверена в том, что смогу закрыть свои территории от чужого глаза, и не позволить никому ступить на мою землю. Уверена. Пусть и сил на это уйдет немеряно.
— Что вы решили, Ваша светлость?
* * *
Граница с Нармадом
Морф мчался прочь. Маленькое сердце заполошно билось в груди. Тело помнило боль, страх накрывал волной, запах гари, дыма преследовал его всю дорогу, что он бежал прочь без разбора и без оглядки. Он все еще не помнил ни кто он, ни где, ни что с ним случилось. Но вместе с тем, пусть и слабо, мог отделить себя от животной сути. Пусть и не физически… Внутри морфа только зрело ощущение, что теперь все будет хорошо. Что нужно только набраться сил. Хорошенько спрятаться от любых угроз, переждать, и там…
А что там будет дальше он не знал.
Он бежал прочь, полностью отдаваясь инстинктам грызуна, который намеренно не забивался в щели встречающихся на пути домов, искал лес… Сколько продлился этот бег морф сказать не мог. Иногда он что-то грыз по пути, иногда останавливался, чтобы полизать иней, иногда прятался от сильных порывов ветра под соломой, в которую превратилась трава…
И боль, она никуда не исчезла. Тело мышонка, в котором он сейчас пребывал, было истерзано, измучено, несмотря на то что внешних повреждений не имелось. Он сам был сплошным комком боли, сосредоточием ужаса, который и гнал его прочь с этой земли. И он не сопротивлялся, бежал… Долго… Сбивая лапы в кровь… Словно бы вел кто-то, словно незримый кто-то помогал. Отводил беду, придавал сил и обещал отдых.
Он слабо помнил, как оказался у озера… Не близко, нет, он просто чуял спокойную водную гладь, ее запах… Чуял смешавшиеся с прелой листвой, мерзлой землей запахи зверья. Более крупного, чем он сам… Как он очутился в заячьей норе морф ответить тоже бы не смог. Но свое спасение он нашел именно там. И спасение, и спокойствие. И сон, в который он погрузился надолго. Погрузился, не заметив, как его объяла могущественная сила, божественная энергия…
Ему снились люди, много людей, чьих лиц он не видел. Снилось тепло и нежность… Снились чудные видения, от которых кровь по венам бежала быстрее, горячила тело… Морф полностью отдался во власть видений, надеясь в них отыскать себя. И видений было так много, они были такими разными:
— Сережа! Ты только посмотри! Витька, вот я сейчас тебе по попе дам!
— Рая, да он же в солдата играл, вишь как в окопе изгваздался!
Сердитый женский и мужской твердый голоса, в которых сквозили и растерянность, и гнев, и смех… И от обоих веет любовью и нежностью… Он знает, точно знает, что по попе никто не даст, только грозятся. Что его непременно намоют, переоденут, а потом, обязательно поцелуют в макушку… Родители. Точно родители. Несомненно… Отчего ж лиц не видно? Новое сладкое видение, новые голоса…
