«Бессердечная ведьма! Что же ты наделала…»
* * *
Следующим вечером Люциус сразу после работы отправился на Косую Аллею, чтобы найти Гермиону. Но едва он начинал думать о ней, снова пробирала неистовая злость, и Малфой решил пройтись, чтобы успокоиться.
Когда же он дошёл до её маленького кафе, удивлённый взгляд остановился на вывеске: «Минни». Лу ничего не докладывал о названии, и Люциус с неясной тревогой и любопытством рассматривал его: буква «М» так подозрительно похожа на «М» на старом гербе Малфоев, даже завитушки снизу такие же.
Внутри было шумно и людно, несмотря на жару и вечер. Сквозь витражные окна лились разноцветные солнечные лучи. Волшебники галдели за столиками, за стойкой кто-то потягивал холодный эль, пахло мёдом и горячими пирогами со свежей форелью. Потрясающие ароматы обещали вкусный ужин, и Люциус устроился за столиком в углу, откуда был виден весь зал.
— Добрый вечер, сэр! — молоденькая девушка в странно знакомом коричневом платье сделала книксен. — Возьмите меню, пожалуйста!
Люциус взял увесистую папку и вдруг заметил, что у официантки на груди приколота связка из трёх маленьких колокольчиков.
Девушка, видя его замешательство, затараторила:
— Сэр, хочу сообщить, у нас специальное летнее меню! И лучшая чайная карта на всей Косой Алее! Есть чай со льдом: с весенним чабрецом, жасминовый, земляничный со сливками, эрл грей с цедрой, с листьями каленопсиса и дикой мятой…
— Что ж, — задумчиво протянул Люциус, — тогда мне ростбиф с подливкой, да посочнее. И ежевичный пирог. И чашку кофе со сливками.
Официантка унеслась и оставила его в раздумьях: что бы всё это могло означать? «Минни», колокольчики, форменные платья… Тут стоило поломать голову: Гермиона всегда была мудрёной загадкой.
Заказ принесли довольно быстро. И Люциус приступил к горячему ужину, с удовольствием лакомясь сочным мясом. Когда и с пирогом было покончено, он увидел, как двое молодых волшебников в зелёных рубашках левитировали в зал большую арфу и установили её рядом со стойкой. Один из них достал бойран, а другой — гитару. Люциус заметил, как гомон стих, разговоры перешли на шёпот.
«Неплохо же у Гермионы идут дела, если в её кафе выступают легендарные «Meldis»! Хотя… возможно, здесь не обошлось без протекции Поттера…»
Тоненькая темноволосая девушка встала рядом с арфой, которая была выше её самой. Белые пальцы птицами взлетели над струнами, и переливчатые звуки разнеслись по залу. И голос, чистый, как горный родник, полился, отражаясь от стен, и наполняя душу невыразимым восторгом.
— Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, я опять один
В мраке фонарей, в свете паутин,
В свете наугад мой печальный взгляд.
Грудь огнём горит от попавших заклятий, жаркий пот сбегает по вискам на подушку. И дыханием самой Нимуэ — спасительные касания тонких пальцев Гермионы. На их кончиках столько целительной магии, что боль уходит, тает. В густой тишине спальни слышится «дзинь».
Колокольчики на поясе звенят, звенят.
«Минни, малышка…»
— Дон-дон-дин,
Может быть во сне, может наяву
Встретимся с тобой, милый друг,
А пока лишь до-он-дин.
Небо над головой черно, как плащ Пожирателя. Оно усыпано яркими звёздами — огнями света и надежды. Гермиона сидит напротив него у огня в беседке, и блики пламени отражаются в её янтарных колдовских глазах. Она заливисто хохочет. И смех её — перезвон серебряных колокольчиков.
«Гермиона, малышка…»
— Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, я опять один.
Плачет мой камин, месяц мой во мгле,
Плачет мой камин, дон-дон-дин, дон-дин.
Может быть во сне встретимся с тобой, милый друг,
А пока лишь дон-дон-дин.
Гермиона сидит верхом на нём, прекрасная, как языческая богиня. Её волосы в лунных отблесках — медное пламя, а очи — полночь. Он входит в неё снова и снова, и полные груди, как две луны, налитые молочным светом, искушающе раскачиваются в такт.
Гермиона бесстыдно выгибается навстречу, сжимая крепче его пальцы. Манящие уста её со вкусом дикого мёда размыкаются, и оттуда рвутся стоны, такие сладкие, что в голове звенят тысячи маленьких колокольчиков.
«О, Гермиона…»
— Дон-дин, ты звени-звени,
Колокольчик мой, только ты со мной, я опять один,
Дин…
Музыка смолкла. Ещё мгновение в воздухе дрожала тишина, и вдруг всё взорвалось аплодисментами. Они гремели так громко и долго, что артисты устали улыбаться и раскланиваться.
Люциус только теперь почувствовал, как участился пульс, а на языке (или всё-таки в душе?) горчило от глупой ссоры и разлуки с Гермионой.
Всё сошлось в этом кафе: время, обстоятельства, чувства.
«Всё началось с Минни. Ею же и закончится».
Он понял, что злился отчасти и на себя: за то, что сорвался и назвал Гермиону «грязнокровкой». А ещё вдруг осознал, что она всегда оставалась именно Гермионой, какое бы имя он ей ни дал и как бы ни называл. Даже будучи Минни, она всегда храбро сражалась и спорила, упрямо отстаивая свою точку зрения. Из неё никогда бы не вышел домовый эльф, и это бесконечно радовало.
Люциус понял, почему в «Минни» так хорошо: Гермиона каким-то образом сумела воссоздать какую-то неуловимую атмосферу мэнора. Да ещё и использовала для своего кафе рецепты лучших блюд кухни Малфоев. Именно поэтому здесь так тепло и уютно. Совсем как дома, у очага.
«Но какова нахалка! Как она посмела только…»
Люциуса вдруг осенила замечательная идея. Он хитро улыбнулся и подозвал официантку.
Глава 24
Гермиона вертелась как белка в колесе, и всё равно едва-едва успевала справиться со всеми делами. С утра устраиваться на работу в «Минни» пришли два волшебника. Конечно, она радовалась новым помощникам, но по их изношенной мятой одежде и грубой речи стало ясно: они тоже из Лютного. И, похоже, явились по приглашению кого-то из персонала.
Одному, с бегающими глазками и трясущимися руками, Гермиона отказала, безошибочно угадав в нём опиомана со стажем, точно так же выглядел Эйвери, появляясь изредка в Малфой-мэноре. А вот другого, с глазом, прикрытым чёрной кожаной повязкой, приняла. Джим Бим, как он себя называл, в прошлом был зельеваром, а значит, разбирался в травах. И первым испытанием, которое она для новичка назначила — отправиться за свежими запасами, сейчас как раз в полную силу входили пьяный зверобой, гудящий молчальник и два вида ромашки.
Сразу после визита Драко Гермиона забрала детей от Джинни, опасаясь его мести. Ричард и Вивиан теперь были рядом, и она старалась не отходить от них далеко.
Британия подёрнулась полупрозрачной вуалью зноя. На синем небе не было ни облачка, только ветер с юга порой приносил долгожданную прохладу. Но даже к вечеру жара не спадала.
Гермиона покормила малышей и отправилась вместе с ними на задний двор, чтобы снять высохшее бельё. Без Юны приходилось тяжело, она так спешила, что оделась наскоро, позабыв лифчик, и теперь ткань рубашки натирала соски. Из-за жары Гермиона обрезала старые джинсы, в коротких шортах стало намного удобнее и легче.
Пока малыши шагали друг за другом по кругу, держась за край большой плетёной корзины, заколдованное бельё улеглось в стопку. Гермиона левитировала его в дом, а сама направилась следом, взяв малышей на руки, чтобы переодеть.
Но только она распахнула шкаф, в дверь спальни раздался громкий стук, а следом ворвалась взволнованная Грейс Фрикс, официантка.
— Там! Мисс Грейнджер, там!
— Что такое? Джоанна опять толчёного мятлика пересыпала?
Грейс отдышалась и продолжила.
— Клиент недоволен заказом! Я точно знаю, всё было хорошо приготовлено, мы сами заклинанием проверяли, как Вы учили! И пробу с заготовок снимали!
Гермиона нахмурилась.
— Чего он хочет?
— Требует Вас, мисс Грейнджер! Говорит, всё невкусное, и жалобу на нас подаст! Грозится закрыть нас! Я пока ему кофе со сливками принесла и газету.
