Возможно… возможно, она могла бы попытаться даже улететь в другой мир. Не в свой родной, она вполне отдаёт себе отчёт в том, что больше физически не сможет без магии и просто загнётся, как рыба без воды. Но миров ведь великое множество, верно? Она пока ещё косорука в этом плане и точно рискует вывалиться в какой-нибудь непригодной для жизни межмировой клоаке… Но тут она рискует тоже, так что это цунгцванг… Впрочем, этим ёмким шахматным термином можно описать всё её пребывание в этом мире: каждый новый ход только усугубляет ситуацию.
Она могла бы улететь.
Она больше никогда не сможет всерьёз считать Лео другом — не после того, как он бросил её на берегу, не тогда, когда он постоянно мысленно называет её чудовищем, не тогда, когда она знает, как мало места занимает в его мире, когда он для неё — якорь.
Но честно ли это — назначать кого-то своим якорем и чего-то ждать взамен?
Нет, это не честно. Даже захлёбываясь в магии, безумии и чужих жестоких голосах, жаждущих мести, она готова перед собой это признать.
Когда горит небо, нет смысла искать опору в других. Нет смысла обижаться на чужой страх, когда напуган сам… Правда, это на словах звучит просто. На деле почти невозможно не обижаться, и это только ещё больше усугубляет ситуацию.
Кира могла бы улететь. Ей даже стоило бы. Что бы там Лео себе не думал, она уже достаточно сделала для того, чтобы отплатить за его былую поддержку… Но правда ли эта жизнь похожа на рынок? И можно ли на самом деле оценить долг и цену этого долга?
Кира знала, что это глупо.
Она сложила крылья.
— Итак, — протянула она, — я знаю, ты, мой драгоценный испуганный друг, активно раздаёшь от имени этого презренного чудовища обещания. Говоришь мертвецам, что я открою им двери в другой мир… Правда считаешь, что вправе просить меня об этом? Не хочешь узнать, согласна ли я выполнять даные тобой от моего имени, но без моего ведома обещания?
Что же, по крайней мере, в ответ на это у него хватило совести слегка смутиться. Смятение в его разуме доставило Кире некоторое неуместное облегчение.
— Это не то чтобы обещания, — сформулировал он в итоге внятные мысли. — Это скорее попытка как-то выкрутиться… На кону жизни людей, и я просто делал то, что казалось самым лучшим решением. Если ты не сможешь открыть дверь в другой мир, ну, или не захочешь — значит, нет. Мне просто…
— Надо было дать мертвецам надежду, чтобы они сделали то, что ты хочешь.
— …Чтобы спасти живых. Да, я не знал, смогу ли сдержать это обещание и чем надо будет за это платить… Но решать проблему надо было вот прямо сейчас, а обещания… Я уже смирился с тем, что сейчас любое обещание, данное мной, будет с привкусом лжи, потому что я понятия не имею, смогу ли его сдержать.
Что же, он не лгал. И был во многом прав. Вот только…
— Я не знаю, смогу ли я открыть для них эту дверь. И, даже если смогу, то понятия не имею, что их там ждёт. Это… не вопрос моего выбора, Лео, пойми наконец. Даже если бы я, голос мёртвых, хотела помочь живым… Я этой силе не хозяйка, а просто проводник. Возможно (если доживу, что вряд ли) однажды я научусь договариваться с ней, подстраивать под себя, она станет менее разрушительной для окружающих. Но пока что я не думаю, что смогу предложить кому-то спасение. Даже с учётом… дополнительных обстоятельств не уверена, что мир, который я предложу, будет лучше этого кишащего опасностями и мертвецами леса.
— Дополнительных обстоятельств?
Лео явно не понравилось, как это звучит. Кира его хорошо понимала: ей тоже не нравилось. Но это кричало у неё в голове ужасом и множеством смертей.
— Чтобы отомстить драконоборцам за смерть племянника и за Долину, Ос Водный, первый Советник Предгорья, выпустил в мир Алый Мор.
— Алый Мор… Это звучит совсем не хорошо.
— Выглядит тоже не очень. Впрочем, вы уже отошли достаточно, чтобы шансы выжить были высоки. А вот если дверь для вас откроется куда-нибудь в кислотный докембрий…
Лео представил и содрогнулся.
— Другой мир был надеждой, — подумал он. Его разочарование горчило на языке.
“В эти времена лучше не иметь надежд,” — хотела сказать Кира, но не смогла.
Странно, но он всё ещё, здесь и сейчас, после всего, был ей дорог. И никакая злость, никакая бушующая сила, никакая обида не могли этого изменить.
Как открыть им дверь в безопасный мир? Вряд ли Эмилия может помочь, иначе бы давно воспользовалась этой возможностью. И всё же, как…
Ты снова задаёшь неправильные вопросы, птенчик.
Кира ошеломлённо выдохнула.
Она помнила этот насмешливый шёпот, что тёк из-под капюшона. То самое существо, которое…
Сила Киры всколыхнулась, и она вдруг застыла меж колышущихся синих цветов, на берегу озера. Посреди озера, на камне, восседала прекрасная фея с длинными синими волосами.
Почуяв чужое присутствие, фея медленно повернулась.
Как в этом мире может существовать нечто столь прекрасное? От этой красоты становится страшно; от неё, кажется, веет ядом…
А ещё Кира не может заглянуть в разум этой феи, не может прочесть её тёмных секретов, не может контролировать пространство вокруг, хотя оно явно находится в мире мёртвых и в мире живых одновременно. Как такое возможно?
Фея сребристо рассмеялась.
— Как быстро развивается в иных детях высокомерие, — сказала она насмешливо, — неужели ты возомнила себя самым страшным монстрном по эту сторону грани? И правда думаешь, чтотвоя власть безгранична? Так я разочарую тебя: до возраста, когда имеет смысл говорить об этом со мной, тебе ещё жить несколько тысяч лет… И вот тогда, если ты будешь развиваться так быстро, как сейчас, мы обсудим твоё якобы всесилие на тропах мёртвых.
Теперь, когда капюшон, который был, видимо, маскирующим заклятьем, не искажал её голос, стали слышны дивные переливы и журчание, чувственность и глубина.
Один этот голос может служить оружием.
— Впрочем, — продолжила фея, — твой разум смог пройти за мной сюда, сбросив чары вуали. Это, учитывая все обстоятельства, действительно выдающееся достижение… К тому же, ты отлично справилась с той задачей, которую я для тебя пригоготовила. Лучше, чем можно было вообразить.
— Могу я узнать, о какой задаче речь?
— А знаешь, пожалуй, можешь, — отметила она задумчиво. — Как ни странно. Тут всё просто: так вышло, что избранному нужно призрачное войско, чтобы выжить и встать рядом с будущим королём людей. Ты, умница, сумела его этим войском обеспечить. Хорошая работа, которая требует достойной награды. Именно потому мы с тобой тут болтаем: награду-то я вручила сразу, но не объяснила, как она работает. Теперь, пожалуй, пришло время для этого, равно как и для ответов на некоторые вопросы.
28
* * *
Прочесть тайны и чувства феи, сидящей напротив, было всё ещё невозможно. Но для некоторых вещей оказалось достаточно просто слушать. И сопоставлять.
— Вы знали ещё тогда. То есть, всё это время я была просто твоей фишкой на игровом поле, — резюмировала Кира медленно. — Все мы были… так?
Фея демонстративно вздохнула.
— А ты же не считаешь всерьёз себя игроком?.. Мой народ верит, что игра по сути своей бесконечна. Она оплетает этот мир (и другие миры) паутиной интересов, взаимосвязей и локальных столкновений. Разумеется, каждая Большая Игра состоит из множества более мелких. И там, где для одной партии ты фишка, для другой — игрок… Но тебе ещё рано думать о крупных партиях, милый птенчик. Для этого ты пока что слишком мала. И, что бы ты там себе ни думала, недостаточно могущественна, что простительно для птенца… Хотя не сомневаюсь, конечно, что твоё нынешнее окружение видит в тебе чуть ли не ужасно страшное хтоническое чудовище; многое в этой жизни, знаешь ли, познаётся в сравнении.
Кира нервно сложила крылья. Возможно ли, что она действительно слишком привыкла быть самым страшным монстром в комнате?
— Привыкла-привыкла, — хохотнула фея. — И я советую тебе впредь быть осторожней с этой иллюзией. Экзотические птицы так хрупки… И, чем прекрасней их голос, тем больше желающих заполучить их в свою клетку, чтобы пели по указке. Для этого бывает полезно объявить таких птичек очень опасными: тогда их ещё птенцами станут отдавать правильным коллекционерам. Даже жаль, что иные птицы в неволе не поют, верно?
