Вымывшись и облачившись в платье нежно-розового цвета, Прю тут же почувствовала себя лучше. Она сошла вниз как раз вовремя, чтобы присоединиться к сестрам в гостиной.
— Я уже думала, нам придется самим привести тебя, — слегка укорила ее Матильда, едва Прю уселась за стол. — Вот что получается, если не ложиться спать до самого рассвета.
Она не ложилась спать до рассвета потому, что находилась в какой-нибудь другой части страны или занималась любовью с Шапелем — иногда и то и другое вместе. Но конечно, Прю не собиралась рассказывать об этом сестрам. Они только станут беспокоиться и обвинят Шапеля в том, что он ее использует.
— Что ж, пожалуй, я могу позволить себе быть медлительной. — Прю улыбнулась сестрам. — Извините, что заставила вас ждать.
— Что ты! — отозвалась Кэролайн. — Нисколько. Мы сами только что спустились. Не обращай внимания на Матти. Она всегда огрызается, когда голодна.
Сестры дружно рассмеялись и уселись вокруг стола, где их уже ждал завтрак из разных сортов мяса, салата, хлеба и сыра.
— Ты выглядишь усталой, Прю. — Джорджиана положила себе крупный ломоть холодной буженины. — Тебе нездоровится?
Три пары зеленых глаз разных оттенков, полные тревоги, наблюдали за Прю и ждали ответа.
Прю покачала головой:
— Нет, просто вчера я слишком долго бодрствовала, только и всего. — Она не собиралась говорить сестрам, что ее состояние ухудшалось день ото дня. Однако она ощущала почти физически, как растущая внутри опухоль понемногу высасывала из нее жизнь.
Как бы назло самой себе Прю положила на тарелку большой кусок ветчины. Она должна есть, черт побери! Раз уж рак отнимал силы, следовало позаботиться о том, чтобы у нее всегда оставался достаточный запас.
Сестры болтали о разных повседневных делах — их отце, последних происшествиях и местных сплетнях. За столом царили оживление и смех, и пока они ели и беседовали, то одна, то другая из сестер время от времени повышала голос.
Затем, когда они не спеша наслаждались чашкой чая, Кэролайн смерила Прю неуверенным взглядом.
— Дорогая моя, могу ли я задать вопрос, который может показаться тебе слишком дерзким?
Прю усмехнулась:
— Не помню, чтобы ты когда-нибудь задавала мне другие вопросы.
Джорджиана и Матильда хихикнули, однако Кэролайн даже не улыбнулась.
— Как тебе известно, я прочла довольно много книг о вампирах.
— Какой ужас! — воскликнула Джорджиана нарочито громко и закашлялась. Остальные дружно рассмеялись. Пристрастие Кэролайн к готическим романам ни для кого не являлось секретом.
Добросердечная Кэролайн бросила на младшую сестру взгляд, от которого мог бы замерзнуть целый пруд. Джорджиана задела ее больное место.
— По крайней мере я читаю.
Сестры снова дружно рассмеялись. Джорджиана закатила глаза. Прю покачала головой:
— Так что там насчет вампиров, Каро?
Кэролайн наморщила бледный лоб:
— Если верить тому, что я прочла, они могут превращать людей в себе подобных, забирая их кровь и заменяя ее своей.
У Прю не было причин скрывать от нее правду.
— Да, по-видимому, так оно и есть.
Кэролайн прочистила горло, в ее взгляде чувствовалась нерешительность.
— Не это ли делает с тобой Шапель?
Матильда так и ахнула:
— Кэролайн!
Матильда вела себя так, словно их это не касалось — или им страшно было даже подумать о подобных вещах, — тогда как на самом деле они имели полное право задать Прю подобный вопрос.
— Нет, Каро.
Однако Кэролайн не закончила. Она подалась вперед, словно опасаясь, что кто-то может зайти в комнату и подслушать ее.
— Но он хотя бы собирается это сделать? — спросила она, понизив голос.
И тут Прю не было никакого смысла лгать. Она поднесла чашку к губам.
— Нет. По его словам, он не хочет, чтобы проклятие пало и на меня.
— Под проклятием ты имеешь в виду, что он сделает тебя подобной себе? — Глаза Матильды округлились, она изобразила дрожь. — Существом, которое пьет человеческую кровь?
— Не называй его так. — Прю нахмурилась, смело встретив взгляд старшей сестры. — По сути, он не так уж сильно отличается от нас.
Матильда приподняла темно-рыжие брови:
— Он ведь вампир, Прюденс. Нравится ли это тебе или нет, но он другой.
В словах Матильды, безусловно, был смысл.
— Он не отличается от нас тем, что имеет для меня значение. Не будем забывать, что именно он спас жизнь нам всем.
— Я никогда об этом не забуду, — отозвалась Матильда, — и буду признательна ему до конца своих дней. Поверь мне, дорогая, я вовсе не собираюсь осуждать мистера Шапеля. Просто не хочу, чтобы ты думала, будто, став такой, как он, ты решишь все вопросы.
Конечно, не все, но большую их часть.
— А я так и не думаю.
Тут настала очередь Джорджианы вступить в разговор:
— А ты хотела бы стать такой, как он?
О Господи. Этот спор явно затянулся. Прю вздохнула и поставила чашку на блюдечко.
— Не знаю. Эгоистическая часть моей натуры ничего так не хочет, как жить, но я не могу представить, что мне будет дарована целая вечность, тогда как все… — Она запнулась, не в силах закончить фразу. Слишком болезненной казалась ей мысль, что сестры будут стариться и умирать у нее на глазах. Прю не хотела этого видеть. Не хотела потерять тех, кого так любила.
Кэролайн погладила свой округлившийся живот, сосредоточив на нем взгляд, словно могла видеть растущую там новую жизнь.
— Но ты всегда будешь рядом, если моя малышка будет нуждаться в тебе — или ее дети, или дети ее детей. — Она подняла на Прю блестевшие от слез глаза. — Мне такая мысль по душе.
Глаза Джорджианы сделались шире от радостного удивления.
— Какая-то часть нас будет оставаться с тобой всегда — из поколения в поколение.
Матильда сдвинула брови, глаза ее увлажнились.
— Наши праправнуки узнают о нас благодаря Прю. Она будет рассказывать им о том, какими мы были. Боже правый, я почему-то об этом не подумала!
— И защищать их, — добавила Кэролайн. — Оберегать от всех бед.
Сестры строили планы на будущее, которые самой Прю даже не приходили в голову. С одной стороны, это глубоко трогало ее, вызывая благоговейный трепет, а с другой — пугало.
— Нет, это невозможно, — отрезала она, не желая, чтобы они заходили в своих надеждах еще дальше. — Шапель никогда такого не допустит. Я скоро умру, и нам всем придется с этим смириться.
— Возможно, — жестко произнесла Кэролайн. — Но это не должно нам нравиться.
Прю усмехнулась — резко и с горечью:
— Поверь мне, Каро, мне это нравится меньше всех.
