вас тут было всё в порядке. А мы с Айрисом поищем Киллиана. Там всё равно опаснее, – Эрвин привлекает меня к себе.
– А почему бы им не отправиться на поиски, а тебе как самому мятному из принцев… ай!
Живот сильно потянуло и я, скалясь, скруглила спину.
В последнее время всё чаще, видимо скоро. Эрвин, который так и не привык к тренировочным схваткам, вскочил, но не придумав, что ему делать сел обратно и обнял меня за плечи.
Я выпрямилась, стараясь дышать глубже. Дома были удобные приложения в телефоне, по которым легко понять, пора бежать в больницу или рано.
И тут я не столько услышала, сколько ощутила вибрацию. Что-то наподобие хлопка или как если раскусить виноградину. Нижняя юбка намокла.
Глаза Эрвина округлились. Мой сдержанный и хладнокровный король взял отпуск.
– О, боги! Ты рожаешь! – он вскочил. – Это слишком быстро или нормально?!
– Рожать я буду примерно часов шесть, – я нервно улыбнулась. – Если верить статьям в интернете. Может меньше, может больше.
Эрвин схватился за голову.
– Так, что надо делать! Да, за врачом! Срочно послать за врачом, – он рванул было к замку, но развернулся и бросился назад. – Тебя забыл, – Эрвин схватил меня на руки и помчался по дорожке.
Пока я занималась вязанием, мне казалось, в саду никого нет, но созданный Эрвином хаос обозначил, что народу тут немало. Служанки хватались за головы и убегали, охая будто наседки, мужчины заряжались паникой и явно не представляли, куда себя деть.
Эрвин ворвался в замок и пустил волну безумия ужа внутри. К счастью, мы столкнулись с экономкой и та, будучи спокойной и рассудительной женщиной, направила Эрвина в спальню, потому что он, похоже, собирался бежать к Люси.
– Тебе больно? Очень больно? Хотя, что за идиотский вопрос, конечно больно. Прости. Тебе дадут обезболивающее. Уверен, такое есть. Если нет, я заставлю найти или создать! Проклятье, почему я не подумал об этом раньше?!
– Милый, тише. Почти все женщины такое переживают.
Это было забавно. Бывший адмирал, а ныне вернувший своё король, паникует. Он управлял армией, а теперь не имеет никакого контроля.
– Я не могу быть тише! А если что-то случится?! – Я даже не поняла, как и когда оказалась на кровати в нашей спальне. Эрвин навис надо мной, непривычно бледный. – И думать о таком боюсь!
– Помоги-ка встать, – я решила отвлечь его. – Мне нужно переодеться во что-то подходящее. Эту одежду в стирку, всё.
Эрвин метнулся к шкафу, практически опрокинул его на себя и стал копаться в перепутавшихся тканях.
– Да, подойдёт, – согласилась на первое предложенное. – Теперь помоги расшнуровать. Надо успеть до следующей схватки…
Время ускорялось, и я сосредоточилась на интервалах. Мне удалось убедить Эрвина, что ходить по комнате необходимо для того, чтобы всё поскорее закончилось. Забегали слуги, пытались прибрать развороченный шкаф, но Эрвин их прогнал вместе с ворохом одежды и шкафом.
Потом пришла Люси, которую больше обеспокоил мой муж, чем я. Так что Эрвина выгнали пить какой-то отвар и некоторое время у нас было тихо и почти спокойно. Если, конечно, кто-то в родах действительно может быть спокоен.
Потом схватки участились, но при Эрвине я боялась издать лишний звук. Потому как он бледнел так, что казалось вот-вот ляжет отдыхать на пол.
Когда я в очередной раз закусила губу, глотая крик от пронзающий будто стрела боли, одна из служанок, уже в возрасте, неожиданно повернулась и посмотрела на Эрвина:
– Простите меня, господин Леонхарт и можете уволить за дерзость, но негоже мужчине сейчас в комнате находиться. Больно вашей возлюбленной, а значит и вам тоже. Выйдете, она из-за вас мучается ещё больше.
Эрвин сглотнул и посмотрел на меня:
– Мне уйти, родная? Я мешаю?
– Ты не мешаешь. Но она права, тебе не стоит этого видеть. Побудешь рядом с комнатой?
– Что надо сделать? Люси, у тебя есть обезболивающее? – кажется уже раз в пятый спросил он.
Её ответа я не слышала. Новая вспышка боли лишила мою жизнь нескольких минут, а когда я снова вернулась в себя, Эрвина не было.
Схватки стали чаще. Я мало что понимала, но слышала хладнокровно-спокойный голос Люси. Она действительно дала мне что-то и всё стало как в тумане. Лица смазались, в глазах то темнело, то прояснялось. Боль перестала оглушать, и я стала лучше чувствовать схватки.
Мысленно разговаривала с малышкой. Ей сейчас ещё страшнее, чем мне. Успокаивал её, успокаивалась и сама. Божечки, как же долго я ждала её, мечтала. Даже в другом мире оказалась. Ни секунды не жалею.
Шли часы, но время сейчас воспринималось мной неадекватно. Пару раз Эрвин пытался ворваться в комнату, но его не пускали. Я и сама чувствовала, что мне не хватает его. Хотела позвать, но Люси неожиданно объявила, что мы начинаем.
Роды прошли легче, чем в историях, которые я читала до попадания сюда. Нужно отдать должное, мой врач – мастер своего дела. Спокойно направляла меня, подсказывала и, наверно благодаря этому я почти не волновалась. Когда рядом кто-то настолько невозмутимый, расслабляешься.
На последнем толчке меня всё же накрыло болью, но последовавший за этим рывком хрипловатый плач младенца, отсёк всё неприятное. Получилось!
Хотелось плакать.
Малышку положили на мой живот и закутали в простыни, полотенца и одеяла.
Получилось! У нас получилось!
Несмотря на все диагнозы, я смогла её выносить. Божечки.
Меня переполняло счастье. Я плакала, благодарила всех, кого видела, смеялась и принимала поздравления.
– Какая хорошенькая
– Чудо, а не малышка.
– А глазки-то синие-синие. Ты папина доченька, да?
Девочка закряхтела в ответ, вызвала очередную порцию умилительных вздохов.
Эрвин, который скрёбся в дверь всё это время, вошёл, не встретив сопротивления, но увидев меня замер.
– Господин Леонхарт, – обернулась одна из служанок. – Идите знакомиться со своей красавицей.
Все немного расступились, чтобы он мог подойти. Многие, как и я, смахивали слёзы.
– Хочешь подержать? – предложила я.
– Что? Нет. – Эрвин даже сделал шаг назад. – Я не могу. Как же…
– Давайте-давайте, – подбежала та служанка, что выставила его за дверь. – Идёмте. Я подсоблю.
Эрвина усадили на край кровати, а малышку быстро обтёрли чистым полотенцем.
– Укладывайте на руку, вот так, придерживайте головку. Во-о-о-от. Всё верно.
Эрвин держал дочь и, кажется, даже перестал дышать. На губах растерянная, но полная счастья улыбка. А глаза
