плохо?
— Не знаю. Странное чувство, будто что-то не так. Возможно, я просто привык, что это моя обязанность.
Придвинувшись ближе, прижалась щекой к твердому плечу, тяжело вздохнув. Хотелось пролежать вот так целую вечность, чтобы время замерло и больше не двигалось, дав мне на отдых вечность.
— Он вернется, — заученную словно молитва фразу в бесчисленный раз выдохнул Корвус. — Я уверен.
— И я не буду сомневаться, — зная, какая мантра последует за этими словами, закрыла глаза, замирая на прохладном полу, стараясь так сильно верить, чтобы было больно.
Только это давало не сойти с ума. Только боль и злоба спасала меня, заставляя жить и ждать, чтобы рассмеяться немилостивым богам в лицо, когда Тайпан вернется домой.
— Я тебя предупреждал! — смеясь, прокричал Корвус, когда я, улыбаясь, указывала рукой на десяток танцующих троиц, круживших на площади у фонтана.
Это странно выглядело, но одновременно успокаивало тем, что все здесь разделяли такой уклад. Никто не пытался кинуть осуждающий взгляд, как на родных землях, узнав о моем семейном положении.
Сейчас скорее мы выглядели странно, гуляя по освещенным шумным улочкам лишь вдвоем, выделяясь на фоне всех остальных, что встречали нас улыбкой и приветливо качали головой в знак приветствия.
Сон и горячая ванна, в которой я отмокала больше часа, выполаскивая из волос пресловутый песок, сделали свое дело. Окончательно оголодав, мы отправились на поиски ужина, а после чудесного супа по рекомендации Корвуса двинулись на прогулку, словно дети трогательно и нерешительно переплетая пальцы.
— Хочешь потанцевать?
— Так ты же не умеешь! — возразила, смеясь от того, как подмигнул мне длинноволосый трубач, смешно раздувая щеки и до красноты на них дуя в свою трубочку.
— Чем черт не шутит!
Подхватывая меня за талию, Ворон отважно шагнул в хоровод танцующих людей и покрутил меня на месте, игриво покачивая плечами и переступая с ноги на ногу.
— Я отдавлю тебе ноги.
— Спасибо, что предупредил, — улыбнулась я. — Давай попробуем по-другому?
— Как?
Скинув легкие туфельки на плоской подошве, я осторожно опустила кончики стоп на носки мужских сапог, хватаясь за крепкие плечи и теснее прижимаясь к пустыннику.
— Веди, я буду поддаваться.
По достоинству оценив маневр, Ворон задвигался, легко переставляя ноги и без труда перенося мой вес с места на место в такт замедлившейся музыке.
— Ты такая красивая, — прошептал пустынник, когда настроение стало интимным, а фонарики, развешанные на стенах в огромном количестве, словно по велению судьбы потускнели.
— А еще я ужасно соскучилась.
Набравшись наконец сил для признания, смущенно опустила ресницы на пару секунд, чтобы сделать вдох перед тем, как взглянуть в черные глаза мужа. Наши губы были так близко, что я чувствовала его жаркое дыхание, пропитанное острыми специями, такими же пряными и необычными, как и сам мужчина.
— Я знаю, я тоже по нему скучаю.
— Корвус, — со вздохом прижимаясь к мужчине, опустила подбородок на его плечо, пальцами погладив темные волосы, отросшие за это время практически по плечи. — Я скучаю и по тебе тоже.
Ответные объятия не заставили себя долго ждать.
Сжав меня крепко и отчаянно, пустынник вжался лицом в мои распущенные волосы, делая глубокий вдох.
— Я не заменю его, но я буду стараться изо всех сил. Прости, что не сберег его для тебя, Лирель, я до сих пор не могу себя простить за это. Если он не вернется…
— А он вернется, — подхватила я, не желая даже в предположении думать об этом.
— Я умоляю тебя — не оставляй меня.
— Никогда, обещаю, — без страха произнесла я, обнимая своего мужа, который так же, как и я, жил с этой потерей.
Мы не говорили о будущем в дороге, только шли к намеченной цели, не думая о завтрашнем дне. Впервые с той злополучной ночи Корвус открылся мне, признавшись в своем чудовищном страхе, и честно сказать, мне полегчало.
Тонкая нить доверия между нами вновь затрепетала, оживая, и открыто озвучив свои переживания, я задышала куда легче, чем даже пару минут назад.
— Не плачь, моя милая, — услышав, как я всхлипнула, Ворон покачал меня в своих нежных объятиях. — Не стоит. Я очень тебя люблю.
На ощупь отыскав его губы, я больше не оставляла места сомнениям и неуверенностям. Мне нужен был этот поцелуй — как подтверждение, что я не одинока в своих печалях и радостях, как обещание перед звездным небом, что больше никогда не буду одна.
— И я тебя люблю. Прошу, пойдем домой.
— Пойдем, — не собираясь спорить, мужчина позволил мне опустить ноги обратно в туфельки, и слегка подбросил в воздух, дав оплести ногами его бедра, повиснув, словно зверюшка на крепкой ветке.
До самого дома мы молчали, утопая в наступившем понимании, к которому так долго шли. Даже поднимаясь по ступеням, не произнесли ни слова; внеся меня в спальню, Корвус не раздумывая опустился на широкую кровать, сразу же накрывая мои щеки ладонями и целуя.
Мы исступленно изучали друг друга губами, не поднимая ресниц. Ладони гладили плечи, спины, лопатки, зарывались в волосы, натягивая пряди до сумасшествия нежно. Даже одежда, казалось, исчезла, просто улетучившись, не посмев отрывать нас от близости, в которой тонули две боли, два измученных сердца, уставших биться по отдельности.
— Люблю тебя, — шептала, кусая губами мужскую шею, касаясь языком вздувшейся венки.
— Люблю тебя, — слышала в ответ, позволяя пустыннику покрывать кожу горящими отметинами чутких губ.
Так не могло продолжаться вечность, и скользнув бедрами выше, я с мучительной нежностью впустила в себя горячую плоть, слыша, как застонал пустынник, касаясь жарким ртом моих ключиц, и застонала сама, сплетаясь с любимым телом в единое целое.
— Сегодня только нежность, кадын, — хрипло пообещал он, вовсе меня не расстроив. — Я слишком скучал, чтобы торопиться.
— Я тоже… так скучала…
Двигаясь медленно, опускалась все ниже и ниже, качаясь на волнах туманившей чувственности. Мне не нужны были ни пошлые словечки, чтобы сходить с ума, ни откровенные жесты. Лишь Ворон, отвечающий мне взаимностью, сжимая в
