ее от всякого зла!
Если бы так, то достаточно было бы тебя перекрестить, и ты бы исчез! Я вздохнула. Что из этого выйдет?
- Идемте, - снова взвыл Церон, направившись к выходу. – Сами узрите!
Народ потянулся за ним – зрелища, особенно бесплатные, все любят.
- И вы позволите? – спросила я у Григорио, когда он поравнялся со мной.
- Кто я такой, чтобы мешать воле божьей? – он лукаво улыбнулся.
- И то верно, - смиренно кивнула и тоже, взяв за руку Рэйчэра, вышла из церкви.
Мы дружной толпой дошагали до реки.
- Принеси мне воды, - велел Альгат мальчику-служке и вручил ему ковшик.
- Сию минуту, - тот кивнул, отбежал к реке, зачерпнул воды и отдал ковш Церону.
- Вот, все смотрите! – торжественно заявил, явно любуясь собой, тот и, перекрестив, выпил ту воду до дна.
- Все, представление закончено? – спросил Палау. – Тогда все расходимся по домам!
- Алина, Рэйчэр, как хорошо, что нашел вас, - к нам подошел Бобби.
- Что-то еще стряслось? – напрягся мой дракон.
- Можно и так сказать, - Макинтош кивнул. – Но на этот раз стряслось хорошее, для разнообразия, должно быть. Алина, - он широко улыбнулся и заявил, - я добился разрешения о выдаче тебе лицензии на лЕкарство, а также возвращения дневников и патентов матери!
- Правда?.. – прошептала едва слышно, потом глянула на Рэйчэра.
- Да обнимай, я не против, - посмеиваясь, разрешил мой чешуйчатый, - парень заслужил.
- Спасибо, Бобби! – обняла друга. – Ты не представляешь, что это для меня значит!
- Они, кстати, со мной, - тот смущенно указал на карету. – Позволите вас и дневники отвезти домой?
- Конечно! – я чуть ли не бегом бросилась к ней.
Неужели и правда сбылась моя заветная мечта?..
Вот они, мои хорошие! Села за стол, на который выложила аккуратные стопочки дневников матери. Видно было, что до некоторых из них добралась вода во время наводнения – листочки чуток разбухли по краям. Но Бобби спас мою драгоценность, за что я перед ним в неоплатном долгу.
Полюбовалась своим сокровищем, которое нежно ласкал льющийся из окна вечерний янтарный свет. Он теплом ложился на плечи, и мне казалось, что за спиной стоит мама, положив на них ладони. Хотя так и есть. Она всегда со мной, ее любовь рядом, защищает и любуется, это невозможно отнять.
Открыла первую тетрадь, с замиранием сердца вгляделась в строчки, заполненные убористым, до боли знакомым почерком. Описание дня, мысли, симптомы пациентов и схемы лечения. Странное чувство, читаю и будто разговариваю с мамой.
Я с головой ушла в дневники, потеряв счет времени. А вот и те записи, что были созданы накануне того злосчастного вечера. А дальше – пустые желтоватые листы, чуть смявшиеся от нажима, с которым она заполняла предыдущие. Лишь несколько настоек, схема лечения сухого кашля и почему-то рецепт пирога с почками. И шифр, знакомый лишь нам с ней, не подходит.
Нахмурилась. Неужели я ошиблась? Тайна так и останется нераскрытой?
- Кра, - деликатно вмешался ворон, вспорхнув на стол.
Глянув на меня, расстроенную, своими бусинками глаз, он вынул клювом пузатую небольшую баночку из коробки, что стояла рядом со стопкой тетрадей. С мягким хлопком извлек из нее пробку и… Толкнул флакон так, что содержимое буро-зеленым порошком высыпалось на страницу!
- Арман, ты что творишь! – я ахнула.
Умная птица никогда раньше не хулиганила. Наоборот, воспитанный питомец моей мамы всегда мог дать фору лучшим знатокам этикета.
- Что на тебя нашло? – проворчала, глядя на него с укоризной.
- Кра, - повторил он и столкнул клювом незажженную свечку с канделябра – так, чтобы та тоже приземлилась на желтый лист.
- Постой-ка, - до меня, наконец-то, дошло. – А ведь ты прав, Арман! – с признательностью улыбнулась этому умнице.
Точно, если мама сделала записи, используя вместо чернил густой раствор змееголова, пропадающий при высыхании, то если его посыпать бронзянкой и прокалить лист, все станет видно!
Я приступила к делу, и через пару минут томительного ожидания на последних листах дневника, между обычными строчками начали проступать скрытые.
- Нашла! – потрясенно выдохнула, вглядываясь в них.
- Кра, - съехидничал ворон, напомнив о себе.
- Ты прав, это твоя заслуга, - с благодарностью посмотрела на него. – Спасибо, мой милый!
И как сама не догадалась! Правду говорят, что во время беременности разум женщин немного, э-э, притупляется. Но это ничего, ради счастья взять на руки свое дитя и не такое можно потерпеть!
Потушив свечку, вернула порошок бронзянки обратно в пузырек и сделала глубокий вдох. Руки разгладили лист, немного дрожа. Пришла пора узнать, что же случилось с моей мамой. Я приступила к чтению.
«Моя милая, любимая доченька, раз ты это читаешь, значит, меня уже нет с тобой. Прости за это. Очень хотела бы увидеть, как ты растешь, как становишься девушкой – уверена, очень красивой и умной. Как идешь к алтарю с любимым. Как берешь на руки первенца. Меня не будет с тобой – но лишь во плоти. А душой я все равно буду рядом, защищая самой сильной на свете, материнской любовью.
Аленький, нет времени, а так много хочется сказать. Поэтому напишу, как есть, как было. Чтобы ты не мучилась всю жизнь от неведения, ты ведь такая же, как я, пока не узнаешь правду, не успокоишься.
Той ночью меня позвали к тяжелому пациенту. Намекнули, что отказываться нельзя, так как это очень высокопоставленное лицо. Подобные не приемлют отказов. Даже твой отец не стал спорить с той гостьей, а ты знаешь, что подобное бывает крайне редко.
В карете мне завязали глаза. Повязку сняли лишь когда привели в комнату. Это был женский будуар в лилово-алых тонах, со стенами, обшитыми шелком, по которому вилась вышивка золотом. В соседней спальне располагалась огромная кровать с балдахином. На нем красовался герб нашего короля.
Это меня вовсе не порадовало. Влезать в тайны сильных мира сего нельзя, им ведь ничего не стоит стереть тебя в порошок. Сживут со свету и даже не заметят. Считают, что им можно все. Живут, будто в игру играют, распоряжаясь чужими жизнями, как оловянными солдатиками.
Балдахин раскрыли, и я едва сумела сдержать вскрик – ведь женщину, лежащую на пышных подушках, сложно было не узнать! Почти
