— Должна смочь, — сказала Грейс. — Она понадобится мне завтра. Ах да, завтра же нет занятий, у учителя библиотечный день. Значит, послезавтра.
Она поднялась, медленно, неуверенно. Мы с Коулом молча смотрели, как она отыскала ключи и зажала их в кулаке, как будто не знала точно, что с ними делать.
Мне не хотелось, чтобы она уезжала, но еще больше не хотелось, чтобы она садилась за руль.
— Я отгоню ее машину, — подал голос Коул.
Я захлопал глазами.
Коул пожал плечами.
— Я отгоню ее машину, а ты отвезешь ее на своей. Потом подбросишь меня обратно, или…
Он снова пожал плечами.
По глазам Грейс я понял, что ей очень хочется, чтобы я согласился, и я сказал «да».
— Спасибо, — поблагодарила Грейс Коула.
— Не за что.
Мне слабо верилось в то, что Коул так внезапно стал милым, но я обрадовался возможности еще немного побыть с Грейс и лично удостовериться, что она благополучно добралась до дома. Оставалось только надеяться, что он не разобьет ее машину.
Мы двинулись в путь: Коул, одинокая фигура на водительском сиденье машины Грейс позади, и мы с ней. Она вцепилась мне в колено и всю дорогу не убирала руку. Когда мы подъехали к дому родителей Грейс, Коул ловко припарковал машину на подъездной дорожке, а Грейс наклонилась поцеловать меня. Все начиналось вполне целомудренно, но потом мои губы дрогнули и раскрылись, а пальцы Грейс сжали ворот моей рубахи. Как же мне хотелось остаться с ней, господи, до чего же мне этого хотелось…
…и тут Коул забарабанил пальцами по стеклу. Он дрожал на пронизывающем ветру, пока я послушно опускал стекло.
— Я бы не советовал тебе особенно распускать руки: ее папаша смотрит в окно. И вообще, тебе лучше бы поспешить, — (эти слова были обращены к Грейс), — потому что через две секунды ты, — (а это уже было адресовано мне), — понадобишься мне для того, чтобы подобрать мою одежду, и, думаю, лишние зрители нам ни к чему.
Глаза у Грейс расширились.
— Они дома?
Коул кивнул на вторую машину, стоявшую на подъездной дорожке. Грейс уставилась на нее; похоже, мои подозрения, что она отлучилась из дома без разрешения, были не беспочвенны.
— Они же сказали, что приедут поздно. Они ни разу еще с этой выставки раньше полуночи не приезжали.
— Я иду с тобой, — заявил я, хотя, откровенно говоря, предпочел бы повеситься.
Коул смотрел на меня с таким видом, как будто мои мысли были для него открытой книгой.
Она покачала головой.
— Нет. Нечего тебе там делать. Не хочу, чтобы они на тебя орали.
— Грейс, — начал я.
— Нет, — отрезала она. — Я не передумаю. Я справлюсь сама. Так надо.
В этих словах была вся моя жизнь. Я торопливо поцеловал Грейс на прощание и пожелал ей удачи, она ушла, а я открыл дверцу машины, чтобы прикрыть готового к превращению Коула от любопытных соседских глаз.
Коул скорчился на асфальте, его колотило.
— Почему она под домашним арестом? — спросил он, глядя на меня снизу вверх.
Я посмотрел на него, потом перевел взгляд обратно на дом, убедившись, что за нами никто не наблюдает.
— Потому что ее вечно отсутствующие родители решили, что ненавидят меня. Видимо, за то, что я спал в ее постели.
Коул выразительно вскинул брови, но ничего не сказал. Он о чем-то думал. Плечи у него ходили ходуном.
— А правда, что они забыли ее в запертой машине на жаре?
— Правда. В этом вообще все их отношения.
— Мило, — заметил Коул. — Почему так долго? — спросил он через миг. — Может, я ошибся?
От него уже пахло волком. Я покачал головой.
— Это потому, что ты одновременно разговариваешь со мной. Перестань сопротивляться превращению.
Теперь он сгруппировался, как бегун, опершись пальцами об асфальт и согнув одно колено, как будто готов был сорваться с места.
— Вчера ночью… я не думал…
Я остановил его. И сказал то, что следовало сказать давным-давно:
— Когда Бек привез меня, я был никем, Коул. Я был совершенно не в себе, практически недееспособен. Я почти не ел и начинал визжать, стоило мне услышать шум текущей воды. Ничего этого я не помню. У меня гигантские провалы в памяти. Я до сих пор не вполне адекватен, но не до такой степени, как раньше. Кто я такой, чтобы ставить под сомнение выбор Бека? Никто.
Коул посмотрел на меня со странным выражением, и тут его вырвало на дорогу. Дрожа и корчась, он утратил свою человеческую форму; футболка на нем лопнула, и он забился на асфальте рядом с машиной. Даже в волчьем обличье Коула сотрясала дрожь; мне пришлось долго уговаривать его, прежде чем он потрусил в сторону леса за домом Грейс.
Когда Коул скрылся, я еще какое-то время ждал у открытой дверцы машины, глядя на дом Грейс, — дожидался, когда в окне ее спальни вспыхнет свет, и воображал себя рядом с ней. Я скучал по шелесту ее тетрадей, когда она готовила домашнее задание, пока я слушал музыку на ее кровати. Скучал по ее ледяным пяткам, когда она забиралась ко мне в постель. Скучал по ее тени, которая падала на страницы моей книги. Скучал по запаху ее волос и звуку ее дыхания, по моему томику Рильке у нее на тумбочке и ее влажному полотенцу, небрежно брошенному на спинку стула. Казалось бы, после целого дня, проведенного с ней, я должен был бы насытиться, но лишь стал скучать еще сильнее.
ГРЕЙСЯ знала, что меня ждет выволочка, но испытывала странное чувство свободы. Я вдруг поняла, что весь день гадала, попадусь или нет, и что случится, если они узнают обо всем потом. Теперь можно было не гадать.
Потому что я знала точно.
Я закрыла за собой входную дверь и вошла в прихожую. На пороге, скрестив руки на груди, стоял отец. Мать стояла в нескольких шагах от него, полускрытая кухонной дверью, точно в такой же позе. Они ничего не говорили, и я тоже молчала.
Лучше бы они накричали. Я готова была к крику. Внутри у меня все тряслось.
— Ну? — осведомился отец, когда я вошла в кухню.
Началось. Никакого крика. Только вопросительное: «Ну?» — как будто он ожидал, что я брошусь каяться во всех грехах.
— Как ярмарка? — спросила я.
Отец буравил меня взглядом.
Первой не выдержала мама.
— Не притворяйся, будто ничего не произошло, Грейс!
— А я и не притворяюсь, — отозвалась я. — Вы велели мне не выходить из дома, а я ушла.
Мама сжимала руки в кулаки так яростно, что побелели костяшки.
— Ты ведешь себя так, как будто не сделала ничего предосудительного.
Меня охватило ледяное спокойствие. Я порадовалась, что не разрешила Сэму пойти со мной; в его присутствии я не смогла бы сохранять такую решимость.
