Томас посмотрел на меня с прищуром и вкрадчиво проговорил:
— Все время забываю, что моя жена — эмпат. Отлично себя чувствую, силы возвращаются. Вот погоди, чуть-чуть восстановлюсь…
— … и пойдем в город, — быстро сказала я, почему-то смутившись. — Только приведу себя в порядок.
В одном из вагончиков Том нашел мужские сланцы, и я сразу вспомнила свою первую встречу с режиссером фильма. Я надела сланцы и пошла в них по мелководью — мало ли кто живет в мягком песочке. К озерцу прилетали на водопой крупные зубастые птицы, однако никто не выпрыгивал навстречу им из воды с раскрытой пастью, и я осмелела. Водопад блестел в утреннем солнце. Ручей был холодным. Захотелось встать под ледяные струи, потому что от взгляда Томаса, следящего за мной с берега, и от ощущения разгорающегося внутри пламени становилось все жарче. Все дно просматривалось насквозь, лишь у самого водопада от ударов ручья кипел мелкий желтоватый песок. Я сделала очередной шаг, нога скользнула на глубину и … я с головой ушла под воду.
Томас
Том в несколько гребков переплыл озерцо, но Миа уже вырвалась на поверхность, оплевываясь. Рядом подошвой вверх плавали пластиковые тапки.
— Нормально, нормально все, — торопливо прокричала она, ладонью смахивая воду с лица. — Тут глубоко просто, ручьем размыло.
Футболка облепила грудь и живот, волосы-пружинки намокли и оказались длинными, до талии, глаза блестели лазурью. Томас подтянулся, вылез на камни у водопада и вытащил Мию. Поцеловал так жадно, что она охнула и заскользила вниз босыми ступнями, но он ее удержал, подхватив под бедра. Спустя несколько секунд изучал губами ее острые девичьи грудки, нежные с крошечными темными сосками, напрягшимися под шершавой ладонью. Спотыкаясь и не видя ничего вокруг, унес с камней на пляж. Раздел, согревая поглаживаниями. У Мии были хрупкие плечи, а все впадинки на теле трепетали, отзываясь на прикосновения.
— Сними, сними, — прошептала она, дергая его за мокрую майку. — Хочу смотреть.
Томас помедлил:
— Я…
— Я знаю, что ты не киборг, что ты человек, — Миа приподнялась на локтях. — Сними ее.
Томас помог ей стащить футболку и расстегнуть пряжку на джинсах. Каждая мышца в его теле налилась силой.
— Красивый, такой красивый, — завороженно прошептала Миа, поглаживая его по плечам. — Везде красивый.
Ладони ее двигались по его телу, все ниже, но Томас остановил ее, поцеловал в пальчики, свел вместе запястья, прижал к песку вытянутые руки. Покачал головой, улыбаясь в ответ на жалобный взгляд — сегодня он тут главный. Он ведь обещал показать, какое это счастье — заниматься любовью с тем, чье каждое прикосновение отзывается внутри бурей. Обещал — исполнил.
… В город они в тот день все-таки не пошли, время пролетело быстро, словно в сладком сне: еда, ласки, поцелуи, стоны, вскрики, шепот, признания в любви. Ночью приходили местные твари, хрипло ругались под дверью трейлера. На тварей не обращали внимания, не до них было.
— Ты сама догадалась? — спросил Кавендиш.
— Сама. Дедушка Кавендиш — это ведь настоящий дедушка, а не генетический прародитель, да? То был такой эксперимент — твоя кор-плата? Тебе в армии поставили?
Томас рассказал все, о себе, ранении, семье, «карьере» в Бюро. Говорил долго. Поделился надеждами и опасениями.
— Ничего, — проговорила Миа, уже засыпая. — Живи, не торопись, там подождут…
Они вышли на рассвете. Томас ловил слабую Сеть, но больше ориентировался на все чаще встречающиеся следы человеческого присутствия: остатки кострищ, примятые дождем и опавшей листвой ошметки биоразлагаемых палаток. Днем на Окто явно процветал туризм. Многие твари, прикормленные и совсем не пугливые, выходили к ним из леса, нагло приставали к Мие. Эл правду говорил, Миа притягивала разное зверье.
— Белоснежка, — посмеивался Томас. — У нас в школе ставили спектакль о девушке, на которую слетались все птички. Я там играл, в спектакле.
— Кого?
— Оленя. Ну, рыжего оленя. Честно. Даже голо есть.
— Станция! Биологическая станция! — вдруг закричала Миа, когда они вышли к долине между двумя речушками. — Видишь символ? Это Эмерейский Университет! И люди тут есть.
Долина выглядела как ухоженный огород с крошечным домиком посередине. Между грядок с какими-то местными культурами торчали таблички с надписями на латыни. За одной табличкой Томас разглядел шевеление. Там копался в земле высокий худощавый мужчина в широкой шляпе.
— Здравствуйте! — заорала Миа, устремляясь к незнакомцу. — Вы не могли бы…? Профессор Клайв?
Мужчина выпрямился. На бок у него висела длиннорукая обезьянка. Миа показывала таких в лесу — псевдо-орангутанг, довольно опасный вид, если встретиться со стаей. Впрочем, этот явно был детенышем — он жался к незнакомцу и даже спрятался к нему за спину, держась за шею мужчины длинными трехпалыми лапами.
Миа застыла. Томас подумал, что она удивлена дружбе дикого животного с человеком, но она смотрела на мужчину, словно к чему-то прислушивалась. Зрачки ее были широкими, на всю радужку. Томас встревожился.
— Студентка Лейнер? — незнакомец растерянно таращился на девушку в мятой футболке и с грязной сумкой на боку через старомодные очки. — Миа Лейнер?! Что вы здесь делаете?! У вас тут практика? Нет, не может быть, ваш курс только в следующем году… Кто вас сюда направил? Почему вы не на Эмерее? Как же занятия? Вы отвезли тот образец на Муар-Ман? Почему не отчитались?
Миа молчала. Томас еще больше напрягся, наблюдая за тем, как меняется ее лицо: от непонимающего к изумленному… и сосредоточенному. Профессор Клайв продолжал задавать вопросы. Затем замолк, снял шляпу, смущенно крякнул и усмехнулся, почесав в затылке.
— Правильно, — одобрительно кивнула Миа, наклоняя голову набок. — Можете не притворяться. Я все поняла.
Клайв покусал нижнюю губу и скорее уточнил, чем спросил:
— Побочный эффект эмпатического восприятия.
— Наверное. Плюс кое-какая информация и пятьдесят процентов догадки.
— И Роузи? — дружелюбно уточнил Клайв, поглядывая на солнце. Обезьянка на его плече сморщила нос.
— Да, она как-то оговорилась. Случайно. Она не собиралась вас выдавать.
— Роузи давно подозревает, — профессор деликатно снял псевдо-орангутанга с плеча и поставил его на землю. — Пойди поиграй, Люси.
— Слушайте, — не выдержал Томас, вкрадчиво поинтересовался: — я вам двоим случайно не мешаю? Миа, что происходит? Нам угрожают?
— А вот не знаю, — Миа подняла брови, продолжая глядеть на профессора Клайва.
— Ничуть, — сказал тот. — Наоборот.
— Миа, кто это? — уже совсем нетерпеливо рявкнул Кавендиш.
— Понимаешь, — она заговорила медленно, словно оценивая каждое свое слово. — Я все время думала. Где между нами связь? Или кто все это организовал? И начала понимать. Профессор рекомендовал меня Марии, потом попросил присмотреть за мной Роузи, направил на яхту Феба…
— … дал ваши координаты владельцу Огурчика, — любезно подсказал Клайв, — поговорил с мистером Синклером от лица Пэрри, а с Пэрри от лица мистера Синклера, подыскивающего подходящий транспорт.
— И Мацумото?
— И Мацумото. На конференции на Эмерее.
— И Айви?
— О, мисс Бронски. Как она поживает?
— Ждет с вами встречи. Роузи сказала, что вы из другого мира. Из какого? У вас Космос внутри. Я только что видела. Теперь никогда ЭТО не забуду.
До Тома наконец-то начало доходить. Ему показывали мутное фото Джона-один, сделанное втайне и все равно почти неразличимое. Сходства вроде не было. Но кто их, Чужих, знает.
— Вы Чужой? — хмуро уточнил Томас. — Это вы все устроили. Зачем?
— Все не то, чем кажется, друг мой. Томас Кавендиш, не так ли?
— Вы здесь из-за Мии? Это какой-то эксперимент, черт возьми? Мы вам подопытные кролики, что ли?
— Эксперимент? И да, и нет. Кролики? Ни в коем случае!
— Только попробуйте причинить ей вред, и я…?
— Вы дети Сильвери, — перебил его Джон-один. — Я, в некотором роде, ваш куратор. Никто не желает вам зла. По крайней мере, не мы. А вот торс-маяки вокруг планеты уже засекли необычный и очень сильный всплеск энергии из-за вашего перемещения с Аквариуса, студентка Лейнер. И об этом, разумеется, доложено Отделу КБ. Поэтому мы сейчас садимся в мой «парус»-челнок и летим на станцию. Обещаю, вы все узнаете на «Звездном Ветре». Только давайте поторопимся. Терпеть не могу общаться с Октавом Ольсеном. Скользкий тип.
