Оказалось, прошло всего несколько секунд. Дейке успел лишь преодолеть расстояние в несколько метров, которое их разделяло, и склониться над ней, поддерживая ее голову. Мешшех все еще держал ее на руках.
— Это я. Извини, пережал, наверное, — послышался со стороны голос Тхорна.
Что произошло сразу затем, Лиска поняла не сразу, поскольку еще плохо соображала после обморока. Она услышала только пронзительные женские крики и какую-то возню, но когда села, все уже было закончено. Тхорн, невозмутимый, как обычно, прижимал тыльную сторону ладони к разбитой губе, и с его руки капала кровь. Дейке потирал костяшки пальцев на правой руке. А затем оба офицера посмотрели друг другу в глаза и застыли, не мигая.
Лиска испугалась и невольно вцепилась в руку Мешшеха. Она не сразу поняла, что он гладит ее ладонью по спине:
— Расслабься. Они просто разговаривают. Тхорн утащил его в увод, — еле слышно пояснил он.
— Дейке ударил его, — так же шепотом сказала Лиска, глубоко шокированная.
— Ничего. Это нормально. Он тебя защищал. Все хорошо.
Мешшех заправил прядь ей за ухо, и Лиска повернула голову к нему:
— Почему ты опоздал? — спросила она, лишь бы не думать о том, что Тхорн делает в уводе с ее мужем.
— Друг попал в переделку, пришлось полететь к нему. Прости, — ответил он, и Лиска прикрыла глаза, кивнув:
— Я не сержусь.
В саду стояла неестественная тишина, все гости замерли, не сводя глаз с двух подравшихся мужчин, но уже через минуту Дейке шевельнулся, и Лиска бросилась к нему, обнимая.
— Посмотри на меня, — нетерпеливо сказал он, и увел ее, едва их взгляды встретились. Все звуки стихли, гости исчезли — сад застыл в мертвой тишине, только ветер легонько шевелил ветви деревьев.
— Зачем? — удивилась она.
— Хочу проверить.
Дейке посмотрел в сторону, явно занятый сканированием. Лиска со вздохом села прямо на землю под деревом:
— Зачем ты ударил Тхорна? Он теперь злится на тебя, да?
— Нет, он же не идиот, — Дейке перевел на нее взгляд и ободряюще улыбнулся:
— Не волнуйся, это нас не поссорит. Он прекрасно знает, что заслужил этот удар. Я никому не позволю обижать тебя, и он — не исключение.
— Но он не пытался меня обидеть.
— Если бы пытался — одним ударом бы не обошлось, — отрезал Дейке.
— Ты ведь со вчерашнего дня хотел это сделать, — не удержалась Лиска.
— Ну и что?
Губы ее мужа снова изогнулись в мягкой улыбке.
— Тхорн правда не обиделся? — наморщив лоб от переживаний, спросила она.
— Правда. Он со вчерашнего дня был к этому готов.
Дейке вернул ее из увода и подхватил на руки, нежно касаясь губ:
— Я люблю тебя.
— А я тебя.
Лиска смущенно покосилась на гостей, но все деликатно отошли подальше. Тхорн мирно беседовал с женщинами, и, судя по жестам, приносил извинения за некрасивый инцидент. Одна из них заставила его сесть и, вооружившись салфетками, начала обрабатывать его губу.
Она снова перевела взгляд на мужа:
— Ты не предупредил, что я выхожу замуж за задиристого драчуна.
— Хм. Разве я не упоминал, что всегда буду защищать тебя?
Лиска улыбнулась счастливой безмятежной улыбкой, но когда она решила погладить Дейке по голове, на ее браслете звякнула подвеска, и ее рука застыла, словно пронзенная внезапным спазмом.
— Что Тхорн рассказал тебе в уводе? — негромко спросила она, посмотрев в серебристые глаза своего любимого мужчины, которые внимательно следили за ней.
— Что это между вами. Просил не спрашивать у тебя.
Лиска прикрыла глаза и сделала глубокий вздох:
— Я не могу пока тебе рассказать сама. Ты не обидишься?
Дейке тоже вздохнул и опустил ее на землю:
— Тхорн может получить от меня по морде. Но я верю ему как себе — может, даже чуточку больше. И, конечно, я не хочу принуждать тебя к чему-то неприятному.
— Ты самый замечательный, — прошептала она.
— Потому что ты делаешь меня счастливым, — серьезно ответил ее муж.
— Но я ничего особенного не делаю.
Дейке хмыкнул и обхватил ее лицо ладонями, посмотрев в глаза:
— Все-таки ты и вправду несмышленыш.
Третья часть.
Мария.
Время текло так медленно, что его субстанция ощущалась почти физически, как желе. Секунды, словно капли, мучительно медленно срывались в пустоту: одна, за ней другая, потом — третья. Тупая боль в спине, мучившая ее и днем, и ночью, растягивала дни в бесконечность, и Мария не могла не думать о горианских детях, которым приходится такое выносить — и как они, бедные, справляются с этим, ведь надо столько дней просто лежать и терпеть боль?
Виер предлагал ей обезболивание время от времени, но от него ее мутило, и голова кружилась — это мешало читать и смотреть кино, а больше делать было нечего. Поэтому Мария в последние дни отказывалась от лекарств, которые снимали неприятные ощущения, и просто терпела. Ее день делился на три части — первая, самая неприятная — утро. Утром Виера, как правило, не было, зато приходили учителя, и по десять-пятнадцать минут занимались с ней каждый своим предметом. Делать уроки дольше, к ее облегчению, эс-Никке не разрешал.
С одной стороны, учиться было интересно, но с другой — это жутко утомляло, и теперь Мария проявляла интерес только к горианскому — она нуждалась в нем, чтобы лучше понимать Виера. Он стал ее самым близким другом, а в последнее время ей казалось, что даже больше того. Осматривая и обрабатывая ее спину, он иногда касался ее волос — вроде, чтобы отвести в сторону, но только его рука делала это так нежно, словно он ласкал ее. А еще иногда Виер смотрел на ее лицо так, что сердце замирало.
Мария знала, что он чувствует ее эмоции, и из-за этого чувствовала себя немного неловко, потому что ничего не могла поделать с влюбленностью в своего доктора. И до сих пор не была уверена, разделяет ли он ее чувства. Каждый день она боялась, что он скажет: «Нам надо поговорить», и устроит ей отповедь в стиле Евгения Онегина. Из уроков традиций она уже знала, что любой порядочный горианец, не разделяющий влюбленности дамы, должен объясниться. Но Виер до сих пор не стремился к такому разговору, и она потихоньку начала надеяться на другой разговор — о предложении помолвки. Или он не хочет поговорить о чувствах, будучи ее доктором?
Неопределенность мучила ее не хуже боли в спине, иногда даже сильнее, и Мария начала думать о том, чтобы самой завести с ним разговор. Только все никак не могла набраться храбрости, и подходящего момента все не подворачивалось. Ситуацию усугубляло то, что ее пре-сезар, Гемер, уехал на неделю к матери в другой город, и передал опеку Виеру на это время. Поэтому если их разговор закончится чем-то неприятным — ему все равно придется оставаться рядом. И это тоже останавливало Марию от решительных действий.
