Я подалась вперед, шумно выдохнув, но стальные пальцы Алерикса впились в мое колено, удерживая на месте.
«Никаких спектаклей, иначе я позабочусь о том, чтоб ты увидела самый рейтинговый здесь с Нейлом в главной роли. Хоррор в чистом виде или ты предпочитаешь смерть в прямом эфире? К чёрту отрепетированные акты – только живые эмоции. Я даже запишу его для тебя на флэшку».
Опустошенная, полумертвая и одновременно живая, настолько живая, что мне казалось, на мне отсутствует кожный покров, и каждый взгляд Нейла причиняет мне страдания, как по обнаженным нервам. Нет, мне не было больно от ненависти, которая сверкала в его ледяных синих глазах. Мне даже не было больно, когда на его безумно красивом лице читалось презрение ко мне. Я знала, что это ненадолго, что у него остались на ненависть всего лишь считанные минуты и секунды до того момента, как он начнет истекать кровью изнутри и умирать у меня на глазах уже от ненависти к себе.
Есть вещи, которые себе не прощают никогда. Можно простить кого-то, можно, если сильно захотеть или найти причины, чтобы оправдать, но себя простить невозможно, и я знала, что будет чувствовать мой мужчина, когда проклятый император откроет ему всю правду. А он откроет. Обязательно. Я читала это в триумфальном взгляде и игре пальцев, отстукивающих свой личный победный марш на поручнях трона. Я бы согласилась умереть, но не позволить Нейлу видеть все, что Алерикс делал со мной. С нами. Пусть уйдет, считая меня презренной шлюхой, чем думает о том, что не смог меня защитить.
Как же мне хотелось позвать его. Сказать хоть слово. Просить не смотреть и не слушать. Умолять закрыться от всего, что ему приготовил Алерикс, но Нейл отгородился от меня. Он наглухо закрыл мне возможность говорить с ним. Я онемела изнутри, и каждая попытка произнести его имя вспыхивала болью в горле и жгла в груди. Не хочет слышать мой голос, не желает читать мои мысли. Я знаю, что Нейл уже убил меня в себе мысленно и похоронил. Сжег все картинки, где мы были вместе, превратил в руины наши воспоминания и вытоптал мои белые розы. Но когда я начну воскресать внутри него – он начнет умирать у меня на глазах, с каждым моим вздохом его собственный превратится в мучительную пытку. И я не хотела этой смерти, молилась, чтобы он жил. Пусть так, пусть с ненавистью ко мне.
Я жадно пожирала его взглядом, раздирая ладони до крови и не обращая внимание на то, что Алерикс вспарывал мне мозг запретами, а ноздри Деусов трепетали от запаха моего отчаяния, моих эмоций и моей крови. Мне было наплевать на всё с того момента, как Нейл Мортифер вошел в эту залу. Я знала, что вижу его в последний раз. Я чувствовала это каждой клеточкой своего тела, нам больше не дадут увидится. Пусть бы даже сейчас с меня снимали кожу по кусочкам, я бы не отвела взгляд от Нейла. Я бы подыхала, но каждую секунду агонии смотрела бы на него. Чтобы чувствовать. Да, я умела его чувствовать взглядом, словами и без слов. Не обязательно прикасаться, чтобы бить или ласкать, чтобы стоять на коленях, не нужно падать на пол, а чтобы умолять и плакать, не нужно заливаться слезами. Достаточно просто смотреть и чувствовать, как внутри течет соленый океан отчаяния, и я тону в нем, рыдаю и кричу внутри. Так громко и оглушительно…И он не слышит меня, потому что не хочет слышать, а когда услышит….у нас уже не останется времени. Самой ценной валюты в любом из миров. Вот они бриллиантовые, золотые, платиновые секунды уходят с молотка по дешевке в никуда. Когда будет озвучена их истинная цена, они уже станут недоступными. Как для него, так и для меня.
Какой же он сильный по сравнению с ними со всеми. Словно выше их на несколько уровней, и все эти аристократы не годятся вылизывать даже подошву его сапог. Их отличает одно самое едкое различие – Нейл не боится смерти, он не боится ничего в этом проклятом мире, а они все …они все боятся скованного в кандалы и цепи, приговоренного на вечное изгнание Верховного консула.
Снова бег времени…он отстукивает у меня в висках неумолимой секундной стрелкой, пока Нейл наконец-то не посмотрел мне в глаза, и я поняла, что это конец – вот она агония, которой я так боялась. Вот она истинная цена каждой секунде. Озвучена императором. Непомерная и настолько высокая, она уже не по карману нам обоим. И по моим щекам бегут слёзы, когда я чувствую, как от его сердца отрывается кусок за куском, когда вижу, как от ярости блестят его глаза. От ярости и того же едкого, отчаянного бессилия…Не надо…не ненавидь себя, пожалуйста. Не смей себя ненавидеть. Ты не виноват...Я виновата. Нам не суждено. Мы ведь знали это изначально, и ты, и я. Обреченные и приговоренные к высшей мере проклятой иерархией, отличиями и тем самым «никогда», которое сжало сердце колючей проволокой, еще когда я увидела тебя впервые. Ты приговорил меня… а я даже не думала, что вынесла приговор и тебе. Моё «люблю» стало фатальным для нас обоих, любимый. Вот что отбивают секундные стрелки у меня в висках – наше с тобой «никогда». Ты чувствуешь, как оно вытекает сквозь пальцы, словно песок, и на ладонях остаются только песчинки сожалений и несбыточных иллюзий.
Не выдержал, рванул цепи, и я застонала, кусая щеки, чтобы не закричать. Видела, как дернулся император, как тебя потащили назад, а ты рычал яростно вырываясь, и десять стражников не могли сдержать эту ненависть в чистом виде, которая рвалась смести здесь все, как торнадо. Что же ты, любимый, сократил наше никогда еще больше…Не сдержался.
Я не заплакала…я не хотела убивать тебя своей болью. Ты достаточно ее видел и чувствовал, и она не принесла тебе ничего кроме твоей собственной. Я могу только держаться из последних сил, чтобы не обрушить на тебя шквал своего отчаяния.
Только когда тащили к выходу, а судья речитативом зачитывал приговор, я не выдержала.
«Нейл»
Если бы у любви не было названия, я бы дала ей твое имя. Как же оно горит во мне и болит…Каждая буква завитками персональной агонии и счастья с горьким привкусом безумия и отчаянной одержимости. Обернулся, и время сжалилось. Зависло где-то в невесомости, вне досягаемости кого бы-то ни было из смертных или бессмертных, давая мне возможность там…в наших мыслях рвануть к тебе, а потом замереть в нескольких шагах и так и не решится обнять тебя.
Распахнуть глаза и понять, что нет тебя больше в зале, а меня уводят под руки в комнату, обратно в заключение и только там зарыдать, завыть от понимания, что больше нет меня у тебя…что больше никогда не увижу и не прикоснусь к тебе. Завыть от дикого желания сдохнуть…Кричать так громко, чтобы сотрясались стены проклятого дворца, надрывать голос и горло, впиваясь в решетки окон и прижимаясь к ним залитым слезами лицом, и я знаю ты меня слышишь. Слышишь, как я плачу по тебе, по нам? Как я прощаюсь с тобой?