— Да, Матушка, — сказала Мейрвин. Она упала на колени в ярко — желтом пятне перед священным деревом и смиренно подняла ладони к свету. — Как всегда, я повинуюсь. Но сперва, прошу вас, покажите мне остальное, чтобы я поняла и лучше следовала вашей воле. Да будет так.
— … и герцог женился на прачке, хотя та не была знатных кровей, и она родила ему сына, который вырос и превзошел своего отца. Но этот сказ — на другой раз.
— Отлично, Томас! — Алейда и остальные благодарно захлопали, как только Томас закончил. — Если бы я знала, что ты такой потрясающий рассказчик, я бы давно уже потребовала твоих услуг, и милорд остался бы без оруженосца.
— Эй, — запротестовал со своего места Иво, восседая без рубашки на подушке у её ног.
— Тогда я рад, что вы не знали, миледи, — произнес Том, покраснев от удовольствия. — Впрочем, боюсь, эта история мне не принадлежит. Я услышал её от сэра Ари.
— Какое бы ни было её происхождение, ты хорошо её рассказал, — заметила Алейда.
— Ты, случаем, не надоедал сенешалю, а, парень? — спросил Освальд. Он передвинул камень на доске Морриса.
— Нет, маршал. Я лишь слушал, когда он говорил. Он почти всегда рассказывает одну — другую историю.
— Сплошь и рядом треплет языком, ты это имеешь ввиду, — Иво ответил на ход Освальда и занял участок. — Продолжай слушать его, Том. Мне почти так же, как и твоей госпоже, нравится хорошая байка.
— Я выучил эту историю, только чтобы угодить ей, милорд, — признался он. — Но, слушая, я научился разным вещам. И не только от сэра Ари.
— Так и должно быть. Маршал, какую работу ты приготовил для юного Тома на завтра?
— Будет покорять насыпь, милорд, — Освальд взглянул на Тома сверху вниз. — Дважды. В кольчуге.
Стон Тома был едва слышен, но Иво засмеялся:
— Тогда отправляйся спать. Тебе надо отдохнуть, — он взглянул вверх на Алейду. — Как и тебе, возлюбленная жена моя.
— Эй вы, поторапливайтесь, — Освальд сгрёб доску Морриса с камнями и вместе с остальными последовал за Томом, вознося своё «покойных снов», когда они уходили. Одна Беата задержалась, чтобы вернуть мех и похлопотать над доставленным ранее Хадвизой подносом, нарезая хлеб и намазывая масло.
— Ах. Эта лентяйка, — она подняла глиняный кувшин и погремела внутри него ложкой. — Мёд стал словно камень, а Хадвиза и пальцем не пошевелила. Скажу ей, чтобы лучше подавала.
— Просто поставь его у огня, — сказал Алейда. — Он размягчится быстрее, чем Хадвиза забредет обратно наверх.
— Да, пожалуй, он всё — таки станет мягче, — Беата поставила глиняный кувшинчик возле углей и, кряхтя, выпрямилась. — Не оставляйте его надолго, ягненочек, как бы не закипел.
— Не оставим, — ответила Алейда. — Покойного сна, няня.
— И вам, миледи. Милорд.
Как только за ней закрылась дверь, Иво поднялся на коленях, и глазами почти поравнялся с Алейдой.
— Ты верно поступаешь с Томом, — сказал он. — В нём с каждым днем всё меньше от конюшни.
— Вероятно, он ещё смутит вас при дворе, — произнесла Алейда. — Дайте только время, он будет готов к службе. Он столь же проворен, как его отец, и, если посчастливится, то докажет, что и смел.
Иво поморщился.
— Освальд сказал, что он бастард и сирота.
— Да. Но ясно же, кто приходится ему отцом. Приходился, имею ввиду.
— О? И кто он… был им? — подразнил он.
— Муж Мейрвин. Эльфвайн, — она скривила губки, заметив сомнение в лице Иво. — Том его точная копия, вплоть до походки. Даже Мейрвин замечает это… в особенности она, наверно.
— Что ты имеешь в виду?
— У нее не было собственных детей. Я была слишком юной, чтобы знать такое, но Беата рассказывала, что по этой причине Эльфвайн крутился вокруг других женщин. Мать Тома одна из них.
— Мейрвин упоминала о смерти мужа как раз тогда, когда я остановился с Брандом. Что произошло?
— Это случилось четыре, нет, пять лет назад. Я только вернулась после воспитания в Бэмбурге. Собака напала на стадо наших овец в Свинлисе. Эльфвайн узнал и помчался на помощь пастуху. Оба были искусаны, не сильно, но…
— Это было бешенство, — тихо произнес Иво.
Она кивнула, блуждая в воспоминаниях.
— Беата и Мейрвин старались что есть сил, а мы все, конечно, молились, но они оба умерли в течение месяца от вызванной бешенством лихорадки.
— Страшная смерть.
— И страшная потеря для деревни: Мейрвин и Эбба овдовели, шестеро детишек остались без отца… а у юного Тома вообще никого не осталось. Его матери уже не было в живых. Над ним сжалился дед.
— И так он стал работать на конюшне?
Она кивнула:
— И таким же образом у меня оказалась Хадвиза. Она — старшая из детей Уилла Шеперда. Они нуждались в её жаловании, чтобы прокормиться.
Глаза Иво заблестели:
— О — о. Это многое объясняет.
— Что именно?
— То, как ты снисходительна к девчонке. Ей нужна твёрдая рука. Ты позволяешь ей то, что не потерпела бы от других, даже от Беаты.
Алейда, насупившись, откинулась на спинку.
— Может, вы и правы.
— Может?
— Ох, ну ладно. Вы правы. Кстати, я многое позволяю Беате.
— Слишком много, даже для твоей няни.
— Как я могу бранить женщину, которая утирала мне слёзы? — спросила она. — А как насчет вас? Вы столько всего сносите от сэра Ари. Он каждую ночь исчезает, отправляясь по шлюхам, а вы и слова не говорите.
— Бегает по шлюхам? Именно этим и занимается? — глаза его озорно блеснули, в то время как произнесено всё было самым невинным голосом. — Не знал, что среди добропорядочных женщин Олнвика встречаются шлюхи.
— Почему? Вы их искали?
— Нет, — решительно ответил он. — Кроме того, разве у меня есть на них время? Или силы?
— Пфф, — она откинула руку, которой он скользил вверх, чтобы накрыть её грудь. — У него женщина в Лесбери, Беата сказала.
— Ах, Лесбери. Я знал, в Олнвике такого не могло быть, — его рука проскользила обратно, и она не стала сопротивляться, наслаждаясь теплом.
— Вы должны заставить его остаться тут, милорд, чтобы он, по крайней мере, развлекал вас. Он и правда рассказывает хорошие истории, пару раз мне удалось припереть его к стенке, чтобы послушать одну из них.
— Я уже все их слышал, — он потянул за край её платья, чтобы обнажить верхнюю округлость одной груди, и подался вперед, чтобы запечатлеть там долгий поцелуй. — Более того, я предпочитаю развлечения, которые сулишь ты.
— Но он…
— Довольно, Алейда, — голос его был спокойным, но когда он поднял голову, глаза его предостерегающе сверкали. — Ночи Ари принадлежат ему.
— Ах, да. Как вам — дни, монсеньор, — разгневанная, она вскочила на ноги и обошла вокруг него.
