— Значит, спасайся, пока тебе подвернулся такой шанс, — падаю обратно на постель, сгребаю в кучу одеяло, обвиваю его ногами и руками, свернувшись клубочком. Он размышляет не очень долго, и кровать прогибается под весом его тела. Грант ложится рядом со мной, и я чувствую такую сумасшедшую потребность в его прикосновении, прям как наркоман во время ломки, готовый отдать жизнь за дозу кайфа. Меня начинают душить запоздалые слёзы, ставшие в этом городе моими постоянными спутниками.
— Пожалуйста, ничего не говори, просто обними меня, — в моём исполнении звучит как последняя просьба умирающего, но это так, я хочу сейчас именно этого.
Грант кладёт на меня руку, я хватаю его ладонь и подтягиваю её к своей груди, прижимая сильнее, чтобы он почувствовал биение моего сердца. Затем целую её и кладу себе под щёку.
— Я не хотела причинять тебе боль, Грант. … Ты так нужен мне. Я разговаривала с Джейком, а думала постоянно о тебе. Если бы я и умерла, то только ради тебя, идиот. Прости меня.
Мы лежим в тишине, потому что я просила его молчать, и потому что он сам в шоке от нашей зависимости друг от друга, от чувства которым мы связаны, словно нас на планете только двое, нет … словно мы одни в вечной бесконечности. Я слушаю его дыхание, оно постепенно возвращает мне спокойствие, и я снова погружаюсь в сон, ощущая его любящее тепло.
Проснувшись, понимаю, что рядом со мной кто-то есть и это не Грант.
— Дани! — поворачиваясь, раскидываю руки и ловлю. — Привет, малыш!
— Привет. Ты … вернулась, — как-то странно, с расстановкой, но всё же произносит он, и мне хочется, чтобы он болтал и трещал без умолку, чтобы в ближайшие дни его рот не закрывался, потому что я хочу слышать его голос.
— Я не хотела тебя пугать, и оставлять тебя, ты же понимаешь? — трясу его, прижимаю к себе, целую. — Мы дома одни? Где Грант?
— На … кухне. Ему … было очень … плохо. — У этого маленького мальчика необычайно глубокий и мудрый взгляд. Патрик был прав, эти дети состарились, не успев повзрослеть. Дани чувствует и понимает то, о чём дети в его возрасте даже не задумываются. — Пойдём есть? — наконец он улыбается и становится похожим на ребёнка.
Теперь мне предстоит поздороваться с мужем, но не факт, что Грант отошел от случившегося и от нашего ночного разговора. Поэтому на кухню я не захожу, а как-то нерешительно крадусь, и Дани приходится тащить меня за руку.
— Привет, — робко роняю я, и он оборачивается. Мурашки носятся по мне стадом вниз верх, вниз верх. С минуту Грант смотрит на меня серьёзно, затем слегка усмехается.
— Ну, привет, вредина.
Хочу сесть за стол, но он останавливает меня, придержав за плечо. Достаточно только его прикосновения и я понимаю. Мне тоже этого не хватает. Стремительно тянусь к нему и ловлю его губы. То, как он целует меня — означает, что я прощена на века вперед, что он снова невозможно скучал и что ничего не может с собой поделать. Я не могу оторваться, и Дани нетерпеливо стучит вилкой по тарелке.
— Ты прав старик, это безответственно, — шутя бросает ему Грант, кладя порцию омлета. — Лопай, будем считать, что небо разъяснилось.
Я ужасно голодна, я бы съела в три раза больше, чем вижу у себя на тарелке, но первый отправленный в рот кусочек, вызывает у меня жуткий приступ тошноты с позывом к рвоте. Еле успеваю добежать до туалета, где меня выворачивает со страшной силой, но рвать абсолютно нечем, а желудочный сок со слюной быстро кончились. Это мучает меня слишком долго, все мои силы испаряются, и я уже едва стою на дрожащих ногах. При следующем позыве меня бережно подхватывают руки Гранта.
— Это ненормально. Что-то не так Вэл!
— Токсикоз…
— Нет, не на таком сроке. Я читал. Поэтому Кенз уже едет.
Глава 32
— Грант, да ты бледнее, чем Валери! — доктор Лоран Кенз, появляется как раз тогда, когда меня, наконец, отпускает, и Грант несёт меня на руках в спальню.
У меня берут кровь, осматривают, ощупывают, заглядывают в рот, светят в живот каким-то приборчиком, просят помочиться в стаканчик и это всё для того, чтобы сказать одно единственное слово:
— Психосоматика! — Кенз многозначительно смотрит на Гранта, словно этим всё само собой объясняется.
— Нервы? Но я уже спокойна и снова жутко хочу есть!
— Это на поверхности, дорогая, но что-то глубоко тяготит тебя, — сворачивая свой чемоданчик, доктор снова зыркает в сторону Гранта. — Я, конечно, могу посадить её на специальные препараты, но лучше тебе самому с этим разобраться. Поправляйся, Вэл!
Когда он уходит, Грант пытливо прожигает меня взглядом, и опять я угадываю его мысли.
— Только не пси фактор прошу тебя! Тем более что эта способность осталась только у престарелой Перл и десятилетнего Алека.
— Тогда расскажи сама.
— Побудь со мной!
— Я и так с тобой, — улыбается он, лаская меня взглядом, хотя следы испуга на его лице ещё сохраняются. Он боится потерять меня так же, как и я его. Когда он держал меня над унитазом, я поняла, что люблю его очень сильно.
— Да, но я хочу, чтобы ты всё время прикасался ко мне. Мне это сейчас необходимо, и не смей отпускать свои дурацкие шуточки! — беру его руку, когда он садится рядом, и глажу ею себя по животу. — Мне … страшно, — выдавливаю через уйму времени после того, как мои глаза устают смотреть в одну точку.
— Чего ты боишься, лапочка? Доверься мне, я не позволю, чтобы с тобой что-то случилось, если ты конечно снова не заключила какую-нибудь убийственную сделку, — но после того, как я не издаю ни звука, уже совсем другим натянутым голосом, Грант уточняет. — Ведь не заключила?
— Он выпустил меня с условием, — еле слышно говорю я, чувствуя, как напряглась его рука.
— Он это модуль? — я киваю. — И что он хочет?
— Убить Кору и сменить главу на инакомыслящего, — выдыхаю, и Грант при этом, как ни странно, расслабляется.
— Ну, слава богу, а я уже приготовился к худшему! А теперь, детка, выкладывай в подробностях!
— Почему тебя это не пугает? Ведь если я убью главу рода — париты начнут воевать с нами! А я больше всего на свете не хочу, чтобы шудры гибли. Драки и стычки, без которых вы не можете, по сравнению с реальной смертью меня вполне устраивали, там вы хотя бы обходились синяками. Но этот электронных маньяк хочет, чтобы у паритов сменился глава рода, в противном случае мой ребёнок родится мёртвым, он не даст ему нужную сопровождающую энергию. Потому что больше всего на свете он, видите ли, стремится к миру! Проклятая машина! Он просчитывает варианты, наблюдает, оценивает, изучает наши эмоции. Мы как мухи под колпаком! Подопытные, которых направили для исправления! И один с такой задачей уже не справился, такое впечатление, что наш тоже боится облажаться! Он даже мою маму убил и сам мне в этом признался. Он хочет мира на крови? — выдохшись, смотрю на своего задумчивого мужа. — Грант?
— Радует, что его устраивает наш глава, — выныривая из себя, отвечает он. — Нужно позвать Эммина и посоветоваться. Видишь ли, милая, это политика, скользкая, жестокая, причём учитывающая нашу ментальность. Ты ничего больше не упустила?
— Кроме того, что я тщательно спланированный им проект? Нет! … Погоди, — хмурюсь, вспоминая упущенное мною ключевое слово. — Он сказал один из трёх! Значит, где-то есть ещё один модуль!
— Вот это уже интересно. Теперь, когда ты мне всё рассказала, я знаю, что делать. Мы справимся. Но Вэл, никогда не скрывай от меня тот каламбур безумных затей, который клубится, под твоими чудесными рыжими волосами в твоём уникальном сером веществе! Ты поняла? Я настаиваю о такой дани уважения с твоей стороны!
— Тогда я должна сказать тебе ещё о том, что я хочу состариться вместе с тобой, и чтобы ты оплакивал меня на могилке.
Услышав это, Грант небрежно фыркает, пряча в глазах улыбку.
— Думаю, к тому времени, ты всё-таки заставишь меня рыдать, — с самой очаровательной иронией выдаёт он, накрывая мой невысказанный комментарий поцелуем.
