Rein Oberst - Чужой для всех. Книга 2

-До свидания, господин...

-Оберлейтнант Ганс Клебер.

-Господин Клебер, — Франц принял рукопожатие Михаила. Их взгляды встретились. Былой враждебности в глазах уже не было...

Глава 16

3 октября 1944 года. Северо-Двинский ИТЛ, г. Вельск, Архангельская область.

Москва. Лубянка. Кремль.

— 'ЗК', Дедушкина! С вещами на выход!— неожиданно раздалась команда в женском бараке. Жесткая, непререкаемая, унизительная, словно щелчок хлыста, она разорвала установившуюся после отбоя, тишину. Однако измученные, истощенные, больные, смертельно уставшие заключенные-женщины, попавшие сюда по разным причинам, спали, не отреагировав на окрик. Рослый конвоир, широко расставив ноги, стоял у входной двери, ожидал появление заключенной. С плащ-накидки сержанта стекала мутная дождевая вода.

— Я долго еще буду ждать? — раздраженно крикнул конвойный, желая быстрее уйти из барака. В холодном, сыром помещении стоял затхлый, тяжелый воздух — смесь испарений, исходивших от прелой, грязной одежды, немытых многочисленных тел и мышиного помета.

Проснувшаяся бригадир участка, она же старшая по бараку, с трудом открыла глаза, устало посмотрела в сторону шумного сержанта. Дежурного освещения было достаточно, чтобы она узнала в неприятном горбоносом лице 'Мефистофеля'. Такое 'погоняло' дали охраннику за его коварный, мстительный характер, за его циничное отношение к заключенным. Бригадир знала, что в разговоре c ним надо быть осторожным. Тем не мене, она с вызовом ответила:— Не кричи! Сами можем горло драть. Дедушкина сейчас выйдет. Постой смирно, — после чего, громко крикнула вглубь барака: — Маневич, немка, подними Веру.

-Она больная, простыла на работах, — отозвалась взволнованно та. — Но раз надо — я быстро. Вера! Верочка, вставай, — Полина затрясла соседку, укрытую с головой одеялом, поверх которого лежала телогрейка.

Вера застонала, проснулась. — Что случилось, тетя Поля? — спросила девушка простуженным, слабым голосом.

-Конвойный за тобой пришел. Кричит. Вызывает с вещами.

— С вещами? Зачем? Был отбой.

— Кто его знает, — сокрушенно вздохнула Поля, — может в другой лагерь. Может дело, пересмотрели. Война идет.

-Быстрее собирайся, чахоточная. Спасть не дадут, — раздался рядом злой визгливый бабий голос с верхних нар, — раскудахтались здесь.

-Не визжи! Заснешь, если захочешь, — заступилась за Веру 'немка'. — Собирайся спокойно, Вера, не слушай злых языков.

Вера неохотно поднялась, жалко было покидать нагретое спальное места, ведь только уснула. Но и медлить было нельзя, она не хотела подводить бригадира. Та, как и Поля, сочувственно относилась к ней и всегда ставила на менее тяжелые участки работы. Девушка накрутила портянки, всунула ноги в укороченные немецкие сапоги, на несколько размеров большие, надела на себя телогрейку, она спала в одежде, повязала на голову платок. Наклонилась и достала из-под соломенного матраса холщевый мешок с личными вещами. Посмотрела на Полю. На секунду прижалась к ней. — Спасибо за все, тетя Поля. За поддержку в изоляторе, в Пропойске и здесь в лагере. Я вас никогда не забуду. Выйдите на волю, навестите мою доченьку Златовласку. Адрес вы знаете. Хорошо?

&nbsp -Обязательно, Верочка, ... если выживу.... — Глаза женщины увлажнились.

— Ну, я пошла, тетя Поля...

-С богом, Верочка! Может, еще встретимся. — Поля быстро перекрестила девушку и, видя, что та может расплакаться, перевернула ее и легонько подтолкнула на длинный проход, вдоль двухъярусных деревянных нар. — Все, иди!

-Куда ее вызвали, бабы? К параше не сходишь, сдувает! — раздавались любопытные голоса, проснувшихся заключенных.

-Ведома куда. Кум напился, вот и вызывает.

-Да нет, Дедушкина не такая.

-Все они поначалу не такие. Но кто куму понравится, тот никогда еще не уходил из-под его жеребячьего хрена, — похабно выразилась 'зэчка', лежавшая напротив бригадира и заржала как застоялая кобылица. Усмехнулся и конвоир. Однако заключенные не поддержали ее смех. Многие понимали, что ночной вызов может сулить самое худшее.

— Заткнись, 'Ракло"! — бригадир грозно посмотрела в сторону мелкой воровки Соньки. — Если я встану, то черенок от лопаты точно засуну тебе в одно место. Усекла?— И, обрывая дальнейшие разговоры, резко добавила: — Замолкли все! Спать! Завтра подъем, в шесть на работы...

Вера вышла из барака и сразу оказалась под секущим, мелким, ледяным дождем. Гонимый порывами ветра, он налетел на нее, подобно москитному рою и безжалостно стал терзать колючими иглами, забирать остатки лихорадочного сна и тепла. Девушка сделала несколько шагов вперед и в испуге остановилась. Такого ненастья ей еще не приходилось видеть. Она подняла ворот телогрейки, худенький мешок прижала к груди, чтобы уберечь последнее тепло, прикрыть больное горло и, съежившись, посмотрела на конвоира. Ее шатало от ветра. Она не знала куда идти.

— Не стоять! Двигай в штаб управления, к начальнику! — грозно приказал тот и ткнул Веру прикладом винтовки.

Под ногами зачавкала хлябь. Дорога была неровная, местами разбитая, подтопленная нескончаемыми осенними дождями. Вера старалась идти быстро, однако не по размеру выданные сапоги, мешали ей двигаться. Она боялась, что потеряет их в вязкой грязи. Задыхаясь от промозглого ветра и дождя и, почувствовав начинающийся приступ кашля, она стала идти медленнее. Конвоир, матерясь на непогоду, шел сзади, не торопил.

За два месяца пребывания в Северо-Двинском исправительно-трудовой лагере она, еще не окрепшая от следственных пыток, попав на изнурительные работы, совсем ослабла. Условия заключения были жуткие. Работали по 14 часов в сутки без выходных. Трех разовой баланды из капусты или свеклы и 400 граммов хлеба явно не хватало на восстановление сил. Физически крепкие люди превращались в доходяг с остатком животных инстинктов. Голод здесь царствовал безраздельно. Заключеннные ради еды готовы были идти на любые подлости и унижения. Смертность доходила до 35% в год. Вера чувствовала, что слабеет с каждым днем. Вначале женщины помогали ей, старались поддержать, но узнав причину ареста — отвернулись. Только Полина Мирович, учительница немецкого языка, попавшая вместе с ней в этот лагерь, поддерживала ее как могла.

-Куда ее ведут? Зачем? — тревожные мысли, несмотря на ветер и секущий дождь, не уходили из головы.

-Оперуполномоченный капитан Рагозин — кум, как его здесь называют, действительно, когда она появилась, начал досаждать ее своим вниманием. Но быстро отстал, видя ее сопротивление и болезненное состояние, тем более прибыла новая партия женщин из Крыма. Одетые в модную, хоть и поношенную одежду, осужденные — 'шоколадницы', так их почему-то называли, были свежее и доступнее. Если не к Рагозину, то зачем я понадобилась начальнику лагеря, притом с вещами?" — Но рассуждать об этом, у нее не было времени. Они вышли на утоптанную, освещенную фонарями, площадь для построения заключенных, которая располагалась вблизи штаба. На крыльце их уже поджидал помощник начальника ИТЛ старший лейтенант госбезопасности Кистень. Он нервно курил папиросу и посматривал на часы.