— Так и есть, — утешил его Сагрон. — Это отнюдь не галлюцинация. Так что, я наконец-то могу быть свободен?
— Слезьте с ковра! — это восклицание уже относилось к доценту Отйко. Она выскочила из ворот университета так, словно её кто-то пнул в спину, и посмотрела на Жодора с искренней неприязнью.
Его, впрочем, все женщины недолюбливали. Котэсса даже удивлялась, как этот человек умудрялся находить себе любовниц на фоне всеобщего раздражения и ненависти.
— Доцент Ольи, — сиплым, змеиным голосом протянула она, — а вы считаете себя сильным мужчиной?
Хелена была забыта. Жодор вскинул голову и с интересом посмотрел на Литорию, будто бы примерялся и к ней.
Госпожа Бойцовский Пудель — волосы её высохли, ибо дождь прекратился, и теперь торчали в разные стороны ещё больше, чем прежде, — казалась настроенной радикально. Ей явно было не до милого флирта; женщина сжала зубы, косясь на нерадивых студентов, которые никак не могли скатать ковёр.
— Да, моя дорогая, — Жодор встал и подбоченился. Ковёр под ним опасно задрожал, но он предпочёл проигнорировать его преступные действия и всё ещё взирал на Ойтко так, как взирают герои на невинных дев.
Ойтко не была невинной девой, она являлась кровопийцей в глазах студентов, да и вообще, была замужем — и родила то ли двоих, то ли троих здоровых, хороших детей. Но, кажется, господина Ольи это не волновало.
Его вообще ничего не волновало, за исключением его супруги, и то только потому, что Хелену было трудно игнорировать.
— А хороши ли вы в бытовой магии? — ласково уточнила Литория. — Ведь вы трудитесь на соответствующей кафедре.
— Несомненно! — подтвердил важным кивком Жодор. — В боевой магии, может быть, я и не особенный спец, но когда дело касается быта…
— В таком случае, вы — именно то, что мне нужно, — согласно кивнула она. — Тут есть коврик, видите. Так вот, его надобно уменьшить, только не пропорционально, а только по длине, и желательно так, чтобы рисунок на нём — видите, по краям тут есть цепочка, — не испортился, а просто ужался до соответствующих размеров. Справитесь?
— Само собой!
— Ага, — кивнула Литория, радуясь тому, что Жодор никогда не сталкивался с нею в обыкновенной жизни. — Что ж, польщена, польщена… А сможете ли вы скатать его в рулон? Эти нерадивые студенты не способны справиться со столь простой задачей, они только всё мне испортят.
— С лёгкостью, доцент Отйко! — Жодор расправил плечи, вновь почувствовав себя невообразимым красавцем и мужчиной в самом расцвете сил.
Давно, что ли, хвостов не было?
— Просто прелесть. В таком случае, вы уж и подавно донесёте этот ковёр и расстелите его тоже сами. Это ведь ваша специализация? Вы должны уметь обустроить быт в лучшем виде. Что вы так скривились? — доцент Ойтко хлопнула его по плечу. — Если вы со всем справитесь, вы получите великолепную награду: не будете мыть под этим ковриком потоки краски.
— Но ведь я не… — запнулся было Жодор, но, сражённый наповал ласковой улыбкой Литории, напоминающей скорее грозный оскал, счёл нужным подчиниться.
— А вы, Сагрон, чего стоите? — уточнила Ойтко. — Надеетесь оказать посильную помощь доценту Ольи?
— Отнюдь нет, госпожа Литория, — покачал головой Сагрон. — Мне просто интересно, просила ли вас профессор Хелена провести определённые воспитательные работы.
— Нет. Но если студентка Арко обратится ко мне с такой просьбой, то я её обязательно исполню, — Литория улыбнулась Котэссе и, расправив плечи, гордо зашагала следом за Жодором, намереваясь поскорее расправиться со всеми работами с ковром.
Глава 22
Закрытые защиты были редкостью. Сагрон вообще считал это излишеством; ему больше нравилось видеть наполненный людьми зал, будь они хоть профессионалы, хоть обыкновенные студенты, решившие почерпнуть немного знаний из опыта своих старших коллег. И если в случае с докторскими это было оправдано, ведь часто представлялись опасные для юных умов результаты, то для кандидатских, не относившихся к аспектам особенно сильной боевой магии, запирать на ключ зал и проводить тайное голосование по всем его правилам было странно.
Три оппонента считали точно так же. Один из них был из их спецсовета, но приехал из другого города; серьёзный такой седобородый мужчина, не разговаривавший до сих пор ни с кем, кроме Хелены. Но это и не удивляло; госпожа профессор сделала всё, чтобы защита её дочери прошла максимально успешно, и отступать от намеченного не собиралась ни под каким предлогом.
Эта женщина могла добиться чего угодно и от кого угодно, даже если кто-то пытался установить ограничения. Что ж до родного НУМа, то вряд ли тут существовали люди, готовые спорить с Хеленой Ольи или с её дочерью. Да она даже научного руководителя выбирала себе методом тыка, так, чтобы тот не особенно мешал в работе. Но, впрочем, Ролан был не таким уж и плохим выбором, если забыть о его извечно влюблённом взгляде, направленным исключительно на Элеанор. Имела ли место в его любви причина в виде страсти к науке, или, может быть, всё оказалось куда проще, и дело было во внешней привлекательности, Сагрон не знал. В последние несколько двадцаток друг только то и делал, что сбегал от него, и с каждым днём всё дальше и дальше.
Дэрри знал, что все они — единогласно! — подтвердят право Элеанор на запрашиваемый статус. Не может быть такого, чтобы не подтвердили. Она, во-первых, действительно хороша в своём деле, а во-вторых, иначе их просто съест Хелена. Или уволит. Да, голосование было тайным, и многие из спецсовета работали не на их кафедре и не на их факультете, хотя, так или иначе, всё равно подчинялись профессору Ольи, но действительно в безопасности были лишь те, кто явился из другого учебного заведения.
Это же надо — так отчаянно бороться за благополучие собственной дочери, что не давать ей и шанса на ошибку. Однажды это точно не доведёт до добра.
Сагрон не сомневался, что, если вдруг он посмеет не проголосовать, то его съедят с потрохами. И Элеанор с удовольствием присоединится к собственной матушке, а драгоценнейший Ролан обязательно поддержит их тем, что станет в сторонке и буедт смирно наблюдать за тем, как терзают на кусочки его лучшего друга.
Два других оппонента, более молодые, чем тот, который из спецсовета, переговаривались между собой, но так тихо, что невозможно было расслышать ни единого слова. Сагрон искренне пытался; представителям совета никто работу читать не давал, а хотелось же узнать хотя бы в общих чертах о том, что ещё наизобретала Элеанор. Впрочем, ему-то что задаваться вопросом, о чём пойдёт речь?
Вероятно, он будет фигурировать в списке тех, на ком испытывалось проклятие, скорее всего, под именем "господина Икс", но разве это меняет суть дела?
Мужчина оглянулся на пустой зал за спиной. Оббитые бархатом откидные кресла, выстроенные стройными рядами, были неестественно свободны; обычно, когда что-то происходило, тут было не продохнуть от студентов. Конечно, когда он учился, желание познавать у коллег по цеху было всё же сильнее, чем сейчас, но стоило и сейчас кому-то защищаться по денежным или любовным темам, как сидели даже на ступеньках повыше.
Покачав головой, он перевёл взгляд на сцену. Тут иногда проводили демонстрационные представления, показывая, как именно правильно использовать проклятие, но, в силу характерных и мало кому известных особенностей конкретно этого, вряд ли кто-то собирался раскрывать весь спектр его действия на себе.
— Вы читали работу? — спросили вдруг у него. Сагрон оглянулся и воззрился на самого молодого оппонента, едва ли старшего его самого лет на пять. — Мне интересно узнать мнение других. Довольно интересное проклятие, вам не кажется? Так ловко обойти правила его отмены!
— Нет, к сожалению, не читал, — покачал головой он. Признаваться о том, что он сам же стал его жертвой, было по меньшей мере глупо. Все до единого члены спецсовета с того же самого момента стали бы смотреть на него, как на живую игрушку, а потом попросили бы привести ещё и Котэссу, чтобы удостовериться в том, что проклятийница действительно существует и не делала ничего особенного. — И проклятия не относятся к моей научной тематике.
