Малыш героически пережил всё от начала до конца. Вопреки собственной природе, диктовавшей ему, что убийство самки противоестественней всего самого противоестественного во вселенной. Один чёрт: продвинутый ты УА или отсталый – ты всё равно УА. И твоя собственная мать выглядит точно также, пусть тебя и клонировали на чужой планете. Тармени вон не справился, а ты, малыш, самый великий герой этой битвы!
Великий герой забил на мои дифирамбы и затопал ногами: домой, или он за себя не отвечает!
– Думаю, тебе лучше уступить, – заметил Тармени, одновременно переругиваясь с нартиями. – Вам обоим нужно отдохнуть. Потому что…
Нет такой супружеской обязанности: терпеть нотации, вернувшись с войны. Сли отважно поддакнул, любовно обозревая купол саркофага. А потом взял и отключился – я и квакнуть не успела.
Глава 27
В которой мне снова шестнадцать…
А воз и ныне там
«Мне иногда кажется, что я ещё живу только потому, что очень хочу жить. За 53 года выработалась привычка жить на свете». Это Раневская персонально обо мне выразилась: восьмой десяток, третья реинкарнация, а жить так хочется, что за ушами трещит. Самый, что ни на есть верный признак: обратно нормальная. Снова сапиенс по всем статьям и, наконец-то, выросла – удовлетворённо констатировала я, почти окончательно проснувшись.
Правда, родители у меня… Детские психологи обрыдались бы – хмыкнула, смачно потягиваясь. Или устроили бы демонстрацию в защиту меня с моим сиротским детством.
Нет, выносила меня свекровушка со всей ответственностью – чай, не без опыта. Тармени внедрил меня «старую» в меня «новую» за два месяца до родов. Я искренно ожидала тупого прозябания в утробе матери с бесконечными унылыми мечтами вырваться на свободу – ни фига подобного. Да, сознание в недоделанных мозгах проворачивалось с диким скрипом, но внешний мир добросовестно поступал ко мне посредством материнских мозгов. Жать Тарменюша в животе Мероны был не разговорчив по причине той же дефективности младенческих мозгов.
Не открывая глаз, я перекатилась со спины на бок. И распласталась на животе, свесив ногу с края собственной кровати в родном-роднющем замке Юди.
Где нас родили почти одновременно и солидарно бросили на произвол судьбы. Деловые все! Куда деваться – съехидничала я, покачивая свесившейся ногой и щурясь на пролезшее в окно солнышко. Ну, Джен-то ещё понятно: всё-таки Внимающая – важная цаца. А остальные? Рождение богов прошло у них третьим планом на фоне животрепещущих последствий нашей диверсии.
Эта слизнематочная зараза не пожелала сдаваться без боя: почти полгода чахла, как унылая героиня романа, перебаламутив мозги всех своих отпрысков. Поначалу счастливую кончину ожидали терпеливо, поколачивая моих кузенов. И, естественно, первым делом вычистили северный архипелаг – там всё под рукой: и народные мстители, и объект мести. Предприимчивые северяне тотчас кинулись делить Мушбат с прилегающей островной помойкой – они ж тоже нормальные.
Руфес поглядывал на их заваруху одним глазком, а сам суматошно заканчивал подготовку к освободительному вторжению на западный континент. Кэм с Раутмаром и их прихлебатели-танаграты аж подпрыгивали от нетерпения. Громогласно мороча головы южным дипломатам – и тишком давя их шпионов – носились, как угорелые. Приуготовляли благородную миссию: копили ресурсы для молниеносного броска на западный материк в целях прибрать к рукам. В смысле, очистить уже, практически, свою родную землю от нечисти. И куда им столько?
Нет, южане тоже туда полезут – кривился мой новый папуля, выступление которого транслировала в мою голову матушка-свекровь. Дескать, тоже кровь проливали. Да ни хрена им не отломится – сурово обещал повзрослевший, остепенившийся Алесар на бандитских посиделках моих опекунов. Это отважные сыны Руфеса прикнокали слизняковую матку. Это они, беспрестанно шастая на место преступления, обнаружили, что у старой стервы уже подрастает смена: пока не половозрелая, но за ней не заржавеет. Это они отправили дочурку вслед за мамашей – насилу справились с ушлой малолеткой, слава Тармени!
Это им, в конце концов, благоволит тот самый Тармени. Настолько, что под давлением мудрой и любимой жены бог выдавил из себя согласие родиться на свет в Руфесе. Мы с моим загнанным в угол супругом торчали в мамкиных животах и полусонно-полутупо пытались оставаться в курсе событий.
Тарменюша стеснялся, а я вовсю третировала Джен: пиналась всякий раз, когда та пыталась сбежать с митинга. Свекровушка ругалась на богиню, смущая искренних почитателей культа Кишагнин. Но добросовестно таскалась на все эти посиделки и в Юди, и в цитадели Варкара, куда вся моя кодла заселилась в ожидании грядущих нерядовых событий.
Нарождающихся на свет богов охраняли с таким энтузиазмом, что Джен с Мероной выли в голос под язвительные комментарии заявившейся в гости патронессы Ордена Отражения. Шарли притащила с собой в Свастл орденоносного гинеколога Долли и не менее заслуженного педиатра Сьюзен. Милейшие и адекватные – не в пример иным – женщины делали своё врачебно-просветительское дело со всей отдачей и не лезли, куда не надо, как некоторые мутанты.
Наше с Тармени рождение их очень беспокоило – особенно появление на свет иновселенского оборотня, о котором им поведала Шарли. И они примчались в Свастл с твёрдым намерением взять всё в свои руки. А попутно поржать над Эби, которая категорически отказалась вылазить из предоставленной ей шкуры – вот такой вот карамболь. Понравилось свиристелке в драконьей шкуре.
К тому же она твёрдо уверилась, что когда надоест пресмыкаться, их с Арнэром без проблем водворят в человечью плоть. Тармени почти обожал Эби за пламенную приверженность его антигуманным экспериментам. И клялся, что «обратно» получится, когда всё, что надо, закончится. Нам с Тармени уже по шестнадцать, а их «что надо» всё никак не скончается…
Пискнула дверь. И в моём тихом девичьем гнёздышке придирчиво проскрипело:
– Всё валяешься? Совесть-то есть? Взбаламутили всех, а она и не чешется.
Внешне старушка Клор ещё держалась на вполне себе достойном уровне. Но стариковствовала уже по праву: четверть века пролетела, как я её захомутала. И повесила на шею благодетельнице своё процветающее её усилиями поместье. Вон и малютка Лайрес уже зрелая дама, хотя двадцать пять лет назад мы числились ровесницами. А я снова в малолетки затесалась…
– Вставай, говорю! – рявкнула Клор, срывая с меня одеяло.
А затем со всей непререкаемой неодолимой материнской нежностью опрокинула на воспитанницу кувшин ледяной воды. Я визжала так, что чуть не полопались гланды. Скатилась на пол и попыталась уползти под кровать. Одной ручонкой хрупкая старушка цапнула меня за лодыжку, макнув носом в пол. А второй принялась охаживать какой-то мокрой тряпкой по мокрой же заголившейся попе. И далеко не шутейно: больно до чёртиков!
– Прямо затрудняюсь: кому из вас помочь! – громогласно возвестил от дверей сочный мужской баритон.
– Чего притащился? – недовольно проворчала Клор, поддёрнув рубаху на мою бесстыжую задницу.
Но щиколотку не выпустила зараза. Скребя морденью об пол, я вывернула голову вбок. И залюбовалась на прислонившегося к косяку… Варкара, каким тот был четверть века назад. Только морда не шрамирована. Да каштановые патлы стираны, а ногти вычищены. А так, всё тот же облом: высоченный, косая сажень в плечах. Тёмная бровь на переносице с внушительным изгибом вечно недовольной мины. Карие, глубоко вдавленные глаза. Выпуклые скулы, выступающие бугры челюстей и подбородка, глубокие носогубные складки. Широкий слегка сгорбленный нос, чётко очерченные сжатые губы, высокий шишкастый лоб. Холмистое такое лицо, колоритное – до боли родной монстр.
– Выдавать замуж юную мать, ещё, куда ни шло, – философски заметил Вейтел. – Но тащить её туда таким образом…
