луна услужливо осветила его по-прежнему молодое лицо.
Не думая больше ни о чем и дрожа от лютого холода, Гранин скинул тулуп, натянул брошенные колдуном телогрейку и шапку, стремительно коченея. А потом помчался по пригорку вверх, мечтая скорее добраться до спасительного тепла.
Деревня была — рукой подать, и он заколотился в первый же дом.
— Ох ты ж барин, — крестьянин, открывший ему, расхохотался, — сколько же грехов ты накопил, что прям ночью побежал в прорубь-то!
Крещение, осенило Гранина.
Водосвятные молебны уже прочитаны, и благодать снизошла на все воды земные.
Черный колдун Драго Ружа выбрал единственную ночь в году, когда чудеса возможны, и макнул Гранина в эти чудеса с головою.
И выкупавшись в святой воде, перебродившей кровью бесов и колдуна, он выполз на сушу — искупленным.
Утро началось с необыкновенного происшествия: двое крестьян привезли на салазках беспробудно дрыхнущего Михаила Алексеевича.
Усадьба уже пробудилась, от Холодовых доставили целый бочонок освященной воды, и Саша бегала по дому, разбрызгивая ее по всем углам.
Медленную и довольно торжественную процессию на аллее она увидела из окошка, ойкнула удивленно и выскочила на крыльцо, натянув на себя что первое под руку подвернулось.
— Принимай, барышня, — с достоинством произнес один из крестьян, поклонился и махнул на салазки, — считай, как новенький.
— Что с ним? — испугалась Саша, склонилась ниже и отпрянула, ощутив запах свежайшего и ядренейшего перегара — чисто папенька после попойки в казарме. — Батюшки, да он же в дрова!
— А то как же, — обстоятельно объяснил рыжеватый детина, пряча в густой бороде ухмылку, — сначала принимали для сугреву, чтоб, значится не околеть после проруби-то! Потом — за Крещение, ить святое. Потом оттого, что душа просила… А потом сомлел, голубчик, ну чисто младенчик.
Саша оторопело помотала головой, не в состоянии вообразить себе пьяного младенчика.
От дома послышался хруст снега под тяжелой поступью — зоркая Марфа Марьяновна уже торопилась выяснить, что такое тут происходит.
— В какой еще проруби? — спросила Саша. — Когда?
— Дык ночью и прибежал, — охотно ответил другой мужик, — мокрый что сосулька! Отогревали, барышня, уж мы изо всех сил… Со всем старанием, — и он неожиданно громко икнул.
А ведь они тоже лыка не вяжут, запоздало поняла Саша, обернулась к Марфе Марьяновне и развела руками:
— Купался, говорят, а потом грелся…
— Уж как грелся, барышня, — подхватил рыжий.
— Тащите его во флигель, — распорядилась Марфа Марьяновна, которая многие годы управлялась с двумя атаманами, молодым и старым, и уж всякого нагляделась. — А ты запахнись, запахнись, милая, нечего нараспашку-то по морозу.
Саша послушно укуталась поплотнее и поспешила в сторону стройки новой конюшни, чтобы найти Шишкина.
Тот обнаружился подле каменной кладки въедливо проверяющим известь в растворе.
— Иваныч, — обратилась к нему Саша, — а вот скажи мне, не видел ли ты, когда Михаил Алексеевич ночью из усадьбы удрал?
— Как не видеть, — Шишкин хмуро поджал губы, явно недовольный раствором. — С колдуном они ушли чуть за полночь.
— С колдуном? — изумилась Саша. — И где теперь тот колдун?
— Так попрощался, барышня. Сказал, что отправится теперь на все четыре стороны, спасибо за хлебосольство, но душа рвется на волю.
— Но ведь мело всю ночь, заметало! Неужели пешком ушел?
— Пешком. — Шишкин наконец оторвался от раствора и посмотрел на Сашу оторопело: — Это куда же в такую погоду пешком-то?
— Проводил колдуна и в прорубь? — пробормотала Саша себе под нос. — Вот уж шарада!
Совершенно растерявшись от таинственных событий минувшей ночи, она вернулась к флигелю, вошла внутрь и встретилась с неожиданным препятствием.
Марфа Марьяновна, уперев руки в боки, стояла в дверях спальни и грозно хмурилась.
— Ку-у-да, — зычно рявкнула она так, будто загоняла козу в хлев. — Что это ты повадилась во флигель бегать? Думаешь, я не вижу, что стоит мне отвернуться, как ты шасть сюда? А теперь еще и в спальню навострилась? Не пущу. Александр Васильевич, кажется, не для того мне единственное дитятко доверил, чтобы я позволяла такое бесстыдство. Совсем гордость потеряла, девонька?
— А при чем тут гордость? — не поняла Саша. — Михаил Алексеевич мне жених, а я ему невеста. Разве ж меж нами есть место гордости?
— Ты себя помни, — смурно проговорила Марфа Марьяновна, — а то будет еще один байстрюк у Лядовых.
Саша даже задохнулась от негодования.
Отец никогда не позволял подобных разговоров — никто не осмеливался даже заикнуться о сомнительном происхождении его дочери.
Саша была всю жизнь защищена от досужих сплетен и ядовитых стрел в свой адрес, а тут родная кормилица прямо в лицо ей заявляет: да ты девка, незаконнорожденная, смотри сама в подоле не принеси!
— А меж тем и матушка наша государыня, — вспыхнула гневом Саша, совершенно утратив спокойствие от обиды, — рождена вне брака! Доведись тебе оказаться пред ней благодаря какому-то странному случаю, ты бы тоже такое ляпнула или только меня шпынять можно? Так что поди с дороги, нянюшка, и никогда больше не думай даже повторять мне эту пакость или впредь вставать между мной и Михаилом Алексеевичем. Ступай с миром и не доводи до греха, сама знаешь, в запале я на что угодно способна.
— И с места не двинусь, — непоколебимо возразила Марфа Марьяновна, нисколько не впечатлившись.
— А и правильно, — согласилась Саша сердито, — так и стой без отдыха и сна. А не то я тебе назло согрешу, просто от досады! Так и скажу отцу, когда он спросит, как это я так забылась, — Марфа Марьяновна навела на дурные мысли своими намеками и запретами! Разбередила душу разговорами неприличными, пробудила девичье любопытство!
— Саша, я ведь за розгу возьмусь, — пригрозила кормилица.
— Вот уж напугала так напугала, смешно даже. Нет уж, Марфушка Марьяновна, довольно этих бестолковых споров. Ты лучше попроси у Анны чего-нибудь от похмелья, что там папенька в таких случаях принимает?
— Простоквашу, — неохотно ответила кормилица, посупилась еще чуточку и, наконец, от угроз перешла к уговорам: — Саша, юной барышне совершенно негоже вести себя так бессовестно. Блюсти себя надобно! Пусть ухажер знает, что ты заперта для него, недоступна! А будешь и дальше шнырять сюда по всякому поводу, так Михаил Алексеевич все поймет
