Но он сам был виноват. Ему бы дать ей время привыкнуть. Ведь он знал, как у нее мало опыта в общении с мужчинами. Да, раньше она его принимала намного радостней, но ведь он был в ту пору чуть более реальным, чем сама мечта о рыцаре в сияющих доспехах. А теперь? Сейчас он был из плоти и крови, сгусток страстей и желаний, которых она не понимала и боялась. Вместо того чтобы думать головой, он думал совсем другой частью тела, подгоняя ее со свадебной церемонией, которая не принесла ей радости, к свадебной ночи, которая явно ее пугала. И вот теперь она лежит рядом с ним, измученная слезами.
Ты достоин презрения, Сикерк, — пришел он к выводу.
Он подождал рассвета, затем осторожно встал и собрал свои вещи. Если повезет, Женевьева встанет поздно и только тогда обнаружит, что он покинул замок.
Если ей нужно время, она его получит.
— Кендрик?
Женевьева заглянула в его кабинет. Пусто. Она зашла в комнату и закрыла за собой дверь. Для паники пока причины не было — только потому что она проснулась и не нашла рядом своего мужа. Может быть, он совершал конную прогулку. С тех пор, как он вернулся в мир живых, у него не было на это времени, а она знала, как ему не терпелось снова оказаться в седле.
Она прошла в малую комнату и села за стол. Откинувшись на спинку кресла, она посмотрела на его фамильный портрет. Какими счастливыми они выглядели! А леди Анна смотрела с портрета так умиротворенно, несмотря на то, что лорд Робин выглядел таким же сладострастником, как и его сын. Женевьева почувствовала себя неуютно, щеки ее окрасил румянец. Как леди Анне удавалось справляться с … этим?
Женевьева застонала и уронила голову на стол. Ну что за несчастье! Прошлая ночь должна была пройти совсем по-другому. Она собиралась быть ласковой и любящей, стоически перенести любую боль, лишь бы доставить Кендрику удовольствие. Каким-то образом ситуация вышла у нее из-под контроля.
Все беды начались с того момента, как в ее жизнь ворвалась реальность. Она не смогла смириться с фактом, что Кендрик стал настоящим мужчиной и ожидал от нее того, чего она не могла ему дать. Даже если бы ей удалось поговорить с ним на эту тему, чего ей вовсе не хотелось, у нее не было для этого возможности. У него было так много дел — в основном, он был занят тем, что старался держать в узде Ройса и Назира. Она не гордилась тем, как повела себя в ночь, когда Кендрик разбудил ее от кошмарного сна, но на что он надеялся? Что она тут же вскочит с ним в постель?
Чем больше она думала о физическом аспекте любви, тем больше нервничала. Свадьба была попросту фарсом. Ее губы были так плотно сжаты, что ей едва удалось внятно произнести слово «Да». А то, что случилось вчера ночью! Она чувствовала, что распадается на кусочки — а это было не совсем то, чего ожидал Кендрик от свадебной ночи. Для нее это тоже не явилось осуществлением заветной мечты. Если бы только у них в запасе было чуть больше времени, хотя бы несколько дней, чтобы начать что-то совсем новое — как у всех нормальных людей, которые сначала встречаются, затем постепенно сближаются друг с другом, учатся интимности, а не бросаются друг на друга после нескольких слов, произнесенных священником.
К несчастью, у них совсем не было времени. Ей надо взять себя в руки, чтобы не выглядеть испуганным ребенком. Ведь она замужняя женщина, черт возьми. И она любит Кендрика. Заниматься с ним любовью — это должно быть чем-то необыкновенным.
Она пришла к еще одному ошеломляющему выводу после того, как ей приснился кошмар, будто бы Кендрик снова стал призраком.
Никто не отнял ее мечту. Наоборот, она стала явью. Кендрик, ее обожаемый рыцарь, стал реальностью. И впервые после того, как свершилось это чудо, он была по-настоящему счастлива.
Она хотела, чтобы он знал об этом. Сей же час. Она встала из-за стола, махнула рукой на прощанье его семье, и покинула комнату. Может быть, он был внизу, на кухне, и готовил себе легкую закуску? Если мужчины и любят что-то на самом деле, то это хорошо поесть.
На кухне никого не было. Так же, как и в большом зале. Женевьева почувствовала, как ее прошибает холодный пот. Невозможно, чтобы с ним что-нибудь случилось. О нет, только не сейчас, когда она наконец пришла в себя и осознала, как сильно его любит.
Она проверила остальные спальни. Ничего. Она даже подошла к двери, которую несколько раз пробовала открыть. Дверь эта вела в комнату, которую она видела лишь раз. Комнату закрыли перед Рождеством, и с тех пор, особенно по ночам, оттуда доносились странные звуки. Выспросить что-либо у Кендрика было еще труднее, чем у Уорсингтона. Она постояла под дверью, стуча и зовя Кендрика по имени.
Никто ей не ответил.
Ну что ж, это было уже не смешно. Она подбежала к входным дверям, открыла их и сбежала вниз по лестнице. На дворе царил леденящий холод; не обращая на него внимания, она направилась в конюшню. Только кони. Не было даже конюхов, чтобы задать им вопросы. Она уселась на куче соломы, готовая через минуту расплакаться. Это было просто невозможно! Неужели она получила Кендрика лишь затем, чтобы выйти за него замуж, оттолкнуть его в свадебную ночь и затем вовсе потерять?
Она не могла в это поверить. Должно быть какое-то другое объяснение. Может, он направился в деревню за покупками? Наверное, он оставил ей записку, а она была слишком расстроена, чтобы найти ее и прочитать.
Когда она вошла в холл, зазвонил телефон. Она побежала на кухню, где стоял переносной телефонный аппарат. Подставка лежала на столе, а трубки на месте не было. Ориентируясь на звук, она прошла в кладовую. На полках не было ничего, кроме съестных припасов.
Ага! Она засунула руку в кипу полотенец, и вытащила телефонную трубку.
— Алло? — отозвалась она, почти не дыша.
— Э, леди Сикерк, это Джонни. С внешних ворот.
Женевьева застыла. Прекрасно. Еще одни головорезы у ворот.
— Да? Что случилось?
— Миледи, вы не поверите…
Просто чудесно. Наверное, на этот раз они прибыли на танке. У нее зачесались руки вывесить белый флаг.
— У ворот стоит какой-то человек на коне.
На коне?
— На коне? — вслух спросила она.
— Да, миледи. И весь закован в броню.
Женевьева прижала руку к груди: сердце билось, как сумасшедшее.
— Ну хорошо, что ж ты не спросишь, кто он такой?
Джонни закрыл рукой телефонную трубку, видимо, чтобы задать вопрос. После минутной тишины, в трубке снова зазвучал его голос.
— Миледи, он говорит, что приехал, чтобы ухаживать за прекрасной дамой, и не мое это дело, кто он такой.
Женевьева почувствовала огромное облегчение.
