а единственным украшением на черном служили две гербовые пуговицы.
Правда, сейчас я с трудом удерживалась от желания все это с него снять. Дальше поцелуев (не считая той ночи) у нас с ним дело не заходило, как он держался — ума не приложу. Сказал правда, что будет ждать столько, сколько потребуется, и ждал. А я ждала… вообще непонятно чего. Возможно, боялась, что наше только–только установившееся хрупкое притяжение и взаимное чувство разрушится, стоит мне на уровне физических ощущений вспомнить о нашей несостоявшейся ночи.
Вот только глядя ему в глаза, я читала в них отражение своих чувств и желаний, и от этого становилось еще горячее.
— У тебя будет такая возможность, — ответила я, чтобы как–то снизить градус накала между нами. — Насчет вечности ничего не обещаю, но надолго будет, это точно.
— У нас в мире считается, что двое, соединившиеся по собственной воле из искреннего желания сердец, остаются вместе навсегда и во всех мирах.
— Правда?
— Истинная.
Я бы хотела продолжить, но за его спиной неожиданно взметнулись крылья. Сильные, красивые, черные. Наполненные истинной магией его рода. Наверное, я сошла с ума, но ничего более притягательного я в своей жизни не видела. И уже в следующий момент подумала, что сошла с ума повторно, когда Легран опустился передо мной на одно колено и произнес:
— Ты станешь моей женой, Надежда?
— Э–э–это что? — растерянно спросила я. — Почему так? Мы же должны были… в зале…
— Вот именно, что мы слишком много должны, — со смешком произнес Легран. — Положение обязывает. Мне же внезапно захотелось сделать это иначе.
Он достал из кармана крохотную коробочку, обитую черным бархатом. С легким щелчком открылась крышка, в глубине коробочки поблескивал изящный ободок кольца и сиял алым оннаэрт, «слеза подземелья», отзывающийся на силу алой сирин камень.
— Здесь. Когда вместе только ты и я. Так ты станешь моей женой, Надежда?
— Сдается мне, что у меня нет выбора. Даже если я выпрыгну с балкона. Потому что теперь у тебя есть крылья.
— Надеюсь, мне не придется тебя ловить, — с совершенно серьезным видом произнес Легран. — Но если придется, я поймаю, можешь быть уверена.
— Даже не сомневаюсь, — улыбнулась я и добавила: — Да. Да, я стану твоей.
Феникс легко надел мне кольцо, обжигая каждым мгновением скольжения пальцев по моей руке, а потом поднялся. Обжигая теперь уже пылающим взглядом.
— Мне нравится, как ты это сказала, Надежда, — его голос звучал хрипло.
— Что именно? — мой неожиданно тоже недалеко ушел.
— Что ты станешь моей, — его губы накрыли мои, и голова закружилась.
Казалось бы, уж в поцелуях–то мы должны были напрактиковаться! Везде — и на землях алых сирин, и на его, и даже в моих покоях во дворце в долине, среди бесчисленного множества подаренных мне цветов, от аромата которых сладко кружилась голова… Но нет. Голова кружилась не от аромата цветов, не от количества цветов и не от красивых мест, голова кружилась исключительно от этого невероятного мужчины и его поцелуев.
Ради того, чтобы позволить себе так чувствовать, мне пришлось почти его потерять, и сейчас я неожиданно выдернула себя из этой сказки воспоминаниями.
— Что случилось, Надежда? — мгновенно отреагировал на мое напряжение Легран.
Отстранившись, заглянул мне в глаза.
— Ничего. Ничего, я просто вспомнила, как…
Я даже не договорила, когда он поднес мою ладонь к губам и поцеловал. Снова.
— Это все в прошлом, и больше не повторится. Ты же знаешь, Лавэй и его помощники больше не смогут никому навредить.
Да, Дорран, Дорнан и Лавэй теперь остаток жизни проведут в тюрьме на острове. Суровое наказание, но справедливое после того, что они сделали и собирались сделать. На суде Дорнан вопил, что это все Лавэй, что они с сыном ни при чем, хотя на самом деле они были очень даже при чем. Помимо того, что они помогли Лавэю сбежать, одурманив стражу, отравили его помощников — зелье лекарь готовил лично, так еще и секретарь подсказал идею, что надо проверить всех, частично задействовав тот самый Огонь Феникса. Предполагалось, что Легран начнет процедуру, и зелье, усиливающее магию, которое приготовит Дорран, а Дорнан добавит императору в напиток, спровоцирует полный выброс. В результате Феникс погиб бы на месте, а они бы помогли Лавэю добраться до меня.
К счастью, их планы вовремя спутал появившийся Миранхард. Не просто спутал, он, в отличие от своего отца, поддерживающего игров в стремлении убрать отца Леграна от власти, всегда целиком и полностью принимал сторону молодого императора, равно как и помог ему продержаться во время битвы на границе с лесом Шаэри.
Увы, по поводу леса Шаэри на суде тоже вскрылись неутешительные новости. Оказывается, в прошлом эти земли принадлежали играм, которые искали возможности, как усилить себя, своего зверя, с помощью духов природы. Один из шаманов придумал, как открыть портал в другое измерение — не мир, а именно подпространство, вместилище духов. Вот только не ожидал, что промахнется и случайно подцепит совершенно не то измерение, которое нужно, и что оттуда полезет странная нечисть, имя которой Легион без преувеличения.
Портал более–менее запечатали с помощью силы феникса (деда Леграна), но вместе с дедом Лавэя они решили сохранить это в тайне от остальных. Больше того, дед Леграна придумал, как используя этих существ, можно всех держать в страхе и усиливать свою власть. Для призыва тварей они ставили энергетический манок, который разрушал хрупкую защиту под натиском бесчисленных сущностей. Когда манок устраняли, рана между Эвероном и измерением тварей затягивалась, и они переставали лезть.
Это знание Лавэй решил использовать в своих целях, чтобы побыстрее стать императором. Фактически, отца Леграна убил он — в точности таким же образом, как они с помощниками пытались убить моего будущего мужа. Правда, в прошлом он тоже просчитался: Миранхард его не поддержал, когда игр давил на молодость и слабеющую силу нового императора.
Словом, свое «долго и счастливо» на острове они все заслужили, поэтому я не испытывала ни малейшего сожаления по поводу того, что их ждет. Секретарь еще и в лесу умудрился приврать, когда говорил, что отец Леграна хотел сделать его советником.
— Он собирался, но в последний момент передумал. Не успел рассказать, что стало тому причиной, — когда Легран мне это рассказывал, его голос был сухим и горьким. — Я должен был догадаться, кто во