стражу и оставил в таком состоянии. Тех, кто не оказал должной помощи королеве и наследнику престола… в общем, я согласен на суд и последующее пожизненное изгнание.
Облегчённый вздох сзади.
Фурнье тоже вздохнул. Кажется, этот вариант его не устраивает.
— Ваше высочество просит о многом.
— Вы тоже попросили меня о многом. Я с пониманием отношусь к тем, кто не желает подвергать опасности свои владения и свои семьи. И уговаривать их остаться в опасности я не готов.
— Что ж, я понял вас. Боюсь, сейчас выполнить вашу просьбу не представляется возможным.
— Вы понимаете, что и какой-либо ответный жест с моей стороны в таком случае тоже невозможен.
— Увы, да. Но вы дозволите мне вернуться к вопросу… год или два спустя?
— Я не знаю, что будет завтра, а вы говорите — два года спустя, — усмехнулся Анри.
— Понимаю вас. И — вы упомянули только тех, кто не имеет магических способностей. А как же маги? Те их них, кто поддержал новую власть?
— Маги-клятвопреступники получат своё возмездие помимо вас или меня, поверьте. Вы ведь даже рискнули прийти сюда, только лишь доверившись моему слову. Почему же, вы думаете, я отношусь к нему так трепетно?
И на это Фурнье уже не возразил ничего. Он поднялся и попросил разрешения удалиться, и разрешение было ему дано.
Когда двери за ним закрылись, первым высказался Макимилиан.
— Отец… Ваше высочество… Вы так говорили с ним, а вдруг он разнесёт всё, что услышал, среди своих сторонников?
— Не разнесёт, — вмешался Асканио. — Он не сможет ни с кем говорить о том, что обсуждалось здесь. Только сам с собой.
— Господин Асканио, вы заколдовали его? Да?
— Я не давал ему никаких слов, да и Анри обещал только лишь отпустить его целым и невредимым, — пожал плечами Асканио.
А позже, уже ночью, Анри спросил у Эжени:
— Как ты думаешь, друг мой, он и правда готов делать то, о чём говорил?
— Он не глуп, и он понимает — стране действительно нужны и простецы, и маги. Но сейчас эта идея слишком… как бы это сказать-то… революционна для нынешней власти и её сторонников. Значит, она должна дозреть, и люди тоже должны.
Что ж, значит — пусть зреет.
47. Против грядущего хаоса
Когда в Лимей явился представитель революционного правительства, нам осталось скрыть, если грубо, то три объекта, сокрытие одного из которых — а это восемь зданий в столице — должно было произойти если не разом, то очень близко по времени. Тем более, что раз наша деятельность уже не осталась незамеченной, и если господин министр полиции просто сделал какие-то выводы, то кто-нибудь другой решит, что его лишили законной прибыли. Не дали конфисковать имущество дворян, магов, потенциальных эмигрантов и кого там ещё.
Я весьма радовалась порталам — потому что ногами по земле столько бы с собой не унесли. Некоторые семейства говорили, что не вернутся вовсе, и брали с собой в Другой Свет всё движимое имущество и всё движимое хозяйство — вплоть до коров и кур. Мы не препятствовали — пускай. И три наши портала работали без остановки — портал Анри, портал Саважей — Анри попросил его у Филиппа, и портал господина Дюваля. Ещё был портал у де ла Моттов, но вдовствующая графиня, потомок ещё одной ветви Роганов, целительница и преподаватель Академии, использовала его сама для того, чтобы перевезти целительские снадобья и компоненты для них из госпиталя, патроном которого была до революции, и из Академии. Переправляла в Новый Льен — основные запасы, и в Поворотницу — потому что небольшая часть изгнанников собиралась туда. При том сама она переезжать отказалась, а собиралась продолжать практиковать в госпитале и беречь единственного сына. Сказала — услуги целителя нужны всем. Зато её студенты были с добрыми напутствиями отправлены — большинство к его высочеству Анри-младшему, потому что он обещал всяческое содействие, и четверо самых любопытных и стойких к невзгодам — в Поворотницу. Графиня согласилась на сокрытие своего дома, и собиралась дальше жить и работать под вымышленными именем — пусть думают, сказала она, что де ла Моттов не осталось.
Впрочем, у её супруга был младший брат, и он-то с охотой отправился в Видонию. Говорят, там рассказывал об ужасах революции и тем снискал себе популярность в свете — что ж, сказал Анри, де ла Мотты, кроме другого-прочего, всегда слыли ещё и неисправимыми болтунами. И если этот де ла Мотт в первую голову унаследовал именно этот талант — что делать, судьба у него такая.
Итак, нам остался замок Вьевиллей, владения в столице, комплекс зданий Академии там же, и Лимей. Легче всего решили с Академией — господин Дюваль привёл некоторое количество студентов, кто не разбежался по домам, они поделились силой. Студенческий квартал, посреди которого располагались нужные нам здания, и при королях пользовался не самой хорошей славой, теперь полиция тоже заходила туда с осторожностью. Поэтому наша экспедиция прибыла в ночи, Асканио лихо объяснил студентам задачу, сопроводив её теоретическими выкладками — мало ли, сказал, вдруг вам понадобится когда-то. Господин Дюваль с усмешкой добавил — считайте, что это у вас такой спецкурс у мастера. Студенты отнеслись с восторгом, сделали все серьёзно и старательно, и Академию мы увели из-под носа Национального собрания точно так же, как и многое другое.
Студенты запросились помогать нам и дальше. Те, кто принадлежал к более-менее приметным семьям, уже либо применили свои таланты, либо покинули Франкию вместе с родными — если остались в живых, конечно же. А тем, кто был здесь с нами, оказалось некуда идти, поэтому они с радостью просились и в Другой Свет, и в наш восточный форпост цивилизации. Конечно же, и Анри, и его сын брали всех.
Лимей постепенно пустел. Почти все обитатели, как местные, так и гости, отправились кто куда хотел и мог. Но некоторые упорно оставались, ожидая… чего? Чуда?
Всем нам необходимо чудо.
Анри позвал меня подойти в кабинет, когда я сидела у девочек Жанетты и рассказывала им о Поворотнице. Они в целом согласились отправиться туда, но — очень просились, чтобы с нами. Вообще при них имелись горничная и гувернантка, и две девочки того же возраста в качестве ближних дам, но всё это было как бы не в счёт. И я старалась больше говорить о том, что нас ждёт — о зиме, об озере подо льдом, о том, как сошьём им шубы и унты, и они будут кататься с горки недалеко от наших задних ворот, о ёлке на Рождество — непременно ж поставим, о моих котах — ждут же, я не сомневалась, что ждут. Рассказы как будто успокаивали их немного.
И вот — позвал Анри.
У него в кабинете я с удивлением увидела Северина, одетого, как принц, и Меланью в её лучшем платье, шёлковом, перешитом из наряда Женевьев. И проживавшего в Лимее священника, отца Поля. Лет ему было поболее, чем мне, он всю жизнь прожил и прослужил здесь, и говорил, что ему не след отправляться куда-то под старость, но Анри убеждал отбыть с нами — священникам тоже пришлось несладко.
Вообще у нас тут обитали и более именитые прелаты, но они уже разъехались — в Видонию, в Арагонию и в Новый Льен. Отец Поль остался.
И сейчас он с некоторой укоризной смотрел на нашу молодёжь. Интересно, что вытворили?
— Что случилось? — я совершенно не поняла.
Потому что молодёжь глядела исподлобья, при том они держались за руки, а Анри усмехался.
— Понимаешь ли, Эжени, эти достойные молодые люди решили тайно обвенчаться. А отец Поль решил, что мне нужно знать, — улыбнулся Анри.
— А чего тишком-то? — не поняла я. — Молодёжь, это что за новости?
Нет, ну правда. Им что, запрещали? Строго говоря, они не спрашивали, но лично я бы ни словом не возразила. Ну да, в моей реальности жениться нужно попозже, но здесь-то сойдёт.
— Мы подумали, что кто-то может быть против, — вскинул нос Северин.
— И мало ли, что там дальше, — тихо, но твёрдо сказала Меланья.
— Спросили бы, что ли, — я рассмеялась и села. — Анри, что мы об этом думаем?
— Так вот пусть нас хотя бы спросят, что ли, — покачал головой Анри. — Я и не подозревал, что выгляжу столь страшно, раз мне боятся рассказать о том, что желают взять кого-то там в жёны. Да и не кого-то, а вполне всем нам известную воспитанницу госпожи Эжени. Талантливого мага и кладезь прочих неоспоримых достоинств.
Северин покраснел. Вот прямо покраснел — душевно так, до кончиков ушей.
— Ваше высочество, я желаю взять в жёны девицу Меланию, — сказал он.
— А что она
