— Конечно, я… — Абсолютный ужас охватил меня. Это был Атлантский термин, который не имел никакого реального греческого перевода, но я знала это слово. Это были молодые мужчины и женщин, прошедших подготовку в качестве сексуальных рабынь для богатых и знатных. В отличие от проституток и иже с ними, они были очень тщательно подготовлены и изолированы с самого раннего возраста.
Такого же возраста как мой брат, когда его увезли из дома.
— Ашерон — tsoulus?
Она кивнула.
У меня закружилась голова. Этого не могло быть.
— Ты лжешь.
Она покачала головой: нет.
— Именно поэтому я писала, чтоб вы приехали, моя госпожа. Я знала, что вы не поверите, если не увидите сами.
И я до сих пор не верила. Это было невозможно.
— Мой дядя никогда не допустит такого.
— Твой дядя тот, кто продает его. Как вы думаете, он заплатил за этот дом?
Мне стало плохо от новостей и все во мне отказывалось верить в то, что было действительно очевидным.
— Я тебе не верю.
— Тогда пойдемте, если вы смелы, и увидите все сами.
Я не хотела, и все же последовала за ней в коридоры дома. Мы шли бесконечно, пока не достигли вестибюля, где Ашерон купался.
Она приложила палец к губам предостерегая меня соблюдать тишину.
И тогда я услышал их. Я могла быть девственна, но я не был наивна. Я подслушивала другие совокупления раньше.
Но хуже чем звуки удовольствия были крики боли, я слышала брата. Мужчина повреждал Ашерон, и он получал удовольствие в боли.
Я начала отходить от двери и натолкнулась на женщину.
Она говорила тихо.
— Остановите их, моя леди, и Ваш брат пострадает способами, каких Вы себе и вообразить не можете.
Ее слова, шепчущие, прошли сквозь меня. Моя душа кричала, чтобы я остановила это. Но женщина была права во всем. Она знала моего брата и дядю намного лучше, чем я.
Последнее что я хотела бы увидеть это как он страдает еще больше.
Наконец то, после, казалось бы, вечности, настала тишина.
Я услышал, как тяжелые шаги пересекли спальню, потом дверь открылась и закрылась.
Замерев, я не могла дышать. Я не могла пошевелиться.
Женщина открыла дверь в его комнату, чтобы показать Ашерона, прикованного цепью к кровати теми кругами. Они в его запястьях и лодыжках крепились к клювам птиц, которые украсили четыре стойки.
А я глупо думала, что они были крюками для балдахинов.
— Я не был проинформирован о том, за что Вы заплатили. Я предположил по Вашей внешности, что Вы хотели бы меня нежным. Я ошибся?
Те слова вспомнились мне, пока я наблюдала, как женщина открепила его.
Я не могла отвести взгляд от него, лежащего там голым. Травмированным. Кровоточащим.
Мой брат.
Слезы заполнили мои глаза, поскольку я помнила его таким, каким видела его в прошлый раз. Его пухлое лицо было повреждено, но не как это. Теперь его губы были расколоты, опух левый глаз, окровавлен нос. Были красные отпечатки рук и ушибы, формирующиеся на большей части его тела.
Никто не заслужил этого.
Я пошла вперед и в то же самое время дальняя дверь открылась. Надзирательница подзывала меня жестом выйти из комнаты.
Испуганная, я промчалась в тени, где меня могли услышать, но не могли заметить.
Послышались проклятья
— Что случилось здесь? — Я узнала голос Дяди Эстеса.
— Все хорошо, Идикос, — сказал Ашерон, его голос, грубый, полный боли. Кажется, он поднялся с постели и упал.
Я ожидала, что мой дядя будет сердит на человека, который повредил Ашерон. Но это было не так. Его гнев был направлен на брата.
— Ты не являешься ничем стоящим, — Эстес рычал. — Посмотри на себя. Ты не стоишь и свинцовой платы.
— Все хорошо, Идикос, — Ашерон настоял голосом, столь бесстрастным, что это выворачивало мой живот. — Я могу убрать мой…
Принесите блок и накажите, — сказал Эстес, прерывая его.
Я услышала протест Ашерона, но вместо слов, его голос был приглушен, как будто что-то препятствовало этому.
Я хотела кинуться в комнату и приказать им останавливаться, но не могла заставить ноги повиноваться мне. Я была слишком испугана, чтобы войти.
Я услышала звон цепей, врезающихся в плоть.
Ашерон издал приглушенный звук боли.
Избиение длилось очень долго, но наконец, стало тихо. Я сползла к полу, оплакивая его. Держа кулак во рту, заставляя сквозь слезы молчать, попыталась думать о том, что должна сделать. Как я могу остановить это?
Кто в мире поверит мне? Эстес был самым любимым братом моего отца. Мое слово против его ничего не значит. Никто не поверит.
— Поместите его в коробку, — сказал Эстес.
— Насколько? — спросил его другой мужчина.
Раздался полный отвращения вздох Эстеса.
— Даже с его способностью заживлять раны быстро, это займет, по крайней мере, день, чтобы он снова чувствовал себя достаточно хорошо для участия в развлечениях. Найдите Ореса и заставьте его заплатить за наши потери. Отмените встречи Ашерона и оставьте его внутри там до завтрашнего утра.
— Что относительно еды? — спросила надзирательница.
Эстес прорычал:
— Если он не может работать, он не может есть. Он не получит еды сегодня.
Я услышала как дверь открылась и снова закрылась.
— Теперь, где моя племянница?
— Она в гостинной, — ответил мужчина.
— Когда я пришел ее там не было.
— Она сказала, что пошла в город, — быстро исправилась надзирательница. — Уверена, она скоро вернется.
— Сообщите мне, когда она вернется, — Эстес зарычал. — Скажите, что ее Ашерон далеко, гостит у друзей.
Мужчина покинул комнату.
Я сидела на полу, глядя на купальный пруд. Глядя на зеркальные стены этой комнаты.
Как много клиентов мой брат развлекал? Сколько дней он жил с тем, чему я только что стала свидетелем?
Ему уже было девять лет. Конечно, с ним не все время обращались так, как сейчас, не так ли?
Сама мысль претила мне.
Вернулась надзирательная. Я видела ужас в ее глазах и задавалась вопросом, имею ли я такой же взгляд.
— Как долго они делали это с ним? — Спросила я.
— Я работаю здесь уже почти год, моя госпожа. Это началось еще до моего прихода.
Я старалась думать о том, что я должна сделать. Я женщина. Ничто в этом мире мужской силы. Мой дядя не хотел слушать меня. Впрочем, мой отец не стал бы меня слушать.
Он никогда бы не поверил что его брат, делает такие вещи. Так же, как я не мог поверить что дядя, которого я всегда любила и обожала может делать такие вещи.
Тем не менее, нельзя отрицать этого.
Как мог Эстес приезжать в наш дворец и выпивать со мной и Стиксом, зная, что, в то же самое время, он продавал мальчишку, который был так похож на Стикса?
