— Да-а, — восхищенно промолвила Василиса. — Со времен Великой Марины, Город не знал Киевицы мудрей. — Вася развернула полногрудое тело, чтобы взглянуть на висящую над каминной полкой древнюю фреску в византийском стиле.
Изображенная на ней Киевица Марина держала в руке Весы — их левая чаша сильно перевешивала правую.
Василиса нахмурилась:
— Кылына умела взламывать законы, почище иного хакера.
— Кылына знала, — сказала Белладонна, — для своей дочери — наш дом сделает исключение.
— Выходит, — логично предположила Маша, — Кылына знала, что Акнир придется воспользоваться этим исключением? Знала, что в Башне поселятся другие? Что ее дочь не станет Наследницей?
Маша тоже смотрела на фреску.
И тоже хмурилась, тревожно и испуганно.
— Да откуда она вообще взялась, эта Акнир? — раздраженно спросила Катя. — Где она была раньше?
— Кылына отослала ее из Города, — чинно ответствовала Василиса. — Вы знаете лучше других, если б план Кылыны сработал, Киев сошел бы с лица земли. Кылына замыслила опасное, и не желала рисковать жизнью единственной дочери.
— Эта соплячка, грозила нам каким-то судом. Обещала поединок. Кричала, что мы уже трупы. — Катя презрительно хмыкнула, вспоминая, как нелепо та завалилась на пол.
Но тут же нахмурилась — посмотрела на фреску. На кособокие Весы в руке Великой Марины, провозгласившей тысячу лет тому первый закон Киевиц:
«Истина — в равновесии!»
Равновесие в Городе было нарушено.
— Вы правы, — похоже, Василиса умела читать чужие мысли. Или же Катины мысли были написаны у нее на лбу. — Вам не стоит недооценивать Акнир. Ее падение было разыграно. И кот подыграл ей.
— Предатель, — сжала кулаки Даша Чуб, поминая испарившегося вместе с Акнир вредного кота.
— Вовсе нет, — опротестовала Катя. — Молодец, — верная сволочь. Вызывает уважение. А еще говорят, коты преданны не хозяину, а дому. А он даже не ест из моих рук — за мертвой хозяйкой тоскует. Лихо он нас развел, ничего не скажешь…
— Чертов корень. — Вася грустно улыбнулась. — Чертов корень увеличивает потенцию. Они знали, что вы…
— Ничего не знаем, — сказала Катерина. — Лично я ноготки от чернобрывцев не отличу.
— Не прибедняйтесь, — вежливо опровергла ее слова Василиса. Но помимо услужливой вежливости ничего утешительного в ее фразе не прозвучало.
— Василиса Андреевна, — дрожащее заговорила Маша, сцепив руки в страстный «замок», — вы видите сами, Весы в руках Марины покачнулись. Они сильно покачнулись. Так же как два дня тому, когда Кылына вызволила Змея, и Киев мог сгореть. А еще утром Весы были ровными! Еще утром в Городе было равновесие. А после прихода Акнир… Вы не подозреваете, что она могла у нас украсть?
Ковалева напряженно воззрилась на Васю и, не дождавшись ответа, перевела застывший во взоре вопрос на всезнающую белую кошку.
— Не знаю, — сказала Белладонна, аристократично выпрямив спину. — Я проверяла чулан. Кроме денег все на месте.
— Ну и хватит на них заморачиваться. — Желая разрядить атмосферу, Даша включила телевизор. — Ночью на небе зажжется красный огонь, мы все поймем и опять всех спасем… Проблем-то!
На экране застонал дневной сериал. На следующей кнопке бывшая киевлянка Мила Йовович агрессивно истребляла из автомата какую-то нечисть.
Изида Пуфик вернулась из кухни, куда захаживала, чтобы слегка подкрепится, и направилась прямиком к Чуб. В то время как Бегемот наотрез отказывался признавать новых хозяек, а Белладонна смотрела на них с высоты белого муфтия, рыжая Пуф почти сразу выбрала себе в «мамы» Землепотрясную Дашу, да и Даша вскоре начала величать себя «мамой» ее «рыженькой девочки», «толстого мешочка» и «вредного батона».
Обе они, и круглая кошатинка, и крутобокая блондинка, обладали одной завидной чертой — крайней степенью беспроблемности.
— И на хрена Акнир сдались дореволюционные деньги? — скривилась Катерина, страдавшая чертой менее завидной. Она ненавидела неподчинение!
Однако ныне подвластный ей мир явно отбился от рук.
— Это как раз понятно, — сказала Маша.— Деньги нужны, чтобы пойти в Прошлое.
— А зачем ей вдруг в Прошлое? — полюбопытствовала Чуб, поднимая рыжую «дочечьку» на руки.
— Маман! — Из-за присущей ей лени, Изида, открывала рот не часто, но, открывая его, чаще всего изъяснялась на языке Бальзака.
— В Прошлом Акнир сможет найти свою мать, — перевела кошачью реплику Вася. — Спросить ее совета. Судя по кладовой, Кылына нередко наведывалась в минувшие века. А то, что было — остается навсегда.
Васе надоело сидеть, развернувшись на 90 градусов, и она встала с дивана, желая разглядеть фреску с покосившимися Весами получше
— Зачем ходить так далеко? — не поняла Катерина. — Кылына была жива еще неделю назад.
— Вы не знаете? — искренне изумилась Василиса.
— Мы знаем, — Избавила Катю от отрицательного ответа студентка. — Киевица может пойти в Прошлое. И не только Киевица — любая ведьма, если мы дадим ей ключ и если у нее достаточно сил. Чем больше силы, тем дальше в Прошлое можно пойти. Дойти до V, Х века может, пожалуй, одна Киевица. Но даже Киевица не может вернуться во вчерашний день. Если бы мы могли менять вчерашние дни, все было бы слишком легко… Слишком большой искус — все бы все время меняли вчерашние ошибки. В общем, самое ближайшее время, куда можно отправится — 13 лет назад.
— Ладно, — разрешила Катерина, — пусть топает в свой прошлый век, я не против. Я другого не понимаю. Почему наши Весы так болезненно отреагировали на тривиальную кражу денег?
Переключив телевизор, Даша поймала хвост новостийного репортажа: девица в мини-юбке сидела на загривке у парня и, смеясь, хлестала его хворостиной.
«За много лет до того, как Клара Цеткин и Роза Люксембург ввели в календарь 8 марта, — сказал журналист, — киевлянки давно праздновали свой женский день — Брыксы. На Петровки мужья обязаны были делать за жен всю работу по дому и выполнять любые их прихоти. Мужчины, которые в течение года обращались с женщинами недостаточно хорошо, попросту боялись выйти из дома. Украинские молодки объединялись в компании, чтобы хорошенько проучить их…»
«Землепотрясно!» — восхитилась неизвестной народной традицией Чуб, и широко открыла рот, желая задать вопрос об «украинском 8 марта» двум имевшимся у нее в распоряжении историчкам — но не успела.
— Ясные Киевицы, — преподавательница истории приложила руку к безразмерной груди, — если мне будет позволено сказать вам правду...
— Позволяем, — величественно качнула головой Катерина.
