тёплым одеялом и даже с подушками, я тоскливо проводил взглядом мой кафтан, который
горничные унесли, подождал, когда комната перестанет вращаться, а туман перед глазами
чуть рассеется. И на цыпочках, путаясь в длинной сорочке – как у девчонок, право же! –
проверил дверь и окно. Ни то, ни другое оказалось не заперто. Хм.
Дверь я оставил – очевидно, что стоит выйти, и я тут же наткнусь на лакеев. Да и снаружи
у меня было больше шансов, замок внутри я же совсем не знал. Так что я взялся за окно.
На этот раз проблем со щеколдой не было – я заправил сорочку в странные пузырящиеся
штаны, чтобы не мешалась, и, примерившись, прыгнул. Чуть-чуть не рассчитал, проехался
задницей по черепице, порвал штаны. Ну и демон с ними! А в целом спустился без
приключений.
Ну и трава тут – прямо будто специально выращивают, такая мягкая. Так, а ворота где? А
калитки чёрного хода тут нет? Ага… Нет, там слуги вечно толкутся, мне не туда. К
воротом, точно к воротам.
Я как раз изобретал способ просочиться сквозь кованную узорчатую решётку створок,
когда меня грубо схватили поперёк груди, перебросили через плечо и понесли обратно в
дом.
Поняв, кто несёт и что сейчас будет, я так расшумелся, что не каждой девчонке впору. У
меня хорошо получилось, громко, эффектно – я молотил лорда по груди и спине, я
вырывался, я орал и сквернословил, – в общем, делал всё, чтобы он вышел из себя да
прибил меня поскорее и не мучил, раз уж всё равно убьёт (а что убьёт, я не сомневался).
Лорд не обращая ровным счётом никакого внимания на мою истерику, разогнал
сбежавшихся слуг, притащил меня в ту же комнату – с уже закрытым окном – кинул на
кровать и принялся расстёгивать ремень.
Я посмотрел на его спокойное лицо, на руки, тоже очень спокойно вынимающие ремень из
петлиц, и решил, что нифига живым не дамся. И попытался слинять за дверь, которая, я
видел, оставалась не заперта. Конечно, не успел и шагу ступить, как меня схватил кто-то
из лакеев, и через пару мгновений я снова оказался на кровати среди взбитых подушек и
скомканного одеяла.
- Я говорил про шкурку, зверёныш? – спокойно поинтересовался лорд Джереми, нависая
надо мной.
Я вызверился на него и тут же получил первый удар.
- Считай, - спокойно приказал лорд, очень грамотно вытягивая мне поясом.
По-моему, я потерял сознание ещё до того, как до лорда дошло, что считать я не умею.
После того раза я сбегал ещё раз десять. Пять – в первую же неделю, и остальные пять – в
первый месяц. Потом понял, что милорд, похоже, просто развлекается, пока меня ловит: меня по-прежнему не запирали, собак во двор ловчих и сторожевых не выпускали (хотя
псарня у сэра Джереми была), даже комнату с удобной крышей под ней не поменяли.
Лорд Джереми за мной наблюдал. Я, конечно, не знал, но столицу тогда лихорадила шутка, сыгранная герцогом де Креси. На Совете Лучших он ввязался в философский спор: можно
ли воспитать из черни человека – то есть, лорда? А, так как вести долгие словесные споры
милорд не умел, то сходу пообещал привести убедительное доказательства и на
следующий же день наведался в первый же приют, где ему и попался я. Эксперимент ему
понравился, зверёныш вёл себя интересно – и меня дрессировали.
За те несколько лет, что я провёл в замке, я излазил его вдоль и поперёк. Худенький, тогда
ещё маленький, я легко ввинчивался в любую мало-мальски крупную щель, находил давно
заброшенные ходы, пару раз чуть не утоп в выгребной яме, но Его Светлость каждый раз
меня отыскивал, даже когда я умудрялся выбраться за ворота. Он относил меня в комнату, он и порол – каждый раз с выдумкой и никогда не оставляя следов.
Уверившись, что при нём сбежать не удастся, я решил дождаться счастливого случая, когда
Его Светлость уедет из замка – должен же он когда-то уехать. Но лорд сидел у себя, как
сыч – даже гостей почти не принимал. Наверное, потом я всё-таки почти привык к
местной жизни, тем более что она была не тяжелее приютской.
Врача мне привезли в первую же ночь – проснулся я уже в бинтах, примочках, компрессах, разбитый, точно всю ночь пахал. Но – живой.
И потом меня весь день никто не трогал. Только служанки приходили поить микстурами и
менять повязки с компрессами. А ещё приносили еду. И даже давали её есть – правда,
хихикали каждый раз, когда я лакал суп или пользовался негнущимися, забинтованными
пальцами вместо столовых приборов.
Мне было плевать. Меня – Великая Матерь – кормили! И даже мясом. А одна из
горничных принесла как-то сладкую вкусную штуковину, так я в ней чуть не по уши
вывозился, снова доведя горничных до смеха и колик.
В общем, неплохо мне жилось, и если бы я не знал, что за каждую милость лорда надо
платить сторицей, фиг бы сбегал.
Так первую неделю я всю и провалялся. А потом, когда вставать начал, меня стали учить.
Я долго понять не мог – для чего? Зачем лорду такие жертвы? Преподаватели, привыкшие
к совсем другим ученикам, никак не ожидали увидеть разговаривающего с «мусорным»
акцентом мальчишку, не способного взять перо правильно. Да что там – я даже одеваться
правильно не умел. И это с помощью горничных. Зато с лошадьми и оружием у меня,
можно сказать, ладилось. С лошадьми вообще легче договориться, чем с людьми. А
деревянный меч оказался не сильно сложнее кулаков, где тоже тактику продумывать надо, если ты мелкий, щуплый, и твой противник напоминает шкаф сильнее, чем человека.
За всё это время я видел Его Сиятельство лишь пару раз на занятиях, да когда сбегал.
Никто, кроме него меня не бил (зато уж от него доставалось!), даже лакеи, даже учителя. И
кормили всегда. В общем, сказка, а не жизнь. Я долго привыкал – к громадным,
застеклённым окнам, теплу, мытью каждый день, деревянным полам и деревянным
панелям на стенах, таких, что сквозняки не пропускают. К картинам и вазам – теперь-то я
знал, что это. Это был другой мир, в котором я появился только по прихоти Его
Сиятельства, к которому не принадлежал и, я думал, не буду принадлежать никогда.
Спустя месяц, когда в Пчелиную Заводь всё-таки наведались гости – нежданные.
Оказывается, мой лорд был большой шишкой где-то аж при короле. И чудаком к тому же –
хотя это новостью не стало. Так вот, на лорда, и так человека небедного (вот уж что есть, то есть), недавно свалилось очень богатое наследство – папаша у него, что ли, окочурился?
