Рядом со мной Ревик поёрзал на кожаном диване.
Я не была уверена, что это притворство, пока не посмотрела вниз и не увидела, что у него тоже возникла физическая реакция. Он не косился на меня, но я почувствовала, как он силился контролировать свой свет, даже когда твёрдо смотрел на нашего хозяина.
Повернувшись, чтобы улыбнуться нашему хозяину, я немного приоткрыла свет, особенно в области сердца и груди. Я слегка тряхнула головой, когда Дульгар улыбнулся мне в ответ. Затем я откинулась назад, поправляя волосы так, чтобы они падали мне на плечо и немного спереди с одной стороны. Снова скрестив ноги, я намеренно положила руки на белую кожу сиденья, мягко поглаживая её пальцами, и устроилась в новой позе.
Из моего света я излучала безразличие, как будто мне было скучно, или, по крайней мере, совершенно комфортно в моей одежде и в этом месте.
Выучка Лао Ху в таких вещах, которые они называли «ухаживанием», была основательной.
К тому моменту почти все мужчины-видящие вокруг уставились на меня.
Мне не повредило и то, что я действительно хорошо научилась отключать свои эмоции, когда дело доходило до этой конкретной роли. Благодаря Дитрини и другим, я также отлично умела расщеплять своё сознание, особенно во время самого действия.
Мой разум пробежался по планировке комнаты, пока я улыбалась и бормотала слова благодарности, когда один из громоздких парней в тёмном костюме сделал уважительный, отчасти нервный жест в мою сторону, давая мне знать более тонкой последовательностью жестов, что я могу попросить его, если чего-нибудь захочу. Я чувствовала, что женщины-видящие тоже смотрят на меня, несмотря на их относительную отдалённость от нашего изолированного столика.
Конечно, я видела, что видящие также смотрят на Ревика.
Меня предупреждали, что эта конкретная «семья» чрезвычайно ориентирована на мужчин, и не только в количестве. Вероятно, из-за характера их бизнеса, особенно из-за их давнего участия в торговле людьми и видящими, они придерживались такого восприятия мира, где женщины находились в подчёркнуто подчинённом положении.
Судя по тому, что бормотал Ревик, правильнее даже будет сказать «женщина-как-собственность».
Такие вещи не были нормальными для видящих.
В Барьере я чувствовала на себе даже больше взглядов, чем в физическом мире. Они смотрели на эти структуры в моём свете, а также на намёки и прикосновения, которые я давала им своим aleimi.
Вместо того чтобы сбавить обороты, поняв, что я привлекла их внимание, я расслабилась на кожаном диванчике, посылая лёгкие искры этих кусочков моего aleimi в более широкую конструкцию. Я не дала им ничего, кроме привкуса, но использовала этот шёпот, чтобы притянуть их ближе к моему свету. Когда они последовали за моим чувственным притяжением, я мягко отгородилась от них, прямо перед тем, как они получили бы реальную возможность взглянуть на то, как я ощущалась под этими щитами.
Это был манёвр, рассчитанный на то, чтобы подразнить — и да, вызвать раздражение.
Рядом со мной Ревик задержал дыхание.
Через несколько секунд он выдохнул более или менее нормально, но по-прежнему не смотрел на меня.
До меня дошло, что он никогда не видел, как я применяю этот конкретный набор трюков. Мы, конечно, говорили об этом на совещаниях по планированию, но я не вдавалась в подробности. Я невольно задавалась вопросом, как он отреагирует на это сейчас — отчасти потому, что я не могла не поставить себя на его место.
Он также в своё время «продавал это», как выражались видящие.
Я была почти уверена, что знаю, как отреагирую, если увижу, как он делает всё возможное, чтобы привлечь клиента. Даже одна мысль об этом вызвала у меня в животе комок гневной ревности.
Я почувствовала, что Ревик отреагировал и на это тоже, хотя и с большего расстояния.
И опять же, я действительно не могла думать о нём прямо сейчас, не в таком отношении.
Я снова сосредоточилась на мужчинах вокруг низкого столика.
Наше место находилось дальше всего от бара, укромно прижавшись к стене гостиной. Слева от меня и позади нашего хозяина-видящего над белыми камнями внутри открытой решётки мерцал огонь, и его свет отражался от зеркальной поверхности воды в белом каменном бассейне.
Из-за огня, горевшего прямо у него за спиной, я едва могла разглядеть лицо Дульгара.
Искры отражения касались этих металлических золотых глаз, но на этом всё.
Я проследила за протяжённостью бассейна вокруг соседних диванчиков и столиков, прочно сохраняя свой плащ наложницы на месте и разделяя сознание, когда два других больших парня в костюмах вывели всех остальных из нашей части помещения деликатными, но властными жестами. Они опустошили окружающие диванчики и столы, после чего все пятеро охранников встали неподвижным строем.
Я всё ещё смотрела на них, когда наш хозяин заговорил.
— Прославленный брат. Высокочтимая и самая прекрасная сестра, — он улыбнулся, глядя на меня слишком долго. — Надеюсь, вы знаете, что вам обоим не обязательно сидеть здесь во время всей этой дискуссии, — эти золотые глаза метнулись к Ревику, потом снова ко мне. — …Как бы мне ни было больно это говорить, мы можем обеспечить гораздо лучшие удобства для нашей любимой сестры в других частях отеля.
Я притворилась, что не понимаю его, и продолжала оглядывать тускло освещённую комнату с несколько заинтересованным, но немного скучающим выражением на лице. Когда я наконец повернулась к хозяину, то увидела, что его золотые глаза наблюдают за мной.
Откровенно хищный взгляд проступил в его непрозрачных радужках.
Этот мудак начинал напоминать мне Дитрини.
Я почувствовала реакцию Ревика на мою мысль и быстро погасила её.
Если Дульгар и услышал, то не обратил на это внимания.
Его взгляд скользнул ниже моего лица, задержавшись на ложбинке между грудей, открывающейся в глубоком вырезе платья. Он не торопился, разглядывая остальные части моего тела, сосредоточившись на том месте, где мои пальцы слегка барабанили по бедру, как раз в верхней части моего кожаного сапога. Я не следила за всем ходом его взгляда, но чувствовала, как его свет исследует мой, жадно задерживаясь вокруг структур Лао Ху.
Он, казалось, был особенно очарован теми, которые Дитрини оттачивал во мне больше всего времени.
Ощутив ещё одну вспышку боли от него, на этот раз более сильную, мне пришлось приложить усилия, чтобы не вздрогнуть. Улыбка куртизанки застыла на моих накрашенных красной помадой губах.
Я не оглянулась, но почувствовала, как что-то ещё мелькнуло в свете Ревика.
Затем кто-то наклонился ко мне, ставя напитки на стол перед каждым из нас. Светло-голубая и пенистая жидкость почти светилась в свете камина, а на концах стеклянных палочек для коктейлей были нарисованы золотые глаза.
Это напомнило мне поездку в Мексику с Касс, которая произошла как будто несколько сотен лет назад. Даже самые краешки этого воспоминания вызывали в моей груди боль иного рода. Вспомнив свой последний разговор с Касс в анти-Барьерном резервуаре на авианосце, я прикусила губу, прикрыв это глотком пенистого напитка.
Глаза Ревика метнулись к моим, и он послал мне жёсткий, предупреждающий импульс.
Плавно допив свой глоток, я не изменила выражения лица, когда опустила бокал и поставила его обратно на полированный чёрный стол.
— Тебе не нравится этот напиток, сестра? — спросил Дульгар.
Я перевела взгляд, и золотоглазый видящий улыбнулся, облизывая губы.
— Мы, конечно, можем приготовить тебе что-нибудь соответствующее твоим… вкусам, — добавил он, задержавшись на последнем слове. — Тебе стоит только спросить, мой самый почтенный друг.
Позволив этой дразнящей улыбке явственнее проступить на моих губах, я томно откинула волосы назад.
— Я очень ценю твоё гостеприимство, брат мой. Боюсь, я просто не хочу пить, — я приподняла бровь. — Может быть, дело во всей той воде, которую пришлось созерцать по дороге сюда?
