— Садись, — хозяйка указала на табурет. — Прости, не могу предложить ничего лучше. — И Аделия опустилась на стул, отметив про себя мимоходом, что он крепче, чем казался на вид. — Я правильно понимаю, ты для себя все решила? — спросила старая Бевин.
При этом глядела на девушку из-под густых, белых бровей.
— Да, — отозвалась Аделия, — я хочу избавиться от младенца.
Старуха повернулась к столу и принялась срывать какие-то травы, кидая их в котелок над огнем.
Работала молча, пока не спросила:
— Ты ведь хозяйка этих земель, небезызвестная Аделия Айфорд, не так ли? Та, с которой был сам Коллум Шерман…
— При чем здесь это? — вскинулась девушка, сердце которой от этих слов зачастило с удвоенной силой. — При чем здесь Шерман… Почему ты спрашиваешь об этом?
Бевин отвлеклась от пучка трав и обернулась к Аделии.
— Не бойся, о тебе плохо не говорят, если ты этого испугалась, — отозвалась она. — Скорее наоборот: всем не терпится разузнать, как это было… Дамам, само собой. Разве тебя еще не спрашивали об этом? — Аделия была слишком шокирована, чтобы ответить, и собеседница продолжала: — Значит, спросят. Я-то стара и мало интересуюсь такими делами, а вот знатные дамы брачного возраста все, как одна, мечтавшие соблазнить младшего Шермана, умирают от любопытства и зависти. — И старуха глянула на живот девушки: — Красивый, сильный мужчина, — сказала она, — понести от такого не грех.
Аделия задохнулась от возмущения.
— Я беременна от супруга, — взвилась она, вскакивая со стула. — Что ты себе позволяешь, старая ведьма?!
И Бевин миролюбиво ей улыбнулась.
— Извини, если я ошибаюсь, — проскрипела она явно не убежденная. — Я лишь передаю ходящие в Ланкастере слухи, тебе, моя госпожа, будет не лишним услышать о них. — И вдруг спросила вкрадчивым тоном: — Только прости старую женщину за вопрос: если это ребеночек от законного мужа, зачем бы тебе изводить его? Разве не дети укрепляют позицию рода? Разве не о крепких наследниках мечтают богатые господа?
Аделии показалось, что она задыхается в стенах маленькой хижины, стены и потолок сходятся, как бы желая ее раздавить — она нащупала взглядом низкую дверь, собираясь метнуться к ней и бежать не оглядываясь, но старуха оказалась проворнее: ухватила ее за плащ.
— Твой сбор почти готов, девонька. Не спеши уходить! — сказала она.
Аделия стиснула пальцы, стараясь не глядеть на свою собеседницу. Стыд сжигал ее изнутри, полыхая пороховыми огнями…
А старуха, верно, разгадав состояние гостьи, перевела разговор на другое:
— Срок какой, знаешь? — И Аделия поняла, что не в силах ответить, тем самым только уверив старуху в верности сделанных предположений. — Могу я тебя осмотреть? — Девушка молча кивнула. — Сними плащ. — Аделия подчинилась, распустив завязки плаща. — Приляг сюда. — Бевин указана на прикрытую холстиной постель. — Не бойся, здесь чисто. — И коснувшись живота через платье, головой покачала: — Ты в корсете. Для ребеночка вредно… — Им пришлось ослабить корсет, чтобы старуха могла ее осмотреть. — Месяца три-четыре, я полагаю, — заключила она, наконец. — Большой срок. Мне придется помочь… — И спросила, наливая в кувшинчик пряно пахнущей смеси: — Я могу прийти в Айфорд-Мэнор, если желаешь.
И Аделия испугалась:
— Нет, я не хочу, чтобы там кто-то знал. Лучше… лучше здесь…
— Тогда выпей это заранее, где-то за час до всего, и приходи… — сказала ей Бевин. — Тебе будет больно… Очень больно. И мне придется помочь ему выйти… мертвому. А потом, молись, девочка, чтобы все прошло хорошо, и ты снова могла понести в нужное время.
Аделия, бледная, с ужасом в карих глазах, сжала в руках сосуд со снадобьем.
— Я… я приду завтра, — почти прошептала она. — Ты будешь здесь?
Старуха кивнула.
— Буду ждать тебя. Приготовлю необходимое…
Аделия на враз ослабевших ногах вышла из дома и вдохнула свежего воздуха. Всю ее как будто знобило, перед глазами мушки летали…
Сосуд с еще недавно желанным настоем едва не вывалился из рук.
«Тебе будет больно… Очень больно. И мне придется помочь ему выйти… мертвому».
Девушка вспомнила рыдания матери, когда пятый ребенок истек из нее вместе с кровью…
Никто не знал, почему. На все божья воля, успокаивал ее местный викарий… А она прорыдала два дня, и после ходила сама не своя. Аделии тогда было тринадцать, и она, памятуя, как тяжко дались матери прошлые роды, понять не могла, отчего она так убивается: все лучше, чем те страшные муки. Но теперь что-то в ней дрогнуло…
Она коснулась рукой живота и, испугавшись, что старая ведьма наблюдает за ней из окна, отдернула ее тут же. Поспешно вышла за хлипкий забор и отвязала коня…
А уже выехав на дорогу, все прокручивала в голове состоявшийся разговор: «Красивый, сильный мужчина. Понести от такого не грех!», «…а вот знатные дамы брачного возраста все, как одна, мечтавшие соблазнить младшего Шермана, умирают от любопытства и зависти».
Неужели все графство обсуждает ее первую брачную ночь?!
И завидует…
Это просто безумие.
— Госпожа. — Какой-то мужчина поклонился ей, и Аделия поняла, что давно едет по улице города, но бездумно, погруженная в мысли.
Пора взять себя в руки и перестать оглядываться назад: прошлого не исправить, а вот будущее — вполне.
Она свернула у аптекарской лавки по направлению к церкви и, завидев сапожную мастерскую, придержала коня.
— Госпожа, чем могу быть полезен? — осведомился показавшийся в дверях лавки мужчина. — Желаете сделать заказ?
И Аделия, окинув дом взглядом, спросила:
— Я ищу Ральфа Бенсона. Мне сказали, я найду его в этом доме… Слышали о таком?
— Как же не слышать, — отозвался мужчина, — вам в соседнюю дверь. Только боюсь, он не в том состоянии, чтобы вести разговоры… Пьет неделю не просыхая.
Аделия молча кивнула: чего-то такого она и ждала.
— Присмотрите за животным? — спросила мужчину, и тот, молча кивнув, подхватил поводья. — Благодарю.
На стук в дверь никто не ответил, и девушка, услыхав в доме шум (как будто упала и покатилась пустая бутылка), толкнула ее от себя. Дверь сразу же поддалась, и Аделия переступила порог…
Пахло в доме прогорклым маслом и дешевым вином.
Темный холл, освященный лишь одним чумазым окном, показался ей темной берлогой где-нибудь в редколесье, на окраине леса, а мужчина, зашевелившийся там же в углу, — тем самым косматым животным. Большим и страшным…
Правда, Аделия не испугалась…
Ее вообще перестали пугать детские сказки, пусть бородач и оказался похож на Черного Шака, огромного, черного и мохнатого.
— Кто вы такая? — осведомилось черное нечто, разгибая широкую спину над заставленным бутылками столом. — Каким образом пробрались в этот дом?
И Аделия, подойдя ближе, сказала:
— Ваша дверь оказалась открытой, я же — Аделия Айфорд, супруга вашего господина. И хотела бы поговорить…
Бенсон как будто на мгновение испугался, но в следующий миг тут же расслабился.
— У меня больше нет господина, — откликнулся с пьяной бравадой, — отныне я сам по себе. И говорить нам поэтому не о чем…
— Вы — управляющий Айфорд-мэнора, Бенсон, — возразила Аделия твердым тоном. — И должны предоставить отчет…
— Отчет?! — он позволил себе усмехнуться. — Простите меня, госпожа, но мне нечем порадовать вас: поместье разорено. Там сплошные долги… Вот весь отчет.
И Аделия посмотрела на мужчину в упор:
— Вы должны вернуться на свою должность, — сказала она. — Вы не имеете право самолично оставлять ее.
Бенсон, высокий, крупный мужчина с окладистой бородой, расправил широкие плечи.
— Я ни пенса не получил за последние несколько месяцев, госпожа. Все, что приходило в поместье, я отсылал либо в Лондон вашему мужу, либо покрывал его же долги в Тальботе и округе, — откликнулся он хриплым голосом. — Это было сложное время. Я бился за то, что заведомо невозможно спасти… И простите, если я не могу делать этого дальше: больно глядеть, как когда-то процветающее поместье превратилось в ничто.
