было проще теперь над собой человека, которого они считали слабее себя и, соответственно, он в их понимании главой был лишь условно. Они не считали его угрозой своей власти. Кроме того, люди-императоры быстро сменяли друг друга и таить злобу на императора не получалось: старость убивала раньше, чем вызревал основательный план мести. Бывало, что какие-то расы пытались завладеть троном, но главы других территорий осаживали их.
Прошли тысячелетия, Давридания давно превратилась в могущественное и сильное государство, которое боялись соседи, а союз земель и человек-император стали чем-то привычным. Разные народы привыкли жить рядом друг с другом, и те же жуликоватые песчаники воспринимались неизбежным и даже забавным злом: выпивать с ними всё-таки весело.
Но вот собрания в императорском дворце чаще всего навевали скуку. У глав земель всегда имелись претензии и обычно друг к другу. Напоминало это склоку двух соседей, коза одного из которых сожрала капусту в огороде другого. Наагашейду Дейширолешу не хватало терпения слушать этот трёп, и он с крайней неохотой ездил в Дарда̀н. И то лишь ради того, чтобы убедиться: на собрании главы Давридании не посмели за его спиной договориться о чём-то важном. Когда сыновья подросли, повелитель начал отправлять их вместо себя. И в этот раз наступила очередь наагасаха Шашеолошу.
Наагасаха Шашеолошу при имперском дворе любили. В отличие от отца, он имел мягкий нрав, славился вежливостью и добродушием.
Но в этот раз советникам не стоило так радоваться его приезду.
Два месяца назад внук наагасаха попал в ловушку, и его вернули домой едва живого. Шашеолошу едва с ума не сошёл от беспокойства. Наагасаха Низка̀на вылечили, и на момент отъезда он вполне бодро хромал, но Шаш всё ещё был взвинчен и разлука с внуком его сильно нервировала. А заменить его никто не мог. Наагашейд как раз отправился в Дейдѐйро, одно из княжеств нагов, и к началу собрания вернуться не успевал. Второй сын повелителя отправился в Квара̀з, с ним даже не удалось связаться, а наследный наагасах пять лет назад впервые стал отцом и нервничал неменьше Шаша.
И вообще, давриданскому двору совсем не повезло с гостями.
Вааша хотели заменить. Была его очередь сопровождать посольство, но он шесть лет назад стал отцом и рождение дочери было для него чудом. Такого сумасшедшего отца отрывать от семьи было не то что бессердечно — наагашейда вряд ли можно упрекнуть в сердечности, — это было опасно. Его вызвался заменить наагариш Роа̀ш, но за несколько дней до отъезда супруга наагариша сломала руку на тренировке, и Вааш на его фоне стал казаться более вменяемым.
Наагариш Делилонис решил сопроводить эту взвинченную парочку, но ненароком сам утерял невозмутимость, отказавшись взять жену с собой и поругавшись с ней. Всю дорогу он нервничал и на привалах шнырял по кустам, опасаясь, что упрямая жена тайно увязалась за ним.
В этой компании терзаемых инстинктами нагов Ссадаши считал себя самым вменяемым, хоть и обременённым ответственностью. Всё же именно он глава рода Фасаша, которому поручили охрану посольства в этот раз. Так наагашейд мог с чистой совестью сказать, что он ничуть не издевался над императором, посылая в Дардан оставившего незабываемую память наагалея.
Ну и прикрыть этим истинную цель прибытия Ссадаши.
— Дай мальчишке развеяться, — добродушно пробасил Вааш.
— А может вы сговорились? — Ссадаши подозрительно прищурился.
— Ты Шаша плохо знаешь?
Белобрысый наагалей поморщился. И то верно. Покладистый Шаш в свои планы посвящать не любил. Если он решил погулять с женой, значит, о прогулке знают только он и Лаодония.
— Охраннички, — ядовито прошипел Ссадаши и зыркнул в сторону, на двух высоких и крепких черноволосых мужчин.
Те виновато переглянулись и с удвоенным усердием начали осматриваться.
В город наги вышли в двуногом облике. В Дардане проживало множество рас, но наги предпочитали селиться в своих княжествах и здесь гостями были нечастыми. Их не то что боялись, опасались. И хвосты, конечно же, привлекали внимание, которого Ссадаши хотел избежать.
— Проклятые ходилки! — проворчал белобрысый наагалей, в очередной раз споткнувшись.
Двуногий облик он не любил. Две чудовищно неудобные костяные палки с мускулами и кожей, легко ломающиеся и цепляющиеся за что ни попадя! Ссадаши за два месяца до отъезда даже на тренировках появлялся исключительно в двуногом облике, но удобным и привычным его не чувствовал. Тот же Вааш пользовался своими мускулистыми ногами куда увереннее, словно всю жизнь только на них и передвигался, хотя Ссадаши припомнить не мог, когда последний раз видел друга в двуногой ипостаси.
Главная улица Дардана уже блестела в вечернем сумраке зажигаемыми огнями, а притихшая за день торговля возобновилась с новой силой. Двери многочисленных лавочек украшали расписные таблички, картины из свежих цветов, которыми так славился прибрежный Дардан, подновлённые вывески сверкали лаком, а зазывалы предлагали поесть, выпить, купить шелка и деревянные поделки, привезённые с «далёкого дикого востока». В период собраний в столицу наплывали гости, а вместе с ними и торговцы, спешившие нажиться на любопытстве к диковинкам.
С площади доносились звуки музыки, песни и громкие надрывные фразы:
— …и после укуса в теле его зародились юные змеехвосты. Они росли, росли, терзая и мучая его, пока полностью не разорвали его тело и не расползлись по свету, размножаться дальше!
— Тьфу, пакость! — взвился Вааш. — Байке тыщу лет! Неужто кто-то верит?!
— Не тысяча, а восьмая сотня идёт, — радостно оскалился Ссадаши.
В дни совета на главной площади Дардана давали театральные представления, где рассказывали истории о всех народах, что населяли Давриданию. Чаще смешные, где главные герои попадали в просак. Но иногда и довольно жуткие. И сейчас, похоже, сказывали о нагах. Судя по хохоту собравшихся, байка давно уже никого не страшила.
Резко подавшись вперёд, Ссадаши прищурился и смерил оценивающим взглядом высокого мужчину в чёрном плаще, сложение которого показалось ему знакомым. Но почти в ту же секунду досадливо поморщился, опознав Делилониса, который тоже искал поганца Шаша.
— Он-то чего в плащ вырядился? — заворчал Ссадаши.
Особенная внешность — наагалей-альбинос и в двуногом облике привлекал взгляды — вынуждала его скрывать лицо, чтобы избежать докучливого внимания. Кроме этого, как выяснилось на входе в город, Ссадаши всё ещё помнили. Двадцати двух лет оказалось недостаточно, чтобы «красноглазого беспутного
