вот мне от геморроя на Восьмое марта подарил, а потом смеялся, как конь, когда я его этой подушкой и отлупила.
Он единственный мужчина, рядом с которым я не блею, как овца, не заикаюсь и не краснею, как помидор на грядке. Я могу встретить его в грязной пижаме, с немытой головой, а он лишь в шутку скажет: Чудушко ты мое ненаглядное! А потом будет смеяться и по-доброму подшучивать надо мной.
Мы дружим, и мне это очень нравится. Даже больше! Благодарна ему за эту дружбу и не устаю об этом говорить. А он слушает меня, смеется и щелкает по носу.
- Так, кто это был? - не унимается Ваня, в котором неожиданно проснулся следователь.
- Лео и Питт, - отвечаю будничным голосом, а сама от смеха губу нижнюю прикусываю.
- А чего не Тимон и Пумба?
- Они тоже были.
- Правда?
- Угу.
Ванька поворачивает голову и пристально смотрит мне в глаза. Видит, что я еле сдерживаю смех и кидается на меня. Он наваливается сверху и начинает щекотать мне бока, а я даже хрюкаю от смеха.
- Ах ты, маленькая, вруша! - продолжает прощупывать моижировые отложения, а я хохочу так, что очки теряю.
- Ваня, хватит, - молю из последних сил.
Он знает, что щекотка для меня сродни пытки, и бессовестно этим пользуется.
- Проси пощады! - рычит он и начинает еще и за бока прикусывать.
Ору на всю квартиру, что даже Люций вздрагивает и сбегает, и из последних сил пыхчу:
- Пощады, - и когда хватка ослабевает, договариваю, - простите, дяденька, я больше так не буду.
- То-то же! - грозно рычит мучитель и дует мне в лицо.
Потом мы в уютной дружеской обстановке досматриваем все-таки фильм, и я вижу, как Чаров начинает клевать носом.
- Вань, может, баиньки пойдешь? - собирая тарелки, спрашиваю разомлевшего соседа.
Он трясет головой, словно мокрая писана, зевает, встает и помогает убрать тарелки. Потом чмокает меня в щеку и доверительно говорит:
- Нельзя баиньки! У меня еще сегодня запланировано свидание с симпатичной медсестрой из перинатального, - и он так смешно начинает, дергает бровями, что я снова смеюсь.
В этом весь Иван. Несмотря на всю свою заботу и душевность, Чаров является неисправимым бабником. У него этих медсестер табун уже был. Я со счета сбилась. Сначала переживала, даже какие-то доводы приводила о святости отношений, но потом поняла, что это ему совсем не нужно, и отстала. Не мое это дело, его девок пересчитывать.
- Тогда хорошего вечера, Казанова! - уже привычно кидаю ему вслед.
Чаров идет к дверям, потягивается, распрямляя свое длинное тело, и, прежде чем закрыть дверь, кричит:
- Долго не засиживайся, Чудушко мое ненаглядное!_______________
Глава 6
- Долго не засиживайся, - бубню в тишину, передразнивая Ваньку.
На дворе второй час ночи, а я уже составила план к новому роману и настрочила аж сорок тысяч знаков. Эта уже четвертая книга в серии про молодую красавицу Викторию и ее приключения, а точнее про вереницу ее побед. Молодая девушка, само собой, невероятно красивая, бесстрашная, отчаянная. Вобщем, невероятно крута и сексуальна. Этакий Бонд, только в обтягивающем платье и на шпильках. А еще ее все хотят… и не только убить.
Серия пользуется бешеной популярностью у домохозяек. Муранская в восторге и заставляет меня строчить одну книгу за другой. Я бы с удовольствием написала что-нибудь в стиле Джейн Эйр, но, как говорит Марго: это не формат, детка! Вот я и пишу то, что в формате!
Поднимаю руки вверх и тянусь всем телом, распрямляя позвоночник. Устала! Спина затекла, да и задница тоже. Поправляю подушку, которую в тайне от Ваньки все же использую по назначению, и смотрю на Люцифера. Он, как всегда рядом со мной. Наблюдает и контролирует процесс. Правда контролирует он его бессовестно похрапывая на столе.
Понимаю, что больше не напишу и строчки про приключения дерзкой Виктории и сворачиваю вкладку. Несмотря на то, что тело просто одеревенело от сидения на одном месте, мозг, не прекращая бесперебойной работы, подкидывает в нейронную сеть новые идеи. Начинаю копаться в ноуте и неожиданно передо мной разворачивается вчерашний файл, написанный под чудо-свечу мадам Доры. А я уже успела про него забыть.
- Оу, Люци, кажется, этому роману все же бить, - хихикаю в тишине и тянусь за заныканной в дальний угол свече «Дар желания».
Люций вдруг начинает шипеть, словно приведение увидел.Его шерсть встает дыбом, и спрыгнув со стола, он убегает из комнаты.
- Приснилось что-то страшное, малыш? - кричу коту, но он само собой не отвечает. - Ладно, приступим! Давай, свеча, исполняй мои желания!
Так на чем я там остановилась. А неважно. Это роман ради хохмы. Потом его Ваньке как-нибудь прочитаю. Поржем.
«...Он встречал ее у дверей с огромным букетом цветов и морем обожания в глазах!» Не, ну а чё, неплохо! Море обожания! Кто ж против будет?
«…Привет, красивая! Я думал о тебе всю ночь. Прокатимся? Они садятся в его крутую спортивнуютачку и едут в закат...».
- Господи, Маруся, что это за чушь? Осталось только добавить…
Смеюсь, а пальцы уже по клавишам бегут:
- «Они смотрели на звезды, ели устриц и запивали их Dom Pérignon#sdfootnote1sym»,- задуваю свечу, и сохранив, закрываю вкладку. - Устрицы! Бе-е. Все! Это точно финиш. Надо спать ложиться!
Люцию идея явно нравится и как только моя голова касается подушки, привычно ложится задницей на мое лицо.
Ночью мне снятся какие-то ракеты, устремленные в космос, бульдозеры роющие асфальт, люди, кони, птицы. Последним сонным воспоминанием - пламя свечи и жуткий хохот мадам Доры. Подпрыгиваю в ужасе на кровати и открываю глаза.
Надо больше на свежем воздухе бывать. В голове каша. Так и до неврологического отделения недалеко. Благо Чаров сможет по-соседски ради меня договорится. Мне предоставят белую палату с зарешеченными окнами, с видом на парк.
Принимаю душ, натягиваю домашний костюм в веселенький цветочек и топаю на кухню. Летом каждое утро бегала, а сейчас погода дождливая, холодно. В зал, что ли записаться? Надо не только мозгами шевелить, Маруся, но и задницей. А то ненароком опять расти начнет, и семейка Кардашьян киллера наймет, чтобы не создавала им конкуренцию.
Пока раздумываю, чем себя занять, звонят в дверь. В принципе, никого не жду. У нас пропускная
