нормально.
— Ничего тебе не нормально. Ешь.
Я тупо смотрю на него.
Он сует руку мне под нос.
— Сейчас же.
Я принимаю от него воду и протеиновый батончик, хотя тихонько ворчу из-за его приказов. Я заталкиваю в себя еду и минутку сижу, убеждаясь, что она не полезет обратно.
Вроде нет. От скуки я читаю этикетку на батончике и вижу, что срок годности вышел почти год назад. На вкус нормально. Сроки годности уже не имеют значение. Если еда выглядит нормально, ты ее ешь.
Я наблюдаю, как Трэвис толкает комод, располагая его перед дверью, чтобы забаррикадировать ту на случай вторжения. Затем он садится на детский стульчик и чистит свой дробовик, заодно поедая протеиновый батончик.
Я примостилась на краю одной кровати, допивая воду, когда он встает, потягивается с головы до пят и расстегивает ремень.
Мой желудок бунтует, но не от еды.
Если Трэвис окажется извращенным типом, это случится сейчас. Теперь я в западне с этим мужчиной. Ночью. В комнате на втором этаже. Где дверь забаррикадирована тяжелым комодом.
Если он думает, что заслуживает платежа за оказанную мне помощь, то потребует этого сейчас.
Он встает и долго молча смотрит на меня. Наконец, бормочет:
— Спи уже, девочка.
Когда он растягивается на другой кровати, я выдыхаю и наконец-то снимаю рубашку, откидываю одеяло и тоже ложусь.
У него есть несколько свечей и светильник с одной из тех батареек, который должны работать вечно, но этой ночью нет смысла тратить свет впустую.
Мы ничего не будем делать в темноте.
Я рада, что мои инстинкты не ошиблись на его счет.
Я рада, что сказанное им было не просто словами, призванными побудить к подчинению.
Трэвис реально достойный мужчина.
Я чувствую его запах со своего места — запах его тела смешивается с пропитанным сажей воздухом, поступающим из окна. Его отчетливый запах успокаивает. Это означает, что я не одна.
Я в месте, которое настолько безопасно, насколько можно надеяться, к тому же с мужчиной, способным меня защитить. Дверь забаррикадирована. Никто не может попасть в окно без лестницы. И мы в абсолютной глуши.
Я чувствую, как мое тело расслабляется впервые за долгие недели.
— Я чувствую себя лучше, — говорю я в тишине. Еще не полностью стемнело, и я знаю, что Трэвис не спит, потому что время от времени он меняет позу.
Он хмыкает.
— После еды, имею в виду. Спасибо, что заставил.
Он снова хмыкает.
Я поворачиваю голову и хмуро смотрю на него.
— Мог бы общаться не только хмыканьем, знаешь ли.
Он лежит, согнув одну руку и подложив под голову. Другая теребит покрывало. Он им не накрылся. Его оружие на полу возле кровати, рядом с ремнем, к которому прикреплены ножны с охотничьим ножом. Он не поворачивается посмотреть на меня, пока бормочет нечто неразборчивое.
— А это было просто хмыканье из нескольких слогов.
Он поворачивает голову и недовольно смотрит прищуренными глазами.
— Я сказал «спи уже, девочка».
Я закатываю глаза и поворачиваюсь на бок, спиной к нему.
Я пыталась быть милой. Дружелюбной. Завязать разговор в неловкой ситуации. Но это явно выходит за пределы способностей или интересов Трэвиса.
Сегодня днем он говорил больше. Он рассказал мне о себе, но тогда я держала его под прицелом. С тех пор он сообщал мне только практичные факты. Он не хочет знакомиться со мной.
Я не должна жаловаться.
Если он не хочет быть моим другом, то и не нужно. Он может лежать молча и смотреть в потолок до восхода солнца, если ему так вздумается.
Он ничего не просил в обмен на разрешение поехать с ним, так что моим платежом станет то, что я буду терпеть его раздражающе молчаливую натуру без жалоб.
Если он хочет молчаливого спутника, он такого и получит.
В комнате становится прохладнее, так что я накрываюсь одеялом. В целом кровать весьма удобная.
И я правда чувствую себя в безопасности.
Я закрываю глаза и развлекаю себя мыслями обо всем том, что я бы сказала Трэвису, если бы мне было дозволено.
Ему пора подстричься.
Ему надо отвечать на вежливые комментарии не просто хмыканьем.
Мне почти двадцать один год. Ему необязательно называть меня «девочкой».
Мне очень жаль, что его маленькая дочка умерла.
Я надеюсь, что с его женой в Форт-Ноксе все хорошо. Надеюсь, мы сумеем найти ее и остальных жителей Мидоуза, пока не стало слишком поздно.
Чувствует ли он потребность закурить или окончательно справился с этой привычкой?
Считает ли он, что у нас есть шансы добраться до Форт-Нокса, пока стадо не захватило всех знакомых и дорогих нам людей?
У него очень хорошие руки.
Может, завтра он будет дружелюбнее.
Я рада, что он не оказался мерзким типом.
На этой мысли я засыпаю.
***
Я сплю так хорошо, как не спала многие месяцы. Я просыпаюсь раз или два, едва осознаю окружение, а потом снова засыпаю, когда улавливаю запах Трэвиса. Я не просыпаюсь по-настоящему, пока не чувствую ладонь на своем плече.
— Лейн. Лейн. Пора просыпаться.
Я моргаю, шмыгаю носом и пытаюсь понять, какого черта происходит.
— Светлеет. Нам пора в путь, — Трэвис все еще стоит над моей кроватью, но убрал руку с моего голого плеча.
— Угум, — я заставляю себя сесть, тру лицо и убираю прядки волос, выбившиеся из кос. Глянув в окно, я вижу, что он прав. Тусклые проблески рассвета уже пробиваются во тьме. — Должно быть, я проспала целую вечность.
Он издает бессловесный звук, который я принимаю за подтверждение.
— Ты спал? — спрашиваю я. Он надел обувь и отошел на другой конец комнаты, чтобы открыть карманным ножом консервированные персики. Он выглядит точно так же, как и вчера.
— Ага. Немного, — он пальцами съедает половину персиков в банке, затем протягивает остальное мне.
Я вздыхаю, поскольку после вчерашней рвоты они выглядят не очень аппетитно, но я ни за что не стану тратить еду впустую. Я ем персики, и на вкус они оказываются очень даже ничего
Поскольку он явно проснулся в неразговорчивом настроении, я не пытаюсь болтать. Доев, я надеваю рубашку, ремень и обувь, а Трэвис отодвигает комод от двери. Мы собираем вещи, идем внутрь и кладем все в машину.
Его визит в туалет занимает больше времени, чем мой, так что я смотрю на свои карты, пока жду.
Вернувшись, Трэвис занимает водительское сиденье и наклоняется над картами вместе со мной.
— Видишь хороший маршрут? Нельзя приближаться к междуштатным дорогам, и лучше избегать этого и вот этого,