— Только не говори об этом своему народу. — Фыркнула Сура и сложила руки на груди. — У тебя нет права на безусловное доверие.
— Сура права. — Ронтагур отпил из своего бокала и громко поставил его на стол, привлекая всеобщее внимание. — Доверие — слишком большая роскошь в нашем мире. Роскошь, непозволительная даже для королей.
— Особенно для королей. — Кивнул Бавир.
Большое окно в центре зала внезапно распахнулось, и вместе с сильным порывом ветра в помещение ворвался огромный сокол с сапфировыми глазами. Он издал боевой клич и пошёл на посадку, делая несколько стремительных оборотов в воздухе. Острыми, как стальные лезвия, когтями, он цеплялся за шероховатую поверхность каменного пола, пытаясь затормозить. Каждое его перо, подсвечиваемое ярко-синим сиянием, на глазах выпрямлялось и прилегало к телу сокола, превращаясь в гладкую, человеческую кожу. Он ещё раз издал мощный крик, замотал головой и окончательно трансформировался в красивого юношу, в котором от прежней птицы сейчас оставались лишь яркие, сапфировые глаза и острый, прямой нос, по форме напоминающий клюв.
— Что случилось, Альмур? — Сура обеспокоенно смотрела на парня, который отряхивал штаны от мраморной крошки, появившейся на полу после торможения.
— Плохие новости, моя королева. — Альмур склонил голову, но Сура в тот же миг оказалась рядом и приподняла его подбородок своей рукой.
— Не томи. Что-то произошло? Я слышу, как бьется твоё сердце. — Молодая правительница Наверии пыталась поймать беспокойный, бегающий взгляд парня. — Говори, мы все хотим знать.
Четверо самых важных и влиятельных людей этого мира сидели, замерев в ожидании. Каждый мускул их тел был напряжен: все ждали новостей, которые принёс сокол северного королевства.
Наконец Альмур выступил вперёд, приблизился к овальному столу и, оперевшись обеими руками в гладкую деревянную поверхность, громко объявил:
— Король Энидарк нашел Хини.
Зал окутала гробовая тишина. Казалось, стало так тихо, что можно услышать мысли друг друга. Все четыре короля рассеяно переглядывались в надежде на то, что у кого-то сейчас созреет план, который решит новую, уже вполне реальную и очень серьезную проблему.
Первым пришёл в себя Бавир. Его голос, густой и глубокий, звучал однако не так уверенно, как обычно.
— Мы не должны паниковать, это уже не первая Хини, которую находит Дарк.
— Она пришла к нам из другого мира. — Возразил Альмур. — И её готовят к инициации.
— Она уже в Башнях?
— В Красном Клыке, но Дарк приставил к ней доверенных магов и...Майриона.
— Тебе всё ещё мало доказательств? — Сура метнула гневный взгляд в сторону Отовиана. — Может быть, подождём, пока ведьма полностью восстановит свой Градите? Подождём, когда она утопит в чёрном пламени наш мир?
Отовиан, явно не ожидавший такого поворота событий, практически вжался в кресло, не желая испытывать на себе гнев северной королевы. О её ледяном сердце и крутом нраве не зря ходило столько легенд.
— Сура, ты преувеличиваешь. — Не выдержал и встал со своего места Ронтагур. — Мы не знаем, подойдёт ли ведьма для пророчества. Мы не знаем, сможет ли она пройти обряд инициации и тем более мы не можем знать, что её Градите способен вместить в себя столько магии, чтобы овладеть чёрным огнём.
— Как не можем знать и обратного! — Сура яростно сорвала с одной руки перчатку и задвигала в воздухе длинными изящными пальцами.
— Вернись за стол, переговоры еще не окончены. — Бавир сдвинул густые, абсолютно белые брови к переносице.
— Я жду ваш ответ через два дня, а сейчас прошу меня извинить — нужно решить некоторые проблемы королевства, пока ещё есть, что решать. Альмур!
Сура жестом распахнула окно, в которое несколькими минутами ранее влетел парень-сокол, а затем две фигуры, мужская и женская, взявшись за руки шагнули вниз.
— Пускай идёт! — Бавир поднял открытую ладонь вверх, удерживая Ронтагура на месте. — В чем-то она точно права: мы пока не знаем, что это за ведьма и насколько серьезную опасность она представляет для нас. Но то, что Дарк пытается что-то провернуть за нашей спиной не вызывает у меня сомнения.
— Осталось лишь понять, насколько далеко он готов идти. — Согласился Отовиан, заметно расслабившийся после ухода Суры.
— И что нам делать с Хини. — Кивнул ему Ронтагур, и все трое снова замолчали, каждый раздумывая над дальнейшей судьбой своего государства и тем, что «как раньше» уже точно не будет.
7
Я проснулась, когда в комнате было уже совсем темно. Но стоило мне пошевелиться, и небольшие настенные светильники в виде искусно вылепленных кувшинок загорелись красным светом.
Огромное окно, по понятным причинам не задернутое шторами, открывало прекрасный вид на необъятные сады, освещаемые бледными, такими же красными, как светильники в моей комнате, фонарями. А вдалеке горели тысячи огней: вероятно, там был город и именно туда мне нужно было.
Забавно, но я всегда думала, что попади я в ситуацию, подобную нынешней, я бы обязательно придумала, что делать. Нет, не то, чтобы я часто воображала, будто меня похищает группа поехавших фанатиков, но мне всегда страшно хотелось верить в то, что я найду решение любой проблемы. Я была не из робкого десятка и об этом говорило то положение, которое я занимала в корпорации. Директор отдела маркетинга — звучит гордо. Я шла к своей цели напролом много лет. Даже тогда, когда не знала, к чему именно стремлюсь, я понимала, что хочу добиться многого. Не для того, чтобы купаться в деньгах, покупать дорогие туфли или панибратски общаться с влиятельными людьми. Нет. Для того, чтобы мать, наконец, посмотрела на меня другими глазами. Посмотрела так же, как смотрела на Льют, когда та была жива.
О, Льют была для родителей светом жизни. А я — её бледной тенью. Ребёнок, не блистающий знаниями и стремлением к прилежной учёбе, но и не привлекающий внимания бунтарскими выходками. Не отличница, но и не двоечница. Не красавица и не замарашка. Не очень творческая, не очень общительная, не очень талантливая, и ещё целая куча пунктов в списке «не очень..», которые делали меня незаметной на фоне гениальной сестры. Нет, меня вполне устраивал подобный расклад вещей. И да, мне хватало той любви, которую дарила мне сестра. Пока она была жива, я не нуждалась в обществе людей, подругах. Даже в родителях, казалось, я нуждалась не так сильно, как в простых разговорах в импровизированном домике из подушек и пледов, который мы с Льют построили на пыльном чердаке, и куда забирались по ночам, зажигая разноцветную гирлянду, свистнутую из ящика с новогодними игрушками.
После того трагического случая всё изменилось. Изуродованное тело Льют нашли за городом. Меня на опознание не взяли беспокоясь за моё ментальное здоровье, но в тот вечер я слышала, как мама плакала в телефонную трубку, рассказывая кому-то, что собственную дочь узнала лишь по шраму над локтем и родимому пятну.
Когда горечь утраты чуть притупилась, родители стали делать из меня новую звезду, пытаясь компенсировать отсутствие любимой дочери. Но это было то же самое, что пытаться вылепить кувшин из мокрого песка, претворяясь, что в руках у тебя глина — даже если сильно постараться и придать нужную форму, все твои труды превратятся в бесформенную кучку на ближайшей же кочке. Так и случилось.
Поняв, что новой Льют из серенькой Амели не выйдет, родители просто перестали обращать на меня внимание, а вскоре отец и вовсе ушёл, бросив нас с мамой, даже не объяснившись, не попрощавшись. А я стала для матери невыносимым напоминанием о той счастливой семье, которой у неё больше никогда не будет.
Именно тогда я поставила перед собой цель добиться чего-то стоящего, чтобы появиться, наконец, в доме мамы и не прятать стыдливо взгляд, как бы извиняясь за то, что погибла Льют, а не я.
Я тряхнула головой, отбрасывая неуместные воспоминания. Сейчас стоило сконцентрироваться на том, чтобы найти способ выбраться, иначе все мои труды пойдут насмарку. Я медленно обошла комнату по периметру, отмечая то, что осколков от разбитой мной ракушки больше нигде нет. Но не могли же они всё убрать, пока я сплю? Или, может быть, весь тот разговор — плод моего воспалённого воображения?
