Но дети всегда разные, не правда ли? Это видно уже с первых месяцев: кто-то кричит громко с первых дней, а кто-то лежит в колыбели тихо; кто-то просыпается рано, а кто-то поздно… Кто-то договаривается с родителями, а кто-то против них восстаёт.
И его младшие двойняшки принадлежали, вне всяких сомнений, ко второму типу.
Лин и Энжи смотрели на Уилмо очень разными глазами, но одно в них было общее: вызов.
— Ну и долго ты будешь молчать, папаша? — не выдержал Лин. — Давай уж сюда свои морализаторские речи, чтобы мы могли, в конце концов, разойтись по комнатам!
Уилмо, если уж совсем честно, не желал никаких морализаторских речей. Чего ему действительно хотелось, так это посидеть в тишине, выпить крепкого сладкого чая и просто отдохнуть. И от осознания этого факта настроение его испортилось еще больше.
— Ну хорошо, — сказал он сердито, — хочешь моих морализаторских речей? Получишь. И в первую очередь я должен спросить: неужели я действительно должен установить ночную охранную систему, которая начнет работать в обоих направлениях? И ловить своих домочадцев, будто они какие-то воры? Правда ли это?
Лин закатил глаза, всем своим видом выражая раздражение.
— Нет, ты не должен, — скривилась Энжи. — Ничего ты не должен, папаша. Просто сиди себе тихонько, как всю нашу жизнь сидел. Ты ведь никогда не выходил из своего кабинета? Ну так и дальше не выходи, делов-то. Мы слишком взрослые, чтобы нам тут морали читать, знаешь? Не какие-то детки, желающие больше всего твоего внимания, а совершеннолетние колдуны…
— Не совсем совершеннолетние, — напомнил Уилмо. — Даже до вашего восемнадцатилетия еще неделя, и я уже молчу тихонько о втором, магическом, совершеннолетии. А также должен напомнить, что вы живёте со мной и развлекаетесь за мой счет. Не рассказывай мне, моя дорогая, о вашей необычайной взрослости и важности. Не из своей детской, хорошо?
— Тебе жаль денег?! — взвилась она.
И это, вероятно, был уже самый край.
— Мне не жалко на вас ничего! — гаркнул он в ответ. — И никогда не было жалко! Ни времени, ни денег, ни любви, ни сердца! Но это не значит, что я должен терпеть любое ваше поведение и выполнять все прихоти! Или вы меня держите за какого-то деспота и тирана, без всякой на то причины вас здесь притесняющего? Но, веришь или нет, я был бы рад и счастлив этого не делать! Только вот вы не хотите слышать очевидные вещи. Энжи, сколько раз я говорил тебе, что эти твои игры в фейри могут плохо закончиться? Работаем мы в фей-квартале или нет, есть у тебя там много друзей или нет, но ты сама не фейри! Если не веришь мне, спроси вон у Лиссы, чего это может стоить!
Упомянутая девушка сразу съежилась, словно хотела казаться меньше, чем она есть. После ужасов, пережитых на родине, продажи в рабство и всего прочего, что выпало на ее долю, она очень тяжело переносила конфликты. Да и боялась, что их с сестрой выбросят на улицу — это тоже было одной из проблем. И Уилмо было неприятно вовлекать ее в семейные разборы полетов, но он хотел разобраться с этим, раз и навсегда.
— А ты, Лин. Неужели ты думаешь, что я просто так, из-за одного только своего ужасного характера, запрещаю тебе встречаться с твоими хищными друзьями? И не должен ли я тебе напомнить, сколько раз их уже арестовывали с эльфийской пыльцой? И скажу я тебе вот что: своим, хищным оборотням, драконьи правоохранители могут спустить. Свои — они и в Предгорье свои, что там! А вот к человеческим глупым детям у них отношение будет уже другое. И это нам нужно понимать, если мы хотим в Предгорье работать и жить. Долго и, вестимо, счастливо.
— Это несправедливо!
— Жизнь несправедлива! В ней ничего не даётся даром. И нигде не бывает идеально. Но если мне придется выбирать, строить своим детям будущее здесь или в Ликарии, я безусловно выберу здесь. И тебе того же желаю. Ибо, какие бы ни были эти драконы, они хотя бы ценят больше прочего право выбора — и такие же устанавливают законы. И вы здесь, дураки, сами можете выбирать, куда идти учиться, кем потом стать, куда ехать… Я могу оставить вам наследство поровну, несмотря на пол, могу дать вам лучшее образование — и знать, что вам не нужно будет потом это образование отрабатывать на очередной бессмысленной войне, развязанной ликарийским королем. Но за все надо платить, да? Ибо ничего в этой жизни не дается бесплатно!
— А у нас ты спросил, нужно ли нам?! Спросил, чего мы хотим?
— Не доросли еще, чтобы хотеть! — Уилмо устал. Как же он устал… Он снова посмотрел на сердитых, как шмели, близнецов, усталую Бетту, испуганную Лиссу… Ну да, пора уже с этим заканчивать.
— Хватит, — отрезал он, — в этом доме теперь новые правила. Никаких ночных прогулок! Лисса, ты больше не будешь ткать для Энжи паучий шелк. И работать над этими ее эльфийскими костюмами. Я выброшу тебя на улицу, если ты нарушишь это правило. Понятно?!
Девушка начала кивать быстро-быстро. Энжи поднялась на ноги:
— Ну, это уж слишком! Ты с ума сошел!
— …Дальше, — продолжил Уилмо, несмотря на их возмущение. — Ночью охранный контур закрывается. Если не можете вести себя как взрослые, то и я буду считать вас детьми. Потому что у меня уже не остаётся терпения…
И тут загремел гром.
Он зародился где-то далеко, за горами, и волной пронесся по Железной Долине. И хотя здесь, в горах, грозы были привычным явлением, у Уилмо все равно стало тяжелее на сердце.
Он снова выглянул в окно — только для того, чтобы убедиться: луна в небе ясная, и нет ни облака.
Гром загремел снова, и горный хрусталь в окнах слегка задрожал.
— Что это? — спросила Бетта. — Кто-то из драконов в плохом настроении?
— Придумала уже. Наверное, это салют! — махнул рукой Лин. — Пошли, может, посмотрим? Народ что-то празднует! Одни мы, как идиоты, сидим и слушаем папашины бредни… в смысле, ценные поучения, которые очень помогут в жизни.
«Это и правда салют, — сказал себе Уилмо. — Или действительно какие-нибудь драконьи дела. Не может быть ничего другого.”
Но на сердце было тяжко, потому он первым вышел на террасу.
Дети, само собой, последовали за ним.
Их дом находился в достаточно богатом человеческом квартале, расположенном на склоне горы. Недвижимость тут была ещё не баснословно, но уже очень дорогой. Но она того стоила: построенная по типу драконьих жилищ, с отличной инфраструктурой, элегантным убранством и потрясающим обзором — так что да, вид на долину оттуда открывался впечатляющий. Уилмо не удивился, что все соседи, привлечённые шумом, тоже вышли поглазеть.
И смотрят в небо.
— Ночи тебе, почтенный Уилмо! — крикнула Марша, купчиха и его ближайшая соседка. — Ты не знаешь, в долине какой-нибудь праздник? Может, драконы что-то колдуют? Небось, пару кто из знати нашёл? Или наследник родился?
— Не слыхал о таком.
— А может, гроза такая? Я читала, бывают такие крошечные штормы, когда на небе ни тучки…
Загрохотало снова, но во тьме ничего было не разглядеть.
— Не знаю, пани Маршо! — на сердце у него было тяжело, словно кто-то набил туда камней. — Что-то странное какое-то, этот салют. Не нравится он мне…
И тут небо на горизонте вспыхнуло.
Казалось, будто кто-то зажёг свет: ночью на мгновение стало так ясно, как днем. И в той невероятной вспышке стало видно, что над долиной сцепились в смертельной битве драконы — один огромный, похожий на скелет в зеленом пламени, и несколько драконов поменьше с символами Стражи Предгорья на шкурах… И предгорные драконы падали вниз один за одним, прямо на загорающиеся один за другим дома.
А там, внизу, прямо по Железному Тракту огромная армия, сияя магией, двигалась с человеческих земель в долину.
— Спасите боги… — прошептал кто-то.
— Но этого же не может быть… — это, кажется, сказал сам Уилмо.
А потом вспышка погасла, но наконец докатился звук — громкий настолько, что скала задрожала, будто в лихорадке. Откуда-то сверху сорвалось несколько камней.
Уилмо застыл. И не один только он: бывают на этом свете картины, в которые ты не можешь поверить, даже когда своими глазами видишь. И перед ними всеми определённо предстала одна из таких.
