Амели закружилась по кухне под звонкий хохот Доменика. Сколько смотрела — столько не могла насмотреться. На черные блестящие кудри, на синие глаза. Но порой пробирала такая жгучая ревность! Ну, ни единой черточки. Он был совершенной копией своего отца, как тот и предсказал когда-то. Амели отчаянно надеялась, что теперь будет девочка. Крошечная, светловолосая. Ее девочка! Ноона строго-настрого запретила Феррандо озвучивать свои магические прогнозы. Хотела все узнать, когда придет время. Как и положено.
Она щелкнула сына по носу:
— А сейчас умываться, радость моя, одеваться — и к бабушке Соремонде! А потом придет учитель.
При упоминании об учителе мальчик скривился. Няньки унесли Доминика. Амели проверила заварной крем, вымешенное песочное тесто. Постучала пальцем по столу:
— Софи! Этого мало. Нужно еще столько же. И почему все на столе — ставь на холод!
Теперь на кухне работала одна повариха и шесть поварят. Но рук все равно не хватало, печево разлеталось по городу со скоростью ветра. Нужно будет выкупить вторую половину здания. Если, конечно, Феррандо найдет для этого время.
То, что начиналось, как весьма сомнительное предприятие, переросло в настоящую катастрофу. Контора при кондитерской была открыта, как и оглашал Гасту. В нее вела дверь из торгового зала. Сам горбун чинно сел секретарем. Поначалу никого не было, а потом люди как с цепи сорвались. Гасту только успевал менять учетные книги. А Феррандо тратил потом битые часы на их изучение.
Но он был счастлив, когда удавалось кому-то помочь. Амели видела это в каждом взгляде, в каждом жесте. Несмотря на ранний час, Феррандо уже заперся в своей лаборатории. Даже проснувшись, Амели уже не увидела его.
Она взяла корзинку, положила пирожков и выскользнула за дверь. Запрет Феррандо на посещение лаборатории уже давно не имел силы. Амели вошла без стука, застала мужа с какой-то склянкой, в которой мерцали белые кристаллы. Орикад болтался в воздухе и натягивал какую-то едва заметную сетку.
Амели деловито поставила корзинку на стол, взяла пирожок и дала демону. Поцеловала мужа в щеку:
— Не говори, что ты сегодня не ложился.
— Я спал… немного.
Амели покачала головой:
— Так нельзя. Теперь они идут со всех окрестностей. Из других городов. Это уже слишком.
— Ты будто ревнуешь.
Амели надула губы:
— Я совсем не вижу тебя. А Мари совсем не видит Гасту.
Феррандо улыбнулся:
— Это говорит мне женщина, которая едва ли не ночует среди своих вафель и крема?
— Это другое!
— Да? — Феррандо поднял брови, коснулся губами ее губ: — Все одно, любовь моя. Мы оба занимаемся тем, что делает нас счастливыми. Мне придется смириться, но наша дочь будет такой же безумной кухаркой.
Амели опешила, замерла от неожиданности. Уперлась ладонями в грудь мужа, пытаясь отстраниться. Даже стукнула кулаком:
— Я же просила! Просила! Просила молчать!
Феррандо легко подавил этот бунт, поцеловал ее запястье:
— Вчера приезжал магистрат.
Амели нахмурилась:
— Что ему нужно?
— Хотят статую святого Пикары.
— И что ты ответил?
Он улыбнулся:
— Больше никаких статуй. Никогда.