Бесит, что ради нее Макс каждый день открывает порталы в город, что она его разводит на дорогие украшения, наряды, на постоянные подарки. У нее же на лице написано «Купитокупиэто», не будь у него сейчас наследства, она бы в его сторону даже не взглянула. А так трынькает его деньги, то есть магию Ларо, направо и налево.
У-у-у, стерва!
— Стареешь, Лен, — помолчать, Ленор, разумеется не могла. — Скоро будешь как эта твоя… баба Клава, да? Сидеть и фырчать на безнравственную молодежь.
Воспоминания о бабе Клаве как будто из другой жизни. Да если вспомнить всю мою историю, не так уж она оказалась неправа. Сказала, что я попаду в Ад, и, если так подумать, Академия Драконова — тот еще АД!
— Все, — подводит итог Ленор. — Депрессией накрыло.
— Я тебя сейчас накрою, — мысленно сообщаю я. — Медным тазом.
— Не получится.
А жаль.
— Слушай, а может правда, ну его, этого Валентайна? Будем жить с Люцианом по очереди?
— И тебя не смущает, что он будет жить со мной?!
— Да я не гордая, — отмахивается Ленор в моей голове.
Убиться об стену! Я что, правда с ней говорю об этом?!
— Изыди! — сама не замечаю, что рычу это вслух. А в ответ слышу Драгоновское:
— Нормальное приветствие от тебя.
— Ты что здесь забыл? — разворачиваюсь к нему.
— А здесь занято? — Люциан приподнимает брови. — Если нет, то я просто хочу здесь сидеть.
Опять вставать, опять пересаживаться. Да ну его.
Права Ленор. И старею, и депрессией накрыло. Ну и ладно. Побуду старушкой в депрессии, кто мне может помешать.
Надо отдать должное Люциану, на занятиях он меня не достает. Только после сообщает, что у нас сегодня по плану драконий.
— Я собиралась к Соне после занятий, — пытаюсь отбрыкаться.
— А я к Сезару. Позанимаемся, и пойдем вместе.
После физподготовки, где мы прыгаем, бегаем, забираемся на стены по канатной сетке (честное слово, полицейская академия отдыхает), я, наверное, с полчаса стою в общей душевой, смывая с себя пот, грязь — кувыркнулась на полосе препятствий в грязевую ванну и порадовала Клаву, Аникатию и Ко. Когда, наконец, мои волосы по ощущениям начинают скрипеть, а кожа превращается в сморщенный персик, я все-таки выползаю из-за высокой перегородки и обнаруживаю, что на скамейке нет моих вещей.
Ни сумки. Ни одежды. Ничего.
Стою я в костюме Евы, хлопаю глазами и, помимо первой мысли — что за детский сад — в голову приходит только одна нецензурщина. Потому что полотенца, которое я приготовила, тоже нет. И запасных нет, полки подчистили, все три. Все чистые стопки исчезли, корзина, где должны быть грязные, пустая. Эвиль была в сумке. А я так надеялась на виритт, что просчитать координаты портала на память не смогу. Если попытаюсь открыть — могу выскочить где-нибудь в коридоре, в парке или вообще в магистрериуме.
Адептов, конечно, повеселю. Ну или магистров. А вот мне точно будет невесело!
Чтоб тебя, чтоб тебя, чтоб тебя! Ну что за… зачем я вообще подумала, что день пройдет скучно?!
В кои-то веки даже Ленор на помощь не приходит, она там наверняка в шоке, красная, как вареный рак. Если можно покраснеть ментально, конечно.
Орать на всю душевую: «HELP»! — как-то не хочется, но что делать, если прикрыться нечем? Вот вообще!
Мочалочкой разве что.
А-А-А-А-А-А!
Пока у меня в голове бегает Лена-в-панике, на ходу пытающаяся просчитать, куда можно попытаться открыть портал, как высчитать координаты, чтобы выдернуть из этого «откуда-то» хоть что-то, в душевой скрипит дверь и раздается голос Драгона:
— Ты скоро?
От его голоса все внутри екнуло, и я со скоростью пули запрыгнула обратно за перегородку с бешено колотящимся сердцем. Вот только Драгона мне тут для полного счастья не хватало, ну правда! Что за дурацкая привычка меня караулить? Как будто я сама не дойду до места встречи!
— Ларо? — Судя по голосу, Люциан приближался, и я выкрикнула первое, что пришло в голову:
— Ты в курсе, что тебе нельзя в женскую душевую?
— Когда никого нет, то можно. Ты здесь одна осталась. Все уже ушли.
Ага. Ушли. А перед этим вещи мои «ушли». И полотенца. И вот стою я теперь голая и мокрая, и даже прикрыться нечем. От осознания этого я истерично икнула.
— Люциан, можешь, пожалуйста, оставить меня в покое?
— Не могу, пожалуйста, нет.
Он остановился совсем рядом, и, скосив глаза на пол, я увидела его тень. Солнечный свет втекал в небольшие окошечки душевой, и мне вдруг подумалось, что можно было бы в такое окошечко вылезти. Или застрять в нем. Ага. Голой сракой к Люциану.
От такой картины я поперхнулась и закашлялась, обхватив себя руками и дрожа то ли от холода, то ли от самой ситуации.
— Где твои вещи? — раздалось из-за перегородки. Из его голоса исчезла привычная вальяжная игривость, которая была только что еще. В его предыдущих словах.
— Сперли.
— Что сделали?
— Спрятали, выкинули, не знаю. Полотенца тоже все забрали. И сумку, — на последнем я шмыгнула носом. Точно от холода, больше не от чего.
Сверху что-то бряцнуло, а когда по плечу мазнуло чем-то шершавым, я чуть не подскочила, как напуганная кошка. Только задрав голову увидела, что Люциан перекинул через перегородку пиджак от своей формы.
— Заворачивайся. Потом будем разбираться.
Дважды мне предлагать было не надо, я сдернула пиджак, закуталась в него и, благодаря нашей разнице в росте и ширине его плеч, в нем практически утонула. Плотнее запахнув полы, я опустила взгляд: пиджак доходил до середины бедра и вполне подошел бы как наряд на какую-нибудь тематическую вечеринку в клубе для взрослых. Но, если уж говорить откровенно, выбирать мне просто не приходилось, поэтому я еще раз проверила, что нигде ничего не просматривается, и шагнула вперед. Поклясться могла, что именно здесь под ногами было сухо, но угодила в лужу. Пятка поехала, за ней поехала я, Люциан оказался впереди и успел меня поймать.
Правда, при этом я клюнула носом его прямо в грудь, в вырез расстегнутой рубашки, и едва успела поднять голову, когда услышала:
— Что. Здесь. Происходит?!
В дверях душевой оказались ректор Эстре, магистр… тьфу, Женевьев, хотя она конечно магистр, толпа девушек, среди которых я увидела злорадно ухмыляющуюся Клаву и ту рыженькую первокурсницу с вытаращенными глазами.
Во взгляде Эстре собирались молнии, что по этому поводу думает Женевьев, было непонятно, потому что ее лицо было совершенно непроницаемым и, пока я собиралась с мыслями, за меня ответил Люциан:
— У нас с адепткой Ларо назначены занятия по драконьему языку. Я ждал ее снаружи, но она долго не выходила, и, когда я зашел, выяснилось, что вещи адептки Ларо пропали. Все полотенца тоже. Я одолжил ей свой пиджак, чтобы провести порталом до ее комнаты, и…
— И вернули ей ее вещи и полотенца на место загадочным образом, да? — это уже произнесла Женевьев.
Что?
ЧТО?!
Мы с Люцианом синхронно обернулись к скамейке и полкам и охренели. Потому что вещи были на месте, и моя форма, и сумка. Полотенца тоже лежали аккуратными стопочками, и даже то, что я взяла, висело себе на вешалке как ни в чем не бывало.
— Заклинание невидимости, — процедил Люциан. — Твоего ж Лозантира!
— Адепт Драгон! — прогрохотала Эстре. — Потрудитесь выражаться цензурно в моем учебном заведении. Я ценю вашу головокружительную изобретательность, но вы и адептка Ларо немедленно пройдете ко мне в кабинет. Вы — прямо сейчас. Адептка Ларо после того, как оденется и приведет себя в достойный вид.
— Да что за драхство?! — взорвался Люциан. — Я бы выкинул эти полотенца к драконьей бабушке, и вещи бы спрятал, если бы хотел отмазаться таким образом. Вы что, считаете меня идиотом?
— Нет, я считаю вас ошалевшим от вседозволенности адептом, — холодно припечатала ректор, — который считает, что ему все сойдет с рук только благодаря фамилии. Два взыскания у вас уже есть, за выражения и за то, что я обнаружила вас в женской душевой. Дальнейшее — каким окажется ваше будущее в Академии, и есть ли оно у вас, мы решим у меня в кабинете. Если хотите снизить шансы на продолжение обучения, продолжайте пререкаться. Если нет — жду вас у себя.