– Ее колонии там повсюду, но заключенные фактически «чисты», если не считать их одежды, покрытой пылью и въевшейся грязью. Мы пришли к выводу, что розовую живые не интересуют. И поверьте, время обдумать у нас было, – настаивал Шумский.
– Мы будем слушать это почти три месяца? – затосковал Шестой через два бокса слева от меня.
– Ага, – с грустной сочувствующей улыбкой ответила я. – Такова жизнь ученого.
– Не отчаивайтесь, мой друг, – поддержал приунывшего х’шанца Лучиано Манкузо – второй землянин из спасенной группы, – пять лет назад мы на Супервесте натолкнулись на вирус Зубовника. Не поверите, провели в карантине почти год. Ох и вредная оказалась штука! А уж условия нашего содержания были, не в пример здешним (кстати, почти курортным), кошмарные. Там мы ничуть от заключенных психиатрической клиники не отличались. Вирус вызывал жуткие галлюцинации, а нас прислали, когда трупы уже некуда было девать и власти не смогли все списать на случайные обстоятельства…
Лейс волком глянул на меня из бокса справа, прищурил яркие зеленые глаза, а затем негромко, но чтобы я услышала, поделился:
– Я склоняюсь к мысли, что твое замужество и большой живот – самый лучший способ и для меня избежать в будущем подобных… глобальных проблем.
Хихикнула не только я. Зельдман подошел к моему боксу и смотрел повлажневшими глазами:
– Девочка наша, ты такая молодец! У меня впервые нет слов, чтобы описать, насколько.
– Умная, красивая, храбрая! – громыхнул Башаров, встав рядом. Наш балагур и возмутитель нравов уставился на меня каким-то плотоядным, жадным и одновременно мечтательным взглядом. – Когда ты там, в подземелье, парила над полом, как ангел мести, да в облегающем черном костюмчике… будто во второй коже… ум-м-м… невероятно сексуальная… аж дух перехватило. Сплошной восторг! А вокруг мужики штабелями укладывались… суперэротично…
– Профессор, этот момент мы с вами лично чуть позже обсудим… эротично, – рыкнул Лейс, сжимая кулаки.
– Башаров, вас только женитьба исправит! – Зельдман с веселой укоризной призвал коллегу к порядку.
– Тьфу-тьфу на вас, единственная подходящая кандидатура и та занята, – не унывал Башаров. Снова на меня посмотрел и даже смешно закатил глаза. – Но ты в той битве воистину эпично выглядела!
– Да что с вами? – Мне даже неудобно стало. – Ведь это не только мои заслуги. Каждый из нас вложил в решение проблемы силы, знания и опыт, которых у меня гораздо меньше, чем у вас.
Команда ученых – наверное, она станет самой любимой – снисходительно, словно на горячо обожаемое чадушко, взирала на меня.
– Мы следили за вашими перипетиями, и поверь старику, было страшно даже смотреть, не то что там находиться, – признался Зельдман.
– С планеты глушили сигналы, но нам удалось пробиться. Правда, из-за помех сигнал шел с некоторым запозданием, – включился в исполнение дифирамбов Кшеола, дальше его голос дрогнул и плечо дернулось: – Когда ты упала в шурф, а х’шет прыгнул за тобой… была самая мучительная минута ожидания.
– Дарья Сергеевна, вы бы видели, как наш досточтимый доктор Ом прыгал от счастья и готов был обнять от восторга виртуальный экран, когда подопытные образцы выжили после вакцинации от вируса, – весело сдал ашранца Башаров.
– А нашего патоморфолога сняли со спасательной капсулы. Он решил «зайцем» пробраться на Т-234 после подтверждения действия локусов в качестве защиты и нападения на ваш лагерь. В итоге они с командором Рейш’аром подрались, – флегматично протянул Шитцини, но в его глазах блеснуло мстительное удовольствие, потому что именитый профессор Башаров, слушая его, покраснел и замялся.
– Признаю, я слишком импульсивен… порой, – недолго переживал Илья.
– Вы хотели сказать «всегда»? – продолжил поддразнивать цитранец.
Маргрет Шоль, так и не сходившая под душ, посмотрела на меня и тихо, с улыбкой выдала:
– У вас потрясающая команда, вы не могли проиграть розовой.
– Теперь мы одна команда, доктор, если вы заметили. И работать будем вместе, – улыбнулась я, разведя руками, обращая внимание остальных на стены, нас разделяющие.
– Х’шет, видимо, ваша личная жизнь не скоро наладится, – неожиданно посочувствовал с другой стороны коридора Пятый.
Лейс поджал чувственные, но по-мужски жесткие губы, а потом ответил, загадочно улыбнувшись и обжигая меня горячим взглядом:
– А мне некуда торопиться. Все самое ценное рядом, и есть время наверстать упущенное.
Башаров раздраженно закатил глаза, но быстро вернул себе деловой тон:
– Давайте договоримся: два часа на банно-прачечные дела, обед, а потом начнем работать.
Маргрет подошла к перегородке и взглянула на Зельдмана:
– Помимо отчета мы направим официальное письмо в Объединенное правительство. На Т-234 невероятное количество нарушений добычи и эксплуатации планетарных ресурсов и содержания заключенных. Доказаны факты продажи заключенных экспериментальным лабораториям вне планеты. Их оттуда сотнями увозили – смертники же, никто не хватился бы, если бы не розовая. Издевательства охраны и пытки ради развлечений…
– Они там тотализаторы устраивали, бесчеловечные, – выкрикнул из самого крайнего бокса Макнайт. – И транслировали игрища в Сеть по закрытым каналам.
– Почему же все молчали? – презрительно скривился Башаров.
– Я писал, – расстроенно защищался Гевин. – Я несколько писем написал… анонимок, а ведь если бы узнали, меня бы самого в тех играх участвовать заставили.
– Давайте потом обсудим. Сейчас у нас есть два часа, чтобы вновь почувствовать себя человеком, – строго прервал неприятный разговор Хеш’ар.
И члены экипажа, которым на подкарантинном объекте «Орион» прописали «строгий режим», потянулись к санблокам.
Ровно через два часа началось совещание, на котором был выработан четкий план мероприятий и принята временная шкала проведения тестов. Корабль теперь тоже подвергнется тщательному осмотру и проверке, ведь, по сути, именно он рискует стать главной «едой» для розовой.
Рабочие будни продолжались.
* * *
Закончив сбор своих биообразцов, я невольно снова посмотрела в сторону Лейса. Он стоял у перегородки и о чем-то беседовал с Кишем. Они, конечно, и с помощью средств связи в течение дня разговаривали, но командор, будучи еще и другом, регулярно приходил пообщаться лично не только по служебным вопросам, искренне сочувствуя нашему «заточению».
Сегодня огромный, неизменно корректный и сдержанный Рейш’ар даже жестикулировал и был необычно строгим и озабоченным. А глядя на напряженную прямую спину Хеш’ара, оставалось только догадываться, о чем они говорят. В любом случае о чем-то слишком серьезном. Но подойти к ним я не решилась. В конце концов, если потребуется или дело меня коснется, сами расскажут, тем более – военные офицеры, другой расы и мира.