Начав просматривать изображения, которые они отсняли, он задумался над тем, сколько же он этим занимался? Два года? И честно говоря, ему еще не приходилось видеть или слышать что-то, не поддающееся объяснению.
Что само по себе не плохо. Он не пытался доказать существование духов. Он был вне того, чтобы продавать развлечение.
Единственную вещь, которую он усвоил за прошедшие двадцать четыре месяца — ложь была хорошей работой, которая никогда не была для него проблемой. Фактически, его полное слияние с ложью помогло ему стать идеальным телепродюсером. Для него все это было ради цели с подробными деталями: их месторасположение, талант, агенты, владельцы домов или то, что было на пленке или ленте — это было ничем — банками с супом в буфете, расставленными по его усмотрению. Для выполнения задания он лгал о контрактах, датах, времени, на изображениях и звуках. Он жульничал, вводил в заблуждение и запугивал ложными заключениями.
Он изобретал и вводил титры, и…
Грег нахмурился и склонился к экрану.
Переместив курсор к кнопке перемотки на медиа проигрывателе Windows, он еще раз запустил кадры, отснятые в коридоре.
То, что он увидел, было темной фигурой, двигающейся по коридору мимо их спальни и… исчезающей в номере Холли. Время в правом нижнем углу экрана: 12:11 ночи.
Это было за сорок пять минут до того, как она пришла к нему.
Грег еще раз проиграл этот кадр, наблюдая за огромной тенью, шагающей по центру тускло освещенного коридора, избегая света лившегося из окна в дальнем конце коридора.
В своей голове он услышал голос Холли: «Потому что у меня только что был с ним секс».
Гнев и тревога кружились у него в голове, пока он перематывал кадры, на которых в правом углу тикали минуты. А затем снова появилось это — кто-то покинул номер Холли, вышел за дверь, избегая света, тридцать минут спустя.
Фигура направилась в противоположную сторону, как будто знала, где была установлена камера, не желая показывать свое лицо.
Грег собрался уже было звонить в местную полицию… как чертова штука исчезла, растворившись в воздухе.
«Что. За. Херня.»
Джон Мэтью проснулся, ощущая Хекс рядом с собой и запаниковал.
«Сон… неужели ему это все это только снится?»
Джон медленно сел, и почувствовал, как ее рука соскальзывает по его груди к животу, и поймал ее прежде, чем она добралась до его бедер. Боже, то, что он сейчас так бережно держал, было теплым, весомым и…
— Джон? — сказала она в подушку.
Не раздумывая, он обнял ее, и погладил по коротким волосам и уже в следующее мгновение, казалось, она обратно провалилась в сон.
Быстрый взгляд на часы сказал ему, что было четыре часа дня. Они проспали несколько часов, и если урчание в его животе было ничем иным, как напоминанием о себе, то она, уж точно должно быть, проголодалась
Убедившись, что Хекс снова спит, Джон выскользнул из ее объятий, бесшумно обошел вокруг, и быстро написал ей записку перед тем, как надеть свои кожаные штаны и футболку.
С босыми ногами, он вышел в коридор. Кругом было тихо, потому что теперь здесь больше не проводилось никаких тренировок, что было чертовски жаль. Из спортзала должны были доноситься звуки спарринга, из классной комнаты — гул лекции, и хлопки закрываемых шкафчиков в душевых.
Вместо этого — тишина.
Но они с Хекс не были одни, как могло показаться на первый взгляд.
Добравшись до стеклянной двери кабинета, он замер, положив руку на ручку двери.
Toр спал за столом… точнее, на нем. Его голова покоилась на предплечье, плечи ссутулены.
Джон слишком привык к чувству гнева по отношению к парню, и было непривычным испытывать что-то другое. Вместо злости… сегодня он почувствовал обрушившуюся на него печаль.
Этим утром он проснулся с Хекс.
А Тору уже никогда не испытать подобного снова. Он никогда не перекатится на бок и не погладит волосы Велси. Он никогда не отправится на кухню, чтобы принести ей что-нибудь вкусное. Он никогда не обнимет ее и не поцелует.
И к тому же он потерял ребенка.
Джон открыл дверь, ожидая, что Брат подскочит, но Тор не сдвинулся с места. Мужчина был в отключке. Оно и понятно. Он был занят приведением себя в форму, едой и работой двадцать четыре часа семь дней в неделю, и усилие были на лицо. Его штаны больше не спадали с него, а футболки не висели на нем как на вешалке. Но оставалось ясно, что этот процесс давался для него огромным трудом.
«Где Лэсситер?» задался вопросом Джон, проходя мимо стола к стенному шкафу. Ангел, как правило, всегда ошивался поблизости Брата.
Войдя в скрытую дверь за полками, он прошел через туннель в дом. Идя по длинному коридору, где флуоресцентные лампы на потолке, простирающиеся высоко над его головой, создавали впечатление предопределенного пути — который в зависимости от того как шли твои дела — был довольно комфортным. Подойдя к устройству у лестницы, он произнес одними губами код для входа и поднялся на еще один уровень. Оказавшись в вестибюле, он услышал звук включенного телевизора, доносившейся из бильярдной и догадался, где пропадал ангел.
Никто больше в доме не стал бы смотреть Опру. Только если с дулом, приставленным к голове.
Кухня оказалась пустой; доджен, без сомнения, захватил немного еды в их комнаты до того, как они приступят к приготовлению Первой Трапезы и сбору семьи. Что было просто отлично. Джон абсолютно не нуждался в поддержке.
Шустро продвигаясь вперед, он прихватил корзину из кладовой и набил ее доверху. Бублики. Термос с кофе. Кувшин с апельсиновым соком. Нарезанные фрукты. Пирожное. Пирожное. Пирожное. Кружка. Кружка. Стакан.
Он собирал все самое калорийное и молился, чтобы ей нравилось сладкое.
На этой ноте, он сделал сэндвич с индейкой — на всякий случай.
И зачем-то изготовил еще с ветчиной и сыром.
Проходя через столовую, он направился обратно к двери под главной лестницей…
— Многовато еды для двоих, — прокомментировал Лэсситер в своей обычной нахальной манере.
Джон повернулся. Ангел стоял в дверном проеме бильярдной, привалившись к богато украшенной арке. Ноги и руки скрещены. Со своим поблескивающим золотым пирсингом, создающим впечатление, что на нем повсюду были ничего не упускающие глаза.
Лэсситер слегка улыбнулся.
— Итак, теперь ты видишь вещи с разных ракурсов.
Еще совсем недавно, буквально прошлой ночью, он послал бы его, но сейчас кивнул соглашаясь. Тем более, когда он подумал о трещинах в бетоне коридора — следами испытанной боли Тора.
— Это хорошо, — сказал Лэсситер, — и чертовски вовремя. О, и я не с ним в этот момент потому, что каждый нуждается в уединении. К тому же у меня было мое шоу с «О».
