— Риндан, ты…
Я не договариваю. Дернув уголком рта, инквизитор отворачивается к ночнику, у которого выстроились пузырьки-флакончики из аптеки Джо. И я не тороплюсь прерывать повисшую тишину, сдобренную щедрой щепотью тревоги.
— Тебя восстановили, — наконец изрекает мужчина, — после выздоровления сможешь вернуться к службе.
— Знаю.
— Откуда?
— Нетрудно догадаться, — я улыбаюсь, а рука будто сама по себе тянется к его лицу. Подавшись вперед, я вглядываюсь в глаза Риндана так, будто от этого зависит вся моя жизнь, — ты… в порядке?
Вопрос на несколько мгновений зависает в воздухе. Максвелл будто закрылся — и я чувствую это так отчетливо, что никаких заклинаний сканирования не нужно. А еще не нужно долго ломать голову над тем, что послужило этому причиной.
— Риндан, не нужно… — я ловлю удивленный взгляд инквизитора и, точно в подтверждение своих слов качаю головой, — я действовала по своей инициативе. Твоей вины в этом нет.
— Да? — он дергает уголком рта и на меня обрушивается вал отчаяния, смешанного с какой-то затаенной яростью, — думаешь, мне стоило принять это как данность?
— Но это было, — поджимаю я губы, — и это было моим решением. Ты же знаешь, что в некоторых ситуациях выбирать не приходится.
Знает. Однозначно — и широкие плечи расслабляются, а сам Максвелл тяжело вздыхает и все-таки смотрит мне в глаза.
— Прости меня.
— Тебе не за что просить прощения. В ситуации, в которой мы оказались, исход мог бы быть любым. Повезло, что нам досталась лучшая версия развития событий, — я все-таки выдавливаю из себя улыбку, ловя глазами его взгляд, — правда, я бы не отказалась от деталей дела.
— Хочешь знать, во что я тебя втянул? — наконец улыбается он, а я украдкой выдыхаю, чувствуя, как с души падает камень.
— Хочу знать, во что влезла по собственной инициативе, — поправляю, — но учти: если рассказ затянется, то Адель приготовит тебя в сметанном соусе. Она не любит, когда пренебрегают ужином.
Кажется, получилось — Риндан тихо смеется, качая головой, а я прислоняюсь к спинке кровати и наблюдаю за внезапным приступом веселья. Подумать только, как мне, оказывается, мало надо для счастья.
— Тогда не буду рисковать, — замечает, отсмеявшись, Риндан, — тем более, рассказывать пока что нечего: допросы еще идут, а королевская комиссия дознания роет носом землю. Они бы и тебя допросили, но я не позволил.
Мы еще несколько минут сидим в тишине. Сжимая в руках край одеяла, я закрываю глаза и слушаю ровное дыхание инквизитора. За окном, кажется, разыгралась настоящая буря и порывы ветра пытаются выбить стекло. Но здесь, внутри, хорошо: мерно гудит теплый воздух в отопительной трубе, тихо тикают часы на книжной полке, а внизу, на кухне, шумит вода — Адель взялась за ужин всерьез.
— Я догадывался, что все не так просто, — тихо сообщает Риндан, а я устраиваюсь поудобнее и прикрываю глаза, — уж больно хитро были выбраны места взрывов. Я еще подумал — а в чем смысл?
— Ты уже тогда работал над этим делом?
— Я занимаюсь им ещё с момента взрыва лаборатории, — тихо признается инквизитор и я распахиваю глаза, — изначально входил в королевскую комиссию дознания, а уже потом, после взрывов на севере, был назначен ответственным лицом. И, признаться, все шло гладко до того момента, пока ко мне в помощники не назначили Вальтца.
— По его личной инициативе? — уточняю я и тут же спохватываюсь, — кстати, что с ним?
— Жив, — машет рукой Максвелл, — мне пришлось его задержать, хотя, признаться, я бы с удовольствием пошел до конца. Теперь им занимается комиссия пристального дознания.
— Лаержская?
— Вперемешку с королевской, — хмыкает Риндан, — Мейделин, сейчас в Лаерже такое, что тебе уж точно не нужно выходить на работу.
При мысли о вынужденном простое я поджимаю губы. Тот факт, что мне придется провести здесь несколько недель дается легко — тем более, Джо меня раньше не отпустит. Но отсутствие работы…
— Лоуренс подписал тебе отпуск на три месяца, — подводит итог моей печальной участи мужчина и я не сдерживаю горькой ухмылки. И это, кажется, окончательно топит наросшую между нами корочку льда — моей ладони касаются горячие пальцы и я едва пресекаю порывистый вздох, так я этого ждала.
— Мейделин…
Я поднимаю глаза.
— Ты должна восстановиться. Даже если на это потребуется вечность.
— Cобираешься насильно удерживать меня дома? — не могу сдержать улыбки.
— Если понадобится, даже запру, — зеленые глаза внезапно оказываются очень близко и я подаюсь навстречу, чувствуя, как его губы захватывают в плен мои.
Наконец то.
Напряжение последних событий, пружиной скрутившееся внутри, резко отпускает и, обхватив крепкие плечи, я поддаюсь на волю своих чувств. Кажется — но я не уверена — Максвелл закрыл дверь на ключ. Или нет?
А какая, собственно, разница?
Меня подхватывают на руки и перетягивают на колени. И я плавлюсь в его руках, как воск, мнусь, как глина, чувствуя, как его губы прокладывают дорожку по шее к груди и спускаются ещё ниже, распаляя и дразня.
Риндан нежен до зубовного скрежета, до пульсирующего в животе упругого комка желания, до мурашек, бегущих по спине и покрывающих все тело гусиной кожей. Я стаскиваю с инквизитора свитер, постанывая от нетерпения и растворяюсь в его нежных поцелуях, горячих руках и необъяснимой нежности, облаком окутавшей нас двоих. И мне уже нет разницы, что скажет Адель, когда в положенное время Максвелл не спустится на ужин. К черту ужин — сейчас мне нужнее…
Я прихожу в себя на его коленях. Моя рубашка обретается на полу в углу — и я понятия не имею, как она там оказалась. Тяжелое дыхание Риндана раздается над ухом и я понимаю, что не помню ровным счетом ничего из того, что только что произошло. Вспышка, помутнение, помешательство — можно назвать как угодно, но одно я знаю точно: такого раньше со мной уж точно не было.
Даже с ним.
— Мейделин… — и Максвелл прижимается губами к моему виску.
Я обнимаю его за плечи и утыкаюсь лицом в его шею. Мне хорошо — настолько хорошо, что я даже начинаю погружаться в какое-то приятное забытье, с каждым мгновением погружаясь все глубже. Но мысль, молнией мелькнувшая в голове, в одночасье заставляет встрепенуться.
— Риндан!
Я испуганно гляжу на инквизитора, пытаясь понять, как сказать. За всей этой ситуацией, нервами и размышлениями я совсем забыла о насущном.
— Я… я не была у Тревора! — выпаливаю разом и прикусываю губу.
Слова Ирмиса, будто по заказу, начинают звенеть в ушах. Как же я не вспомнила об этом? Ведь теперь, получается, я вполне могу быть…
— Ты о противозачаточном заклинании? — серьезно уточняет Максвелл.
Не в силах выдавить ни звука, я только киваю.
— Ничего страшного, — зеленые глаза теплеют, — моего ещё хватит примерно на полгода.
Он еще некоторое время смотрит на меня, а затем тихо, будто по секрету, добавляет:
— Но больше я его ставить не буду.
И пока я, приоткрыв рот, думаю, что значит эта фраза, инквизитор надевает свитер, приглаживает волосы и устраивает меня на кровати. И, лишь когда я оказываюсь в коконе из одеяла, наклоняется и нежно целует меня в нос:
— Пойду сдамся твоей сестре на жаркое.
Я тихо смеюсь:
— Она добрая.
— Не сомневаюсь, — улыбку мне возвращают, — но это не отменяет факт моего опоздания. Ты спать-то собираешься?
Я качаю головой. После того, что произошло сейчас, меньше всего мне хочется спать.
— Я хочу знать, что произошло, — сообщаю.
— Понимаю, — серьезно кивает тот, — и расскажу это тебе, как только перед глазами будет полная картина, — и с этими словами он закрывает за собой дверь, оставляя меня наедине с моими мыслями и тонким ароматом можжевельника.
Следующие дни похожи друг на друга. Утром меня всегда будит Адель — она приносит завтрак и рассказывает простые новости. Сестра явно чувствует себя отрезанной от мира — и я с радостью болтаю с ней часами, прерываясь только на возню с Мейри. Из кровати Джо меня пока что не выпускает — хотя от него явно не укрылся факт нашего с Ринданом уединения — и лишь посмеивается в ответ на мои горячие просьбы дать мне хотя бы спуститься на первый этаж.
