у насА у нас, а у нас, а у нас гуляночкаЛьются песни, льются винаИ стучат, стучат, стучат бокалы в тактЗнать гуляет СмоленщИна, если мы поем тут так!
Так, с песнями и смехом, и домчались до Михайловки. Ямщик, выпрягая лошадей, все качал головой да приговаривал:
- Ну, веселые вы баре, так бы и ехал с вами еще сто верст!
А когда Миша, желая отблагодарить его, сунул какую-то мелочь в его руку, тот поклонился в пояс и сказал:
- Спасибо за ласку, а еще пуще спасибо за песни веселые, никогда таких не слышал, распотешили вы меня!
В Михайловской почтовой станции смотритель сразу вспомнил Мишу и его приключения и бросился на встречу, стал пожимать Мише руку, рассказывать всем о его храбрости в деле поимки "злых разбойников". Миша отнекивался, типа " так поступил бы каждый", но было видно, что ему приятно и внимание, и то, что его не забыли.
Надо отметить, что пребывание в прошлом сказалось благотворно на бывшем "мамсике"- он заматерел, подтянулся, даже отпустил себе усы и начал отращивать бороду- какой купец без бороды, но смотрелся он с ней очень забавно. Настоящий мужчина, ответственный за свое дело и людей, а не мальчишка получился из Михаила на радость всем!
Пока путешественники грелись и пили чай из большого самовара с баранками и калачами, лошадей уже перепрягли. "По блату" дали их быстро и неплохих, так что все только успели сходить по своим надобностям, как можно было ехать.
Всех пугала Соловьева переправа, так как переживали, что лед уже хрупкий и может провалиться. Ямщик уверял в безопасности перехода, так как ледоход уже прошел, был наведен плашкоутный (или наплывной) мост, по которому и переехали на другой берег.
Наталья все оглядывалась на Варвару - как она, но та выглядела бойко, разговаривала весело, пела со всеми наравне - у нее оказался вполне приятный голос. Женщина только попросила ее:
- Не стесняйтесь, если плохо будет, обязательно говорите, - на что Варвара ответила уже в стиле 19 века:
- Не переживайте, голубушка Наталья Алексеевна, все в порядке, я прекрасно себя чувствую и ничуть не жалею об этой поездке.
Ну раз так, поехали дальше, до Курдымова, где и заночуем. В этот раз уже не пели, все-таки устали немного, да и смеркаться начинало, поэтому очень обрадовались, когда уже почти в полной темноте увидели огни почтовой станции.
Зашли туда тихо, стараясь не побеспокоить людей, расположились в номере на верху. Никита ночевал в карете, охраняя багаж, Миша расположился в соседней комнате, на всякий случай достав из сумок пистолеты из будущего. Он хотел составить компанию Никите, но тот прогудел в бороду:
- Нешто, барин, у меня тут тоже ружжо есть, вы не переживайте, справлюсь, ежели што! Да и почта тут проверенная, редко что случается!
Но тем не менее, все были готовы к разным неприятностям, Наталья даже вооружилась шокером на батарейках, только переживала, что он быстро разрядится. Пистолет с резиновыми пулями, так выручивший в инциденте с Воронихиным, также лежал под рукой. Но ночью было спокойно, все хорошо выспались.
Но утром все были разбужены шумом и криками, а когда выглянули вниз, увидели молодого военного, которого заносили в дом. Оказалось, что он спешил по "казенной надобности", но его конь заскользил копытами по размокшей глине и грязи и упал, придавив своего ездока. Лошадь-то сразу вскочила на ноги, а вот молодой человек сам не смог подняться. Хорошо, что это произошло уже вблизи почтовой станции, его быстро заметили.
Наталья подошла к молодому человеку, представилась и сказала, что она и ее люди могут оказать ему помощь, пока прибудет лекарь, за которым отправил слугу почтовый смотритель. Она сказала, что ее помощник может помочь снять одежду и осмотрит его.
Пока Миша мыл руки, Варвара приготовила на аптечку. На счастье пострадавшего и на всеобщее облегчение, кости на первый взгляд были целы, хотя без рентгена трудно это определить. Но суставы сгибались свободно, хоть и ткани были опухшими. Но вся спина представляла один багровый синяк, на который пока приложили лед, а потом смазали мазью с обезболивающим и охлаждающим эффектом из запасов будущего. Женщина дала ему выпить и растолченную в порошок обезболивающую таблетку, так как видела, что удар был достаточно сильный.
Молодой человек слабо стонал, но крепился изо всех сил. Он поймал руку женщины и произнес:
- Мадам, безмерно вам благодарен! Позвольте представиться - Анатоль Долохов, корнет......уланского полка.
Мда, еще один почти тезка литературного героя, только Долохов у Толстого был Федором, а Анатолем - Куракин. Что-то слишком много совпадений, интересно, к чему бы это! Но Наталья почему-то четко ощущала, что этот человек еще встретится им на пути, это знакомство не спроста, а очередная " плюшка " от Создателя.
Только часа через два приехал лекарь, одобрил лечение, настоятельно советовал пострадавшему лежать спокойно хотя бы день, туго перевязал ему тело, принюхавшись к мазям. Оставив пострадавшему карточку Миши и Натальи и еще мазь и лекарства, с сожалением попрощались с корнетом. Ему уже получше, боль притихла, отлежится и скоро будет легче, а всем пора в путь. Опять меняют лошадей, и странники отправляются дальше.
Следующий пункт - Смоленск, а до него еще ехать и ехать. Дорога стала хуже, тут уж пришлось на своих боках испытать все прелести русских ухабов, даже многочисленные подушечки не помогали. Уже начало подтаивать, а где-то еще оставались замерзшие комья грязи, которые летели из-под копыт лошадей. Скорость сильно упала, на велосипеде быстрее можно доехать, пришлось даже в одном месте всем выходить, а Никите помогать выталкивать карету из грязевой ямы, в которую попали. Так что все были безумно рады, когда доползли до Смоленска, и, кряхтя и потирая бока, вышли около гостиницы, где останавливался Миша. Пассажиры наняли две комнаты - женскую и мужскую, перенесли свои вещи и все припрятали, закрыв и запечатав на навесные замки из будущего, еще не подвластные ворам.
Хозяин также узнал Мишу и все поглядывал на него и компанию со страхом. Но всем уже было не до него, наскоро умывшись и немного придя в себя, перекусив остатками припасов, легли на мягкие перины кроватей, правда, заранее обильно посыпав их средством от клопов, которое в этот раз взяли не жалея, помня о Мишиных жалобах. Но то