Получить от него потомство так и так не удалось бы, хотя…. Была у него такая идея…. Если взять семенную жидкость и ввести ее сразу же готовой к оплодотворению драконице….
На этом месте мой будущий свёкор взбеленился так, что чуть не прикончил лекаря там же, в допросной.
Я почему знаю – подсматривала. Нашла с подсказки Ружена потайное окошечко, и подсматривала. И мне ни капельки не стыдно. Должна же я знать ответы на извечные вопросы – кто виноват, и что делать.
Больше мне ничего узнать не довелось. Андрэ выловил и утащил в другую часть дворца.
В роскошную дворцовую библиотеку, где скучают в бездействии разнообразные фолианты стоимостью в…. Да мне даже трудно представить, сколько может стоить один такой фолиант, уложенный в отдельный футляр из дерева и кожи и украшенный самоцветами!
-Милая, посиди в библиотеке, -сложив умоляюще руки перед грудью, попросил Андрэ. – Я все понимаю, Птаха, тебе хочется узнать все из первых рук, но я тебя прошу! Потом я тебе дам прочитать все допросные листы, если захочешь, но позволь нам самим разобраться в этом!
Можно подумать –я так уж сильно против. Никогда не нравилось насилие, пусть даже и в благих целях.
А пытки - это грязно.
-Хорошо, -милостиво согласилась я и поежилась. В библиотеке было довольно прохладно. И слегка сыровато. Камин не топился, одним словом. А если и топился, то на все громадное помещение его тепла не доставало.
-Понял! – воскликнул Андрэ, утащил меня к тому месту, где теплее всего, а сам выглянул в коридор и зарокотал, как трактор «К-700». Грозно и матерно.
Набежали слуги с ведрами, охапками дров, углем и прочими прибамбасами. Вскоре громадный камин полыхал жаром, по библиотеке волнами распространялось тепло, появился столик, уставленный плюшками и кувшином с кипятком на самоподогревающейся подставке.
-До чего дошел прогресс, -сообщила я жениху. –Ладно, за блюдо с плюшками тебе отдельная благодарность. А если ты еще обеспечишь меня пачкой бумаги и хотя бы огрызком карандаша –я мемуары начну писать.
На меня посмотрели с интересом и принесли бумагу и чернильницу. Симпатичную такую бронзовую чернильницу в виде какого-то странного зверя. И что-то, отдаленно похожее на гусиное перо.
Этого я в своих душевных порывах как раз и не учла. Если я обычное
металлическое перышко и ручку-вставку еще видела, и даже как-то попробовала с ее помощью шарж на Батю изобразить, то с гусиными перьями мне дел иметь не приходилось. Прошло как-то содержание гогочущего стада мимо меня. В нашем семействе гуся в тесте и с начинкой из гречки или яблок запекали дважды в год: на Рождество и день рождения папочки. Не заводить же ради двух дней целый табун. Проще было купить. Тем более, что этим вопросом всегда папа сам занимался. Ехал на рынок в соседний городок, выбирал по одному ему ведомым приметам лучшую тушку и привозил домой. Сам ее обрабатывал, сам начинял, сам заворачивал в тесто и сам же запекал в духовке.
Впрочем, и для него, и для всех нас это было своего рода ритуалом. Тем, что объединяет всю семью.
И праздновали мы эти дни только своей семьей, к которой присоединялись лишь самые близкие родственники. Даже Алешка старался вырваться из своих проблем и приехать хотя бы на день домой.
Так, собралась, и за дело. Гусиное перо нам не нать. Будем изобретать карандаш.
-Карандаш? – выгнул бровь вредный жених. –А что это такое?
А у самого глазки хитрые-хитрые, так и брызжут смешинками. Синими такими, яркими, как небо над горами в теплый осенний день. И мне уже не хочется никакие мемуары писать. А хочется, чтобы этот вредный дракон перестал хихикать и уже поцеловал меня. Губы у него четко очерченные, не толстые и не тонкие, как раз такие, как надо.
И целоваться он умеет так, что все идеи у меня из головы вылетают. Остается только одна, но она какая-то совершенно неправильная. Во всяком случае, по меркам его мира. Впрочем, по моим личным меркам она тоже какая-то не совсем правильная.
Я смотрю на него и мое сердце плавится от нежности. Не знаю, почему так. Может быть, потому что раньше я никогда не влюблялась? На Земле как-то не получалось. И некогда все время было. И парни хоть и были вокруг меня неплохие, но видели во мне лишь сестру своего друга, командира, сослуживца – и ничего более. Особенно после того, как я показательно подбила глаз одному из новобранцев, решившему, что ему все можно, а я одна из ППЖ. Потом еще мужики добавили. А потом он и сам скис, когда в дело вмешался Батя. Нет, пацана никто не бил, не унижал. С ним поговорили. Жестко и по-мужски. А потом взяли на маршрут. В полной боевой и без пощады. Впрочем, там даже меня не особо щадили, что уж о парнях говорить.
Вернулся он оттуда молчаливым и исхудавшим до черных кругов вокруг глаз. Добрел до меня и спросил:
-Маш, ты это тоже проходила? Но как?!
Я только плечами пожала. Было дело, проходила. В первый раз едва ли не на четвереньках, но доползла. Потом было легче. А потом стало совсем просто. Потому что бывают такие ситуации, когда надо. Потому что интуитивно чувствуешь, что это не просто каприз избалованной девчонки. Ведь в самом деле – чего мне не хватало?! Любимая доча у папы с мамой. Ни в чем не обделена, все есть. Конечно, золотых унитазов мне никто в нужнике не ставил, и златом-серебром не осыпали. Отец – шофер, мать учительница. Какое злато-серебро! Но оно как-то и не особо было мне нужно. В школе…. В школе все было двойственно. Пацаны уважали. И из-за брата, и потому что сама с ними на равных была. Никогда не продавала. Не подставляла и не ябедничала. Списывать не давала – это да. Но могла до посинения и трясучки довести нашего второгодника Борьку, растолковывая ему теорему Пифагора. Или заставляя в сотый раз пересказывать параграф по истории.
Так было с мальчишками.
С девчонками…. Не считая Маришки, со мной дружить не хотели. Или хотели, но так, чтобы я своей не красивостью оттеняла их красоту. То есть, заглядывала в глаза и восхищалась. Когда стали постарше, кое-кто из моих соучениц пытался подъехать из-за Алешки. Бывало, и старшеклассницы подходили. А чего! Парень он у нас видный,
