— У Арэса только одна животная форма, как и у меня тогда. У него не больше шансов излечиться от этого, как тогда у меня.
Я сидела неподвижно, пока мы обнимались. Я отняла лицо от его волос и встретилась с его взглядом:
— У Арэса только одна форма?
— Ты не знала?
— Он большой, доминантный, накаченный самец; я думала, это автоматически приравнивается к двум животным формам.
— Не всегда, — возразил Никки.
— Не уверен о чем вы тут вообще говорите, — подал голос, Перкинс, — Но мне нужно заканчивать подготовку пациентов к посадке на вертолет, который вот-вот прилетит.
— Что насчет Арэса? — спросила я.
— Я отправлю его когда вертолет вернется.
— Нет, — сказал Натаниэль. — Ему нужно попасть в больницу как можно скорее.
— Ликантропы могут вылечить все что угодно. На первый рейс для него нет места. Я не могу безопасность ликантропа ставить превыше безопасности раненых людей.
Я посмотрела на Натаниэля:
— Хочешь сказать, что у Арэса болезнь будет распространяться так же быстро, как у тебя в Теннесси?
— Вероятно.
— Видите, вы очень даже выздоровели, — указал Перкинс.
— Мне тогда помогли, а сейчас у нас нет такого вида помощи, — ответил Натаниэль и бросил на меня долгий, серьезный взгляд. Он имел в виду, что у нас нет с собой вампиров, а если бы и были, они должны были быть достаточно сильными, чтобы вылечить Арэса и самим не подхватить болезнь. Ашер был достаточно сильным, но Дамиан чуть не умер от этого.
Я повернулась к Перкинсу:
— Поверьте; это убьет его так же, как убило офицера Трэверса.
— Ликантропы не могут подхватить инфекцию, — ответил парамедик.
— Натаниэль жив потому что у нас была экстраординарная… помощь с лечением, но без этой помощи он бы не справился сам и умер. Это единственная смертельная для ликантропов инфекция, которая мне встречалась. Клянусь, что не вру вам, лишь бы посадить своего человека на ваш вертолет. Я видела тела в морге с такими же ранами, а инфекция из укуса рядом с любой из главных артерией может переместиться к жизненно-важным органам. Если она доберется до его мозга или сердца, то он умрет.
— Вы этого не знаете, — стоял на своем Перкинс, — а я знаю, что три человека, ожидающие транспортировки, умрут через пару часов, а то и раньше, если им не окажут больше медицинской помощи, чем могу предоставить я.
— Выведите из строя мозг или сердце оборотня и он уже не излечится, и просто умрет. Если эта инфекция поразит хоть один из этих органов, это тоже самое, что выстрелить в него из дробовика; так или иначе, он скончается.
— Они уже начали выяснять как это лечить, и зараза распространяется теперь не так быстро.
— С нужным лечением — да, но, боюсь, повышенный метаболизм оборотня может разнести эту инфекцию по его телу быстрее, нежели у обычного человека.
Перкинс пристально смотрел на меня. Я поборола желание заорать на него. Натаниэль теснее прижался ко мне, пытаясь успокоить, чтобы я не вышла из себя. Он был прав. Если я начну орать на милого парамедика, он отправит меня в игнор, и Арэс не попадет на вертолет с первым рейсом.
— Послушайте, маршал, у нас двое людей умрут в течение часа, и это не считая Трэверса.
— Сколько людей поместиться в вертолете?
— Шесть. На этой поляне можно посадить только «Черный ястреб».
— Тогда есть место для двоих в критическом состоянии, плюс Трэверс, Арэс и еще один человек.
Он выглядел мрачно, нехороший знак.
— Не хочу показаться грубым, но я должен отсортировать пациентов по степени тяжести ранений и вероятности выздоровления. Даже если соглашусь с тем, что ваш друг подхватил то же самое, что и Трэверс, это все равно ничего не изменит. Я так понимаю, что они попытаются вырезать всю поврежденную ткань. У нас нет запаса крови для ликантропов, особенно четвертой отрицательной, как у него, по словам Никки. Это самая редкая группа крови в этой стране; ее всегда не хватает.
Я не стала заморачиваться о том, откуда Никки знает группу крови Арэса. Спрошу позже, если мы его спасем.
— Оборотню можно перелить человеческую кровь; так-то уж точно ликантропию никто не подхватит.
— Во многих западных штатах, даже в Колорадо, запас крови для ликантропов и людей строго разделен.
— Хотите сказать, что если даже мы его доставим в больницу, они не смогут его вовремя прооперировать, потому что ему нужна будет кровь?
Он кивнул:
— Сожалею, но это так.
— А что, если у вас будет ликантроп с первой отрицательной группой крови?
— Один человек может сдать достаточно крови для небольшой операции, но каковы шансы найти универсального донора с ликантропией?
— Я такой донор.
— У вас первая отрицательная и вы ликантроп?
— Я носитель ликантропии, но не изменяю форму, так что технически, я не ликантроп.
— Невозможно быть носителем и не перекидываться.
— Вот и они мне так постоянно твердят, но уже три года подряд я проваливаю все анализы крови, так что пришлось смириться.
Он заморгал, будто не веря, нахмурился:
— Если вы мне врете, Блейк…
— Я клянусь, что не вру. Результаты моих анализов крови записаны в моем личном деле в Службе маршалов.
Перкинс опять глянул на меня подозрительно.
Никки отозвался:
— Я слышу вертолет.
— Я ничего не слышу, — сказал Перкинс.
— Я тоже, но если Никки говорит, что слышит, значит и мы скоро услышим. — Только я закончила говорить, как и сама услышала отдаленное хлопанье лопастей вертолета. Он был далеко, но приближался.
— А, теперь слышу, — сказала я.
— А я все еще нет, — ответил Перкинс. Прошло еще пару минут до того, как и он услышал. Иногда я не ценила свой суперслух, с тех пор как постоянно была окружена оборотнями и вампирами.
Я сказала то, что говорила не часто:
— Пожалуйста, не дайте ему умереть, только не так.
Он нахмурился:
— Черт бы все это побрал, ладно. Никки можешь отнести его на поляну?
— Да, — ответил Никки.
— Идите за мной, и вы, Блейк, тоже не отставайте. Мы посадим вас на откидное сиденье, если пилот скажет, что у нас перегрузка, то вы за бортом.
— Я маленькая.
— Лучше помолитесь, что окажетесь достаточно маленькой, чтобы вместиться со всеми ранеными плюс еще донор крови.
Никки легко поднял Арэса и пошел за Перкинсом. Натаниэль взял меня за левую руку и тихо спросил:
— Как поживает твой страх полетов?
Я застыла, прекратив идти, и чуть не споткнулась.
— Что б тебя, — сказала я мягко, но с чувством.
— Ты и не подумала об этом, да?
— Если в моих силах его спасти, то я полечу.
