Вот и подумывала, то ли те жаровни уже поискать на глобальной сезонной толкучке в Пленье?
А с гончарами точно следовало пообщаться лично. Примеры их посуды, показанные
Лесией, действительно не особо впечатляли. Но вполне могло оказаться, что под заказ они способны слепить что-нибудь более достойное.
Однако сразу, как собиралась, этого сделать не удалось. Мой дорогой муж поломал мне все планы, заявив, что у нас прямо сейчас приспело дело поважнее каких-то кухонных черепков.
Мы отправлялись выбирать место для будущего дома. Он, видишь ли, буквально выхватил по выгодной цене и уже озаботился доставкой части строительного материала. Теперь следовало понять, куда это добро складировать. Не загромождать же только что расчищенный двор.
Ну конечно, ради такого повода я была готова пододвинуть любые другие вопросы. Как ни просилась Мариэль, в этот раз мы детей с собой не взяли. Я только потом поняла, отчего Андрэ так твёрдо отклонил мольбы мелкой. Мой муж просто соскучился по своей жене. Да и я по нему тоже. Честное слово, несмотря на то что мы постоянно находились где-то рядом, у нас практически не получалось побыть наедине. Имею ввиду, не во сне.
Вот он и придумал совместить полезное с приятным. И место подыскать, и нам устроить романтический выходной. Лесия по его просьбе собрала корзинку для пикника, и мы только вдвоём (О, боги! Да неужели это происходило со мной?!) отправились на прогулку на ленивой лошадке.
Даже немного смешно было останавливать себя от желания малость поторопить коняшку.
Привыкла же, что вокруг постоянная круговерть в ускоренном темпе. А тут… едем, никуда не спешим, вокруг тишина, рядом Андрэ щурится на осеннем солнце, и больше никого.
На самом деле, мой барон уже знал, куда меня везёт. И да, это место было восхитительно.
На вершине холма открывался великолепный вид на возделанные поля, укрытые ледниками дикие горы, на склоны, густо поросшие мрачновато-зелёными лесами с тонкими серебристыми нитями ручьёв, на чашу долины, приютившую деревеньку. Это был он – край ойкумены, наша мечта.
Прогулка получилась чудесной. Я была безумно благодарна Андрэ за то, что он устроил мне такой сюрприз. Сама-то не решалась оторвать его от забот. А от всей этой тягомотной, но неизбежной рутины уже натурально челюсти сводило.
И снова на нас навалились будни. Следующий день начался с поездки в упомянутую гончарную мастерскую, расположенную километрах, наверное, в пяти-шести от деревни на берегу бурной речки Дюранс, в которую впадал ещё более бурный ручей Фурнель.
И вот ведь, какое дело… неожиданно нам там оказались не очень-то рады. Андрэ разъезжать со мной по таким мелко-бытовым вопросам было некогда. Но и опасаться в этих местах было особо некого. Потому в тот короткий рабочий выезд мы с Кристи отправились лишь в сопровождении сыновей Лесии.
Открытой враждебности по отношению к нам, получается, незваным гостям никто не проявлял. Тем более, что мастеровые уже проведали о том, что у этих мест появились хозяева.
Но от напряжённых физиономий троих хмурых хлопцев, заведовавших мастерской, мне стало как-то не по себе.
Товар лицом мне, конечно, показали. Всё те же горшки и плошки простых форм, не очень аккуратные, без всяких намёков на изыски и даже не покрытые глазурью. Разговор о том, чтобы внести разнообразие в этот примитивный набор предметов и заработать несколько больше, шёл со скрипом. Самый старший - главный в компании мужик неохотно пояснял, что с фантазией у них худо, руки грубые, и то, что имеется – предел их мастерства.
А руки у этих ребят действительно были грубые, натруженные такие, мозолистые. Словно они не глину ими месили, а не знаю, камни крошили. Тем более, что глину-то месят ногами, руками только лепят. Откуда бы такие мозоли? Хотя, я не великий знаток. Может и от работы с глиной кожа способна ороговеть до состояния панциря.
В любом случае, деловой разговор не задался. И вообще, у меня сложилось полное впечатление, что нелюдимое трио только и ждало, когда нам наскучит эта бестолковая беседа, и мы, наконец, уберёмся восвояси.
Такое откровенное отсутствие заинтересованности в состоятельных заказчиках показалось по меньшей мере странным.
Ещё больше загадочности впечатлениям от поездки добавил Симон. Пока мы с Кристи пытались наладить конструктивный диалог с мастерами, этот шустрик успел пробежаться по округе, засунуть нос в сарай и углядеть в нём целый склад готового глиняного ширпотреба.
- Этот, который тощий, меня тут же прогнал. Но я вернулся с другого краю и в щёлочку ещё разок проверил. Точно вам говорю, одних только тарелок – вот сколько коробов. –
мальчишка оттопырил шесть пальцев на руках. - Куда их столь? Наши-то, деревенские, что помалу заказывают, то им и привозят. А остальное кому?
- Ну тоже, видать, люди к ярмарке готовятся. Надо же им что-то продать, чтобы зимой не бедовать. – предположила Кристи.
В её ответе имелся резон. И всё равно, от встречи остался неприятный осадок и ощущение необъяснимого беспокойства.
Но вскоре думать об этом стало некогда.
* Ойкуме́на, экумена, эйкумена, культурная ойкумена — освоенная человечеством часть мира.
60
Вечером я поделилась с Андрэ своими наблюдениями и впечатлениями от поездки в мастерскую. По большому счёту, у меня не имелось каких-то прямых, железно обоснованных фактов для того, чтобы подозревать гончаров в… А действительно, в чём? Предъявить в претензию пока можно было лишь откровенное негостеприимство и предположительное несоответствие их физического состояния… как это… допустимому профессиональному износу, вот.
И всё же Андрэ заметно озаботил мой рассказ. Он так ничего толком и не пояснил, что думает по этому поводу. Внимательно выслушал, нахмурился, как осеннее небо, и запретил мне туда ездить. Но на заметку информацию взял, точно говорю. А у меня осталось некое свербящее чувство непонятности. Терпеть не могу, когда вопросы зависают открытыми.
Особенно вот такие, насквозь туманные, основанные лишь на интуитивных предчувствиях.
- Ну я же не зря тебе об этом рассказала? – пытаясь избавиться от навязчивого ощущения недоговорённости, спросила я.
- Конечно, нет. Но прошу тебя больше не проявлять открытого интереса к этому делу, пока я не найду возможности прояснить ситуацию.
Стойкое впечатление, что муж мой темнит и знает больше, чем рассказывает, ещё сильнее окрепло. Однако, пытать его дальше не стала. Если он чего не озвучил, то не из-за недоверия.
Скорее, из неуверенности в справедливости своих догадок. Ну и ладно. Вот помру от любопытства – будет знать.
Впрочем, наутро помирать по такому глупому поводу я решительно передумала. Мы ехали на ярмарку, и новые, более чем реальные заботы вытеснили все остальные эфемерные переживания.
Большая деревенская толкучка, посвящённая окончанию урожайного сезона – это что-то.
Глаза просто разбегались от изобилия товаров, что навезли сюда передовики всевозможных сельскохозяйственных производств. Сама торговая площадь была явно рассчитана на подобные традиционные сборища и занимала едва ли не треть деревни. Это был тот день, когда жители даже из самых удалённых поселений стекались в одну точку, чтобы распродаться наработанным за лето и закупиться всем необходимым к зиме.
Поглазеть, пощупать и попробовать на зуб хотелось всё на свете, даже то, что у нас и в своей деревне водилось. Покупательский ажиотаж в самом его заразительном виде дурманил и кружил народный разум. Я, уж на что прагматичная, и то без конца стукала себя по рукам, чтобы не нахватать лишнего. И всё равно кое-чего незапланированного приобрела. А что, всё нужно, всё в дом: и вот эти сменные занавески, и простая, но симпатичная юбка – во дворе хозяйничать, а полотенец так вовсе много не бывает.
Раскалённые органы чувств шли вразнос от калейдоскопа красок, запахов и звуков. Вокруг шумела атмосфера праздника. Это было не просто торговое действо, но и грандиозное гулянье, празднование завершения тяжёлого трудового сезона – с песнями, с танцами, весёлыми шутками и хмельным задором.
