Дженнифер Л. Арментроут - Отсчет

Мы оба молчали, и не потому, что сказать было нечего, совсем наоборот. А с другой стороны, и обсуждать особо было нечего. Да, мы выбрались из Зоны 51 и в эту самую секунду находились в безопасности, но наше будущее оставалось неизвестным. «Дедал» разыскивал нас, и мы не могли остаться здесь навсегда — так близко от места своего побега и в такой густонаселенной зоне, где слишком много любопытных глаз и непременно начнутся вопросы. У Люка была сыворотка «ЛГ-11», но мы не имели понятия, на что она на самом деле способна или почему Люк мечтал получить такой нестабильный препарат. И в том комплексе оставались еще гибриды, и Лаксены, и эти дети… эти странные дети.

Кто знает, что может произойти дальше, и это неведение пугало меня невероятно. «Завтра» ничто не гарантировало. Так же, как и следующей пары часов тоже могло не быть. От осознания этого у меня перехватило дыхание, и я застыла. Каждая следующая минута таила неизвестность и могла для нас даже не наступить.

Руки Дэймона крепче сжались вокруг меня.

— О чем думаешь, Котенок?

Я собиралась соврать, но в этот момент я не хотела быть сильной, не хотела притворяться, что у нас все под контролем, потому что это было не так.

— Мне страшно.

Он притянул меня к груди и прижался щекой к моей щеке. Его щетина защекотала кожу на лице, и, несмотря ни на что, я усмехнулась.

— Только сумасшедшие ничего не боятся.

Я закрыла глаза и потерлась своей щекой о его. Похоже, завтра я буду в царапинах, но это того стоит.

— Тебе тоже страшно?

Дэймон едва слышно засмеялся.

— Мне? Ты это серьезно? Нет.

— Ну конечно. Ты на всех наводишь страх, не так ли?

Он поцеловал чувствительный участок за моим ухом, заставив мое тело содрогнуться.

— Ты учишься. Я тобой горжусь.

Я рассмеялась.

Дэймон притих, это происходило с ним всякий раз, когда я смеялась, а потом сжал меня так, что я запищала.

— Извини, — пробормотал он и потерся носом о мою шею, ослабив объятие. — Я солгал.

— О чем? О том, что гордишься мной? — поддразнила я.

— Нет. Я всегда восхищаюсь тобой.

Когда я открыла глаза, мое сердце исполнило сумасшедший танец.

Он неровно выдохнул и заговорил снова:

— Все время, что ты находилась у них и я не знал, где ты, мне было так страшно. Я до безумия боялся, что никогда больше не увижу тебя или не удержу. А когда я увидел тебя? Я испугался, что никогда снова не услышу твой смех и не увижу твою красивую улыбку. Так что да, я соврал. Я был в ужасе. Я все еще продолжаю лгать.

— Дэймон…

— Я до смерти боюсь, что никогда не смогу вернуть тебе то, что забрал. Что я никогда не смогу вернуть тебе твою жизнь и…

— Перестань, — прошептала я, сморгнув слезы.

— Я забрал у тебя все: твою маму, твои увлечения, твою жизнь. Столько всего, что теперь ты рада даже тому, что еда, которую ты ешь, лежит на тарелке, а не на пластиковом подносе. И твоя спина… — Его челюсти сжались, он слегка покачал головой. — И я понятия не имею, как собираюсь все это исправлять, но исправлю. Я обеспечу тебе безопасность. Я обеспечу нам будущее, о котором мы так мечтаем и которого мы так ждем. — Произнеся эти слова, он перевел дыхание, и я вместе с ним. — Я обещаю.

— Дэймон, это не…

— Прости. — Голос у него дрогнул. — Это, все это — моя вина. Если бы я…

— Не говори так.

Я развернулась на его коленях, платье немного задралось, когда я взяла его лицо в свои руки и пристально посмотрела в его блестящие глаза.

— Это не твоя вина, Дэймон. Ничто из этого.

— Правда? — низким голосом спросил он. — То, что ты изменилась, было моей ошибкой.

— Либо это случилось бы так, либо я умерла. Так что ты спас мою жизнь. Ты не разрушал ее.

Он тряхнул головой, и его короткие темные волосы немного растрепались.

— Я должен был держать тебя в стороне с самого начала. Я должен был сохранить тебя в безопасности, чтобы в первую очередь ты не пострадала.

От этих слов мое сердце заныло.

— Послушай меня, Дэймон. Это не твоя вина. Я ничего не стала бы менять. Ясно? Да, многие события были просто ужасными, но если бы пришлось пройти через это снова, то я бы сделала это. Есть вещи, которые я хотела бы изменить, но не то, что касается нас — нет. Я люблю тебя. Это никогда не изменится.

Его губы раскрылись от резкого вздоха.

— Скажи это снова.

Я погладила его нижнюю губу подушечкой пальца.

— Я люблю тебя.

Он прикусил мой палец.

— И все остальные слова тоже.

Наклонившись, я поцеловала его в кончик носа.

— Я люблю тебя. Это никогда не изменится.

Его руки крепко обхватили меня, а глаза нашли мои.

— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Котенок.

— Я уже счастлива, — проговорила я, коснувшись кончиками пальцев его щеки. — Ты делаешь меня счастливой.

Он опустил голову и поцеловал каждый мой пальчик. Его мышцы напряглись, а потом он приблизил свое лицо к моему уху и прошептал:

— Я хочу сделать тебя по-настоящему счастливой.

Мое сердце затрепетало.

— По-настоящему счастливой?

Он опустил руки на мои бедра, его длинные пальцы скользнули под ткань.

— Чрезвычайно, безумно счастливой.

Я затаила дыхание.

— Ну вот, опять множество наречий.

Его руки медленно двинулись вверх, затопив мое тело жаром.

— Ты же любишь, когда я начинаю с наречий.

— Возможно.

Его губы оставили горячие следы на моей шее.

— Позволь мне сделать тебя чрезвычайно, безумно счастливой, Кэт.

— Сейчас? — Мой голос сорвался от смущения.

— Сейчас, — прорычал он.

Я подумала о тех, кто находится в доме, но потом его губы накрыли мои, — казалось, прошла вечность с тех пор, как он целовал меня. Его рука запуталась в моих волосах, поцелуй сделался глубже, и наше дыхание смешалось. Он опустил руки на мою талию, а через секунду он уже стоял, и мои ноги обхватили его бедра.

— Я люблю тебя, Котенок. — Еще один глубокий, опаляющий поцелуй зажег внутри меня огонь. — И я сейчас собираюсь показать, как сильно тебя люблю я.

Дэймон

Мои руки напряглись, пока я ждал ее ответа. И не потому, что не был уверен в том, что она не откажет мне. Дело было в другом. Я хотел убедиться, что после всего этого она готова. В последний раз, очевидно, помешали не только фары. Конечно, даже просто держать ее в объятиях всю ночь было бы не менее восхитительно.

Но потом мне понадобился бы холодный и очень продолжительный душ.

Потому что чувствовать ее на своих коленях, прижатой своей самой мягкой частью к моей самой твердой, было проверкой моего самоконтроля и возбуждало меня невероятно.