— Вас, только вас!
— Не верю! Негодяй! Псих! Ненормальный! — вырывалась из крепких объятий, но
Луи подтянул меня к себе и вот я уже на постели, под ним, и понимаю, что все мои попытки бесполезны. Выкрикнула от боли и отчаяния, — Я все видела! Вы целовались с ней!
— А теперь я поцелую вас, — произнес он вдруг осипшим голосом, подминая меня под себя.
— Нет! Я не хочу! Пусти! Ненавижу! Не буду…, —завертелась, отчаянно пытаясь сбросить Луи на пол, но он заглушил мой крик настойчивым поцелуем, а потом еще и еще. Голова закружилась от его ласк и, если кого другого я могла бы оттолкнуть, двинуть ногой в пах, вцепиться зубами в губы, треснуть вазой, то только не его.
Граф был со мной нежен и груб одновременно, будто доказывал свое право на меня, на то, что я принадлежу только ему. Разорвал платье, на все мои возмущения — никакой реакции — лишь грубая сила вперемешку с нежными поцелуями. Наше слияние находилось на грани страсти, ненависти и любви — жгучий коктейль желания и сопротивления. Как огонь и вода, соприкасаясь, мы словно испарялись, услаждая наши тела, и вновь обретали союз, готовый вот-вот разрушиться.
Где-то прочитала, что все конфликты легко решаются через постель, сейчас пришлось испытать на себе этот метод.
Остановившись от безумного танца страсти, спустя время, обретая способность чувствовать и говорить, услышала его голос. Луи шептал мое имя, ласково дотрагивался до меня рукой.
— Катрин, неужели ты могла подумать, что я променяю настоящее чувство на прожженное ложью и притворством? Что я смогу предать нашу любовь? Катрин…
Я открыла глаза, прислонилась мокрой от слез щекой к его руке, граф лежал рядом, откинувшись на подушки, его грудь вздымалась от настоящего живого дыхания. Какое счастье, что он все-таки не умер! Но моя обида еще сидела внутри, а униженное самолюбие мешало радоваться жизни.
— Но, что я могла подумать, когда увидела своими глазами… как…
— Тсс! Молчи, послушай…, —Луи перевернулся со спины, склонился надо мной и, его черные вихры заслонили любимый взгляд, — она целовала мои сомкнутые губы, я не ответил… Веришь?
Я провела рукой по его волосам, откинула их и окунулась в омут его глаз, он говорил правду. С одной стороны — страхи и сомнения тут же отступили, и я поняла, какой дурой являлась, чуть не испортила нам жизнь своей ревностью.
Только была и другая сторона в этой непростой истории.
— Но, если это так, Луи, то вы подписали нам смертный приговор. Королеве не отказывают. Никогда.
— Ты моя королева, только ты! — с юношеским пылом воскликнул Бюсси. — К черту весь мир, если в нем не будет тебя!
Наши губы вновь слились в поцелуе. Я так хотела раствориться в любимом без остатка, стать с ним одним целым. Навсегда! Чтобы нас невозможно было ни поссорить, ни разлучить. Чтобы зависть и зло обходили стороной и даже не смели смотреть нам в след.
Лувр содрогался от тысячного или двухтысячного скандала произошедшего в течение двух неполных недель между четой де Бюсси. Придворные с любопытством прислушивались к вновь разгоревшейся ссоре будоражащей своими откровениями общество. Чего знатные сеньоры только не услышали из уст очаровательной графини и блистательного графа за столь непродолжительное время. Единственный вопрос, который волновал всех, и на него пока не имелось ответа: "Почему бы этим двоим не развестись, чтобы не мучить друг друга более?"
Даже королева-мать, строгая и подчас безжалостная не только к слугам, но и к собственным детям, не только терпела скандалы известной пары, но и приказала докладывать ей о причинах оных. Какое-никакое, а развлечение, притом, что их и правда, было не так уж и много, как в стенах, так и за пределами дворца.
— Вы слышали? Вы слышали? Бюсси застал в постели своей жены какого-то сеньора! — вскрикивала госпожа де Латур-Тюренн, вбегая в покои королевы Маргариты.
— Интересно кто это мог быть? — пожимала та плечами в ответ на новость, услышанную из уст своей фаворитки, радуясь в душе тому, что между супругами снова назревала ссора. Бюсси не вернулся к ней, но королева была терпелива в своем ожидании.
— С кем это графиня изменила красавчику де Амбуазу? — спрашивал как бы самого себя Генрих де Валуа, проигрывая очередную партию в шахматы своему дружку Шико.
— А я и сам был бы не прочь оказаться в объятьях дивной прелестницы! — восклицал скучающий в сторонке д'Эпернон, — Только красотка со мной слишком холодна. Знать бы, кто тот счастливец, который ходит к ней по ночам?
— Не завидуй, друг мой! Уверяю тебя, кто бы это ни был, он, верно, не жилец. Бюсси вряд ли спустит с рук обидчику. А будет жаль, мне стали нравится эти каждодневные семейные ссоры. Презабавное представление, не правда ли, Шико? Ты стал настолько скучен, друг мой, что мне приходится искать развлечения самому.
Шут же хмурился и молчал, не встревая в подобные разговоры. Либо отвечал:
— Да, наверное. Все может быть, — чем наводил еще большую тоску на короля.
На одной неделе обсуждалась измена графини, на другой же — похождения Бюсси и пощечина (её графу с такой "любовью" нанесла прилюдно супруга), звон от которой слышался даже за стенами Лувра. Во всяком случае, о поведении графини и графа велись разговоры не только между придворными дамами и кавалерами, но и среди обычных граждан.
И вот разгорелось пламя очередной битвы на шаткой палубе корабля семьи де Бюсси.
— Да, как вы смеете, сударь, обвинять меня в измене?! — слышался возмущенный голос графини.
— Смею! Еще как смею, сударыня! Кто был в вашей спальне сегодня утром? — гневался граф, нервно сжимая круги своих шагов возле супруги.
— Никого!
— Не верю! Почему вы не открыли дверь на мой стук?
— Я спала, — невинно моргая, ответила графиня.
— Спала? Обманщица! Интересно знать, с кем вы спали?
— Одна.
— И именно поэтому у вас с балкона свисала лестница? — граф был взбешен спокойным тоном супруги, — Имя! Назовите имя вашего любовника! Ну же?!
— Не понимаю, сударь, о чем вы?
— Ах, не понимаете?! Я видел, как… как он спускался! — взревел Бюсси.
— Неужели? И кто же это был? Случайно, это не одна из ваших любовниц? — выкрикнула в ответ графиня.
— Что?!
— А то! Вы знаете, что некоторые барышни любят переодеваться в мужской костюм, — обернулась графиня и обвела гневным взором присутствующих придворных дам, — Как раз вчера в половине второго ночи вы, мой дорогой супруг, не открыли мне дверь вашей комнаты. Почему?
— Видимо, я крепко спал.
— С кем?
Такая перебранка, где обвиненная в измене супруга перевела всю вину на мужа, не просто развлекала двор, а приводила его в неописуемый восторг.
