она медленно сгорает.
– И ты молчал? – опускаюсь тоже на колени, рассматриваю его. Под смуглой кожей бледность, выгорающие, помутневшие глаза.
– Это не должно повлиять на твой выбор. Я могу существовать и в этом мире рядом с тобой.
– И пожертвуешь своим драконом естеством?
– Да, – отвечает без запинки. Он все решил.
– Дурашка ты, Дарки, какой же ты дурашка, – глажу его рукой по щеке.
– Я хотел, чтобы ты трезвым разумом приняла решение, не затуманенным страстью.
– Ага, и поэтому решил превратить нас в монахов. Или твой огурец того?
– Что? – смотрит, насупив брови.
– Ну… это, подвял слегонца. Я ж не знаю, как этот мир на него влияет.
– Чтооо? – подскакивает с коленей как ошпаренный, и теперь я наконец-то вижу огонь в его глазах.
***
– Ты хоть понимаешь, как трудно сдерживаться рядом с тобой? – рычу ей в губы. Прижимаю к себе, да так чтобы прочувствовала силу моего желания.
Я хотел, чтобы между нами не стояло обид. Чтобы ее выбор был осознанным. Каких усилий мне стоило отдалиться. Смотреть на нее и не прикасаться, когда огонь в крови пожирает меня, требуя немедленно ее взять. А в итоге получил обвинения.
– Нет, не понимаю, – нагло смотрит на меня. – Ты ведь заморозил меня совсем.
Она мастерски играет на моих нервах. Отыгрывает наглую, бесстыжую мелодию. Ну, ничего, сейчас я сдерживаюсь, а вот родит, ох, доберусь до нее. С ложа не выпущу, буду брать снова и снова, за каждую минуту моего воздержания ответит!
Впиваюсь в ее губы поцелуем. Нет, не целую. Пожираю ее мягкие губы, голод ведет меня.
– Это пытка, быть без тебя, – смотрю в ее глаза, и насмотреться не могу. Она затягивает, лишает воли. Я давно порабощен, зависим и не жажду спасения.
– Сам виноват. Меня измучил, и огурец чуть не угробил, – тянется ко мне, сама языком в мой рот проскальзывает, жгучую лаву по венам пускает.
Больше не сдержаться. Я должен взять ее. Обладать немедленно. Войти, чтобы сжала лоном. Чтобы не смела больше меня в немощности упрекать.
– Злата, нарываешься, с огнем играешь, – разрываю на ней одежду. Срываю платье, что скрывает всю красоту.
– Так покажи мне огонь, Дарки, – нагло грудь выставляет, губы облизывает. С ума сводит. Дыхание прерывистое, сбившееся, в глазах читаю страсть. Ее желание для меня слаще любого дурмана. – Сумел заморозить, сумей и согреть, – припухлые от поцелуев губы облизывает, и сосками об мою футболку трется.
Разрываю на себе одежду. Скидываю неудобное тряпье. Как в этом мире только в таком ходят. Но я и не такое готов терпеть, только бы ее глаза продолжали сиять. Даже гибель своего дракона переживу. Если потребуется, и этот мир для нее покорю. Любой выбор приму. Только пусть позволит рядом быть.
– Сама напросилась, – сметаю все со стола и укладываю ее, ноги развожу и прямо вглубь ее лона языком проникаю.
Ее судорожно-удивленный крик – мне награда. Она там сладкая, нежная, бархатная, по складочкам прохожусь, к сердцевине ее наслаждения подбираюсь. Злата ноги шире разводит, спину выгибает, так что соски сжались, твердые, возбужденные, манят своим совершенством. Руками их перекатываю, а сам клитор ее в рот беру, и мой язык с ним свою беседу проводит. Шепчет о том, как долго, как страстно я ее желал.
- Ох, Дарки, давно бы так! – стонет. – Какой же ты все-таки гад! О… Нет... я не вынесу… Ааа… как же хорошо, - руки ее у меня в волосах. Крепче к себе мою голову прижимает.
А я усиливаю натиск, пальцами в нее вхожу, стенки лона меня обхватывают, жар ее впитываю, и от наслаждения едва разум не теряю. Невероятная моя, истинная, долгожданная. Сердце грудную клетку разрывает. Хочу обладать, вечно из рук не выпускать.
Засасываю ее клитор, обвиваю своим языком, и она взрывается у меня в руках, стонет, кричит, выгибается, ее так трясет, что удовольствие по моим венам течет, еще сильнее распаляет, в каждой мышце отдается. Жадно нектар ее наслаждения слизываю. Больше не могу терпеть, я должен в нее войти сейчас, немедленно.
Вхожу резко, и искры из глаз до судорог, до головокружения, до потери ориентиров. Есть только она, и я в ней. И неважно, в каком из миров. Я буду ее брать, меня уже не остановить. Обхватывает меня с жадностью и силой, влажная, узкая, моя.
– Ну, как тебе вялый огурец? – облизываю ее губы, смотрю затуманившимся взором. Она раскраснелась, закусывает губы, глаза закатываются.
– Я еще не распробовала Дарки, – и нагло так ухмыляется.
– Вызов принят, – ухмыляюсь в ответ.
Выскальзываю и вновь на всю длину проникаю, до упора, ощущаю, как лоно расширяется, принимая меня. Злата мои губы ищет, к себе притягивает, ногтями в спину впивается. Соски ее кожу царапают, зверею, дракон мой оживает. Хочет истинную, покрыть ее собой, впитать ее жар. Исцеляюсь, воскресаю, в ней живительная влага, в ней сила, в ней моя жизнь.
Пью ее горячее дыхание, вбираю в себя стоны, и все насытиться не могу. Изголодался. Ускоряю движения, врезаюсь в податливую влажную плоть, едва контроль держу, чтобы совсем с цепи не сорваться. Я беречь ее должен. В ней дитя наше. А страсть огненной лавой в разум проникает, чувства все обнажает. Моя любовь к ней горит ярким пламенем, полыхает внутри, и через орган мой к ней перетекает. Пусть знает, как люблю, как жажду единственную мою Злату ненаглядную.
Она двигается мне навстречу, капельки пота блестят на коже, я их языком собираю, втягиваю сосок в рот и содрогаюсь вместе с ней от сумасшедших конвульсий наслаждения. Поднимаю ее за ягодицы, ускоряю ритм, сильнее, чтобы каждая вена в ней отпечатались, чтобы познала своего дракона. И больше не было дурацких помыслов.
– Моя, – рычу ей в губы, вглядываюсь в пьяное от страсти лицо. – Ты только моя, Злата.
– Твоя, Дарки, – и еще сильнее ноги раздвигает, так, чтобы до души проник, до сердца. Сжег все мосты, все преграды. – Люблю тебя, гада такого, – стонет, содрогаясь от оргазма. Сжимает меня так, что сил терпеть больше нет, семя струится в нее, а в воздухе витает ее дивное «Люблю».
Все миры взорвались. Я навечно пленен. Мое драконье сердце трепещет в руках неугомонной Златы.
Эпилог. Злата
– Вот что за ересь ты
