девушка она красивая.
— Что ты «включаешь»?
— У меня нет магнита, как у полузверей, но есть другое полезное для службы умение. Давление, при котором даже ни в чем не виноватые, начинают испытывать неуютный страх. От чувства, что меня не пробить на сочувствие, жалость, — я мертв и бесчеловечен.
Вот, кем бы стал Ян, если бы позволил обидам жизни себя отравить…
— Ты просто не сумел ее обмануть. Крепкое вранье, но все равно — вранье. Элен в тебя влюбилась.
— Это меня ни к чему не обязывает. Сегодня влюбилась, завтра забыла, и вся история.
— Поживем — увидим.
— Какая мудрость. Мозги все-таки вправил, да, Пигалица?
— Да. Но методы воспитания мне все равно не нравятся. Не вздумай Яну шлепать даже ради ценных уроков. К тому же, ты не единственный «дядя», Вилли тоже претендует, лучше посоперничай с ним в нежности к племяшке, чем в суровости.
И улыбнулась. У Нольда уши шевелились, а у Яна выступала другая реакция на чувства — увидела, как на бледный хрящик лег розовый налет.
— Я… пошутил тогда. Вы можете назвать дочь как хотите…
— Поздно. — И положила руку на живот, погладив саму себя. — Это уже ее имя, и ты ничего не решаешь. Даже я и Нольд не решаем. Там — Яна, и родится — Яна.
После этих слов северянин «вернулся». Все, что на него обрушилось сегодня и придавило, я не смогла убрать, но на другую чашу весов разговором положила хорошее. У него есть семья, самая близкая и верная, — мы. И каждый из нас любит его с разной степенью отцовского чувства, братского, дружеского и по-женски сердечного. Элен не мимолетно им увлеклась.
Когда я зашла в тихую студию Фортена, застряла прямо посреди пустого пространства, будто забыла в миг — куда мне нужно и зачем? Что хотела только что? Мысль о семейности настолько поглотила, что не отпустила, а усилилась и заставила поймать миг тишины и уединения.
Родители… мы все, до одного, подранки в этой части жизни. Троица — неизвестно, но подозревала, что сейчас в силу возраста его отца и матери нет в живых. Никаких родных тоже, жена умерла, он — без корней. Варита и Элен сироты. Вилли, Ян и Нольд — отверженные. Я и Фортен — наполовину брошены, наполовину разлучены с родителем. Я — смертью, он — изгнанием. Ни одной благополучной истории, одни раны.
Больше так ни с кем не будет — никогда. Прошлое горько, но будущее обязательно будет счастливым! И в мирное время не потеряем друг друга, даже разбившись на отдельные островки личного счастья и закопавшись не в опасном, а бытовом и хлопотном.
Я дошла до подиума, села на то же место, что и Нольд накануне, и закрыла глаза.
Утро было сегодня. Нападение, смерть, спасение, бегство — все сегодня. А по чувствам отодвинулось так, словно давно и даже будто не со мной. И не с Вилли, от которого уже завтра будет пахнуть железом из-за убийств. Чистота пробыла с ним не долго, но Фортен не отвернется. Не знаю, каково будет постоянно дышать запахом свежей крови, но он Вилли не оставит.
Как у Яна ужасное уравновесилось хорошим, так и у меня, кажется, покушение сектантов и друг на грани гибели померкли из-за Париса. Между «люблю» и «ненавижу» эгоистичного Великого Морса, я поняла, что хочу его любить — и буду это делать без дочерних претензий и обид, а просто так. Он — папа. И со Златой я ошиблась, думая, что девочка с запудренными мозгами поменяла настоящего отца-Троицу на фальшивого. Не поменяла. Как и я не отрекусь от своего погибшего отца. Просто теперь у нас с златовлаской есть общий исконный «Пра», не менее настоящий.
Пора было встряхнуться, привести себя в порядок и сменить одежду. Я дошла до коридорчика и сначала прислушалась к другим трем дверям дальше — или Варита, или еще кто из нуждающихся мог быть здесь, но не услышала ничего, кроме тишины. Зашла к себе, скинула все, и сразу залезла в ванную. Отмылась до скрипа, отогнала переживания, и стала думать — что делать дальше? В этих четырех стенах сидеть — я взвою не хуже полузверя! Выпросить у Фортена работу? Даже если нужно будет перегладить все его костюмы для съемок, готова взяться, лишь бы убить время до новых подвижек. И не к худшему, а к лучшему.
Ночевать мне сегодня без Нольда… Не увидеть его, не поговорить, даже не хотела сообщения нейтрального посылать, чтобы не отвлечь. Еще собью стойкость. Несколько часов врозь — а уже скучаю. Обстоятельства так легли — день как за десять, стресс, накал, битва… да и вообще — слишком все остро!
Когда к вечеру, проснувшись, поднялась наверх, удивила Вариту — она думала, что мы до сих пор в разъездах, как я вернулась никто не видел. А Фортен, появившись на голоса из жилой половины, спросил сразу:
— Что с лицом? Что-то случилось?
— Вилли жив. Это главное…
И рассказала. Фортен слушал стойко, а девушка вся распереживалась, расплакалась и прокляла себя за просьбу с семейными фотографиями. Ее вина.
— Это не так, Варита. Сектантские твари — зло, и не на этом шагу, так на другом, могли подкараулить.
Утешала, как могла, и ее и себя заодно. Если бы не Морс, Вилли бы забрала смерть, а я, бездарная некромантка при всем отчаянье не справилась со спасительным поцелуем. Почему? У Златы даже чужих и незнакомых удавалось перенести в запределье материального мира. Эмоции помешали? Те самые проклятые чувства, когда нужен был холодный разум?
— Он воплотится завтра?
— Да.
— Тогда остается одно — ждать. Все хорошо, что хорошо кончается, Ева.
— Дай мне какое-нибудь дело, пожалуйста. Я должна себя хоть чем-то занять, чтобы убить время и забыться.
— Что-нибудь придумаю.
Ждать взаперти оказалось мучительно. Мне не помогали отвлечься от мыслей ни мелкие дела, которые Фортен нашел для меня в студии, ни разминка, ни разговор с Варитой, которая вспоминала детство и расспрашивала о моем прошлом. Оставшись одна в комнате, я даже пыталась впасть в медитативно пустое состояние, какое наверняка практиковала Хельга Один. В ее квартире мне пришлось выжидать часами, сидя на ровном месте. Не получалось. Я все время ловила себя на том, что смотрю на телефон и жду хоть какого-то сообщения. Весточки. Призыва к действию — сорваться и
